— Прячешься от посторонних глаз? — раздался голос за спиной. У Эллин волоски на теле встали дыбом. Ей показалось на миг, что она оказалась в далеком прошлом. Когда еще верила и была влюблена. Глупая.

«Не оборачивайся, — говорила она себе мысленно, — только не оборачивайся, это просто иллюзия, обман».

— Ты не хочешь со мной поздороваться? — повторил он и мягко коснулся ее волос.

Эллин судорожно выдохнула и медленно повернулась. Владыка в образе Ардела стоял перед ней. Он был одет так же, как и в первый день их знакомства. Синие глаза смотрели с озабоченностью и интересом. Но в этот раз в его светлых волосах были темные пряди, а в синеве глаз — огненные крапинки.

И все же на миг ей захотелось позабыть, что это владыка. И, как раньше, сесть с ним на скамейку и разговаривать обо всем на свете, чувствуя легкость и единение.

Но он владыка, безумный и жестокий человек.

И она безумна, раз тянется к нему.

«Но, может, — подумала она, — подыграть ему. В последний раз».

— Здравствуй, — вымолвила, наконец, Эллин. Мелкая дрожь охватила руки, и она спрятала их за спину. — Что ты здесь делаешь?

Ардел слегка улыбнулся, глядя на Эллин ласково и внимательно. От его взгляда перехватило дыхание. Никто до него не смотрел на нее так. Она словно купалась в его страсти, интересе и желании, скрытых в черных зрачках.

— Привожу сад в порядок, — ответил он, — я же уже говорил тебе: я просто садовник, а ты просто птаха.

Его слова полоснули, словно бритва. Эллин обняла себя за плечи.

— Почему ты не готовишься к празднику? — выдавила она из себя. Ей хотелось скрыться от него, но она стояла как вкопанная, желая одновременно, чтобы он ушел и остался подольше.

Она так скучала по их разговорам.

— Это просто свадебный союз, — сказал он, — не самый лучший повод для праздника. А почему ты не с остальными птахами? Почему не радуешься с ними?

— Потому что это просто свадебный союз, — парировала Эллин, — владыка женится, и теперь у него появится новая игрушка.

Ардел взял ее локон и задумчиво накрутил на палец.

— Знаешь, — медленно произнес он, — тогда, в саду, когда я впервые увидел тебя, закутанную в простыню и босую, я на мгновение хотел тебя отпустить. Позволить тебе сбежать. Если бы ты дошла до стены и перелезла через нее, то оказалась бы на свободе. Я бы сделал так. Но ты вернулась, — он улыбнулся жесткой улыбкой, той самой, от которой стыла кровь, — ты вернулась ко мне. И сама добровольно пошла в комнату для соловьев. Ты сама согласилась на эту игру.

У Эллин все внутри похолодело. Настолько, что она даже не чувствовала привычной злости. Лишь всепоглощающую боль и печаль. Он играл ею, всегда играл. И сейчас играет.

— Почему? — прошептала Эллин, сдерживая слезы, — почему именно я? Или ты со всеми так играешь? Притворяешься садовником, внушаешь доверие?

Он тихо рассмеялся. В его образе все больше появлялись черты Таэрлина. Волосы посерели, а глаза потемнели.

— Это слишком скучно, — жестко ответил он, — для каждой своя игра. Каждая птаха получает то, чего хочет. А потом теряет это. Ты получила садовника, Шайла — идиота-музыканта. Но все кончится, пташка. Все. И останется лишь горечь и ненависть. Так было и так будет всегда.

Эллин уставилась на него сухими глазами. В висках пульсировала кровь. Ее чувства к нему метались от влюбленности до ненависти так стремительно, что она чувствовала жар. Сейчас в ней плескалась холодная ярость.

Да, ей больно. Но сейчас она была благодарна за эту боль — она напомнила ей о цели и старой мечте. И придала сил.

Ей не было так больно, когда он обжигал ее запястья и хлестал по бедрам. Сейчас намного больнее. Хуже физического насилия только моральное. И этим искусством он владел в совершенстве.

— Нет. Всегда так будет только у тебя, — сухо сказала Эллин, — горечь и ненависть — лишь твой удел, и ты заслужил его сполна.

Владыка изменился в лице. Прищурился, а губы искривились в усмешке. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но вдруг рассмеялся и растворился в воздухе. А Эллин так и осталась стоять, держа себя за горло и сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

За что ей все это? За что?

