— Ты нарушила правила. Никто не может навредить тому, что принадлежит мне. Эта птаха моя. Ты меня разочаровала, — обманчиво спокойным голосом сказал он, глядя на Мелиссу, — и будешь наказана.

Он щелкнул двумя пальцами, и Мелисса растворилась в воздухе. В комнате повисла густая тишина. Эллин и Таэрлин молча смотрели друг на друга. Вспомнив вдруг, как он целовал ее, Эллин вспыхнула и отвела взгляд.

— Ты выбрала песню? — отрывисто произнес владыка.

Привычное раздражение разлилось по венам. Эллин подняла голову и посмотрела ему в глаза. Крохотные огоньки плясали в его зрачках. Обычный вопрос, но почему ей кажется, что он издевается над ней? Эллин скрестила руки.

— Владыка узнает об этом в свое время, — ответила она, — полагаю, ваши гости и невеста уже потеряли вас.

Эллин многозначительно посмотрела на дверь. Таэрлин усмехнулся и оказался прямо перед ней. Двумя пальцами он обхватил ее подбородок и заглянул в глаза. От пронзительного взгляда ее охватила дрожь.

— Вода и пламя, — задумчиво произнес он, обжигая своим дыханием, — ты горячая и прохладная одновременно.

Он медленно наклонился к ней, их губы почти соприкасались. Эллин глубоко вздохнула и с силой оттолкнула его от себя. Она не позволит ему больше с собой играть! Она не хочет больше испытывать эту горечь. Особенно сейчас, когда он вот-вот женится.

Таэрлин изменился в лице. Взгляд потемнел и стал жестким, губы презрительно скривились. Несколько мгновений он молча изучал девушку, словно раздумывая, что же с ней сделать. Резко щелкнул пальцами и исчез, оставив после себя терпкий запах.

Эллин рухнула на кровать. Силы оставили ее. Она зарылась лицом в растерзанную подушку и закричала. Будь проклят тот день, когда она увидела его. Будь прокляты эти чувства. Ведь она хотела, страстно хотела, чтобы он поцеловал ее. Чтобы он остался рядом.

И как же мучительно было его оттолкнуть. Но еще мучительнее чувствовать это. Владыка уже давно не пил ее душу. Но она сама сгорала, ныла.

Наверное, в этом и было ее главное мучение и наказание. Наверное, это и была его главная игра.

Говорили потом, что свадебный обряд владыки Западных земель был очень волнующим