Она долго просидела там, за ветвистым деревом. Повсюду звучала музыка и слышался женский смех. Праздник начался, и гости владыки и его невесты заполонили осенний сад. Таэрлин не изменил пейзаж — повсюду летали желтые листья, а в воздухе парили воздушные фонарики и мерцали гирлянды. Слуги разносили напитки и угощения, акробаты и ласточки делали сальто и танцевали.

Эллин сидела почти неподвижно. Она бы и хотела смеяться, как остальные, потягивать цветочное вино, да не могла. Сердце сжал тугой кулак.

«Надо думать о будущем, — повторяла мысленно она, — о том, что ждет впереди».

Стемнело — владыка создал искусственные сумерки. И немудрено, подумалось Эллин, он питает слабость к темноте и ночи, всегда питал.

Пришла пора сменить костюм и готовиться к выступлению. Свадебный обряд будет после заката. Таэрлин и его невеста обменяются словами и талисманами. Он поцелует ее и провозгласит своей… Эллин сжала кулаки и побежала в свою комнату.

Поскорее бы этот ужасный вечер закончился. Поскорее бы убраться отсюда навсегда!

Забежав в свою спальню, Эллин остолбенела. Мебель была перевернута, ковры, книги и вся одежда порезаны в клочья. А на полу, скрестив ноги, сидела Мелисса. Накрашенные красным губы на бледном лице казались ярким, жутким пятном. Она и впрямь выглядела жутко: взлохмаченная, босая, с горящими глазами.

— Ты должна была исчезнуть, — прошипела она, глядя на Эллин исподлобья, — здесь тебе не место! Не место!

Мелисса подскочила и заметалась по комнате. В ее дрожащей руке был зажат кинжал. Эллин медленно попятилась.

— Ты украла его! — взвизгнула она и бросила на пол бокал со стола, — украла у меня! С того ужасного вечера он ни разу не брал меня! Я знаю, что он был с тобой!

Она упала на колени и взвыла, задрав голову. Кинжал все еще был зажат в ее руке. Эллин сделала еще пару шагов назад. Ей нужно было выбираться, пока безумная Мелисса не набросилась на нее.

Мелисса, словно услышав ее мысли, поднялась на ноги и подскочила к Эллин. Она вытянула руку и покрутила кинжалом перед ее лицом.

— Я подумала, — сказала она, жутко улыбнувшись, — что, если испорчу твое лицо, он перестанет брать тебя. И вспомнит, что любит меня, только меня, свою маленькую пташку Мелиссу.

Эллин передернуло, и в душе что-то щелкнуло. Гнев смешался с неизвестно откуда взявшейся ревностью. Она хотела сказать Мелиссе пару колкостей, но вовремя остановилась. Меньше всего ей хотелось пострадать от рук сумасшедшей.

Эллин сделала шаг назад. Мелисса завопила и бросилась на нее, повалив на пол. Несколько секунд они барахтались. Эллин пыталась выбраться, но Мелисса мертвой хваткой вцепилась в нее. Кинжал она поднесла к пульсирующей жилке на шее. В глазах блестело яростное безумие.

— Он мой! — брызгала слюной Мелисса, — я ошиблась, выбрав тебя для его забавы, но я исправлюсь. Я все исправлю.

Мелисса наклонилась ниже. Эллин почувствовала холод металла на своей коже.

— Прекрати это, — раздался сверху холодный голос. Услышав его, Мелисса задрожала и бросилась вперед.

— Мой владыка, — зашептала она, — о, мой владыка!

Эллин поднялась на ноги. Таэрлин стоял неподвижно, как скала, а Мелисса вилась вокруг него, лаская пальцами его шею и плечи. Но он словно не замечал этого и пристально смотрел на Эллин.

— Она поранила тебя? — сухо спросил он и жестом отстранил Мелиссу. Эллин было противно смотреть, как она ластится к нему. И все же сердце забилось чаще при виде Таэрлина.

Эллин ничего не ответила, продолжая смотреть на владыку. Смутное чувство узнавания коснулось ее души, и она боялась даже дышать, чтобы не спугнуть его.

Она знает его…Очень давно знает.

Но откуда?

Вопль Мелиссы прервал тишину. Она закричала и бросилась на Эллин, выставив перед собой кинжал. Все произошло слишком быстро. Секунда — и невидимая волна подняла Мелиссу в воздух, связав по рукам и ногам. Кинжал упал к ногам Таэрлина. Он небрежно поднял и посмотрел на него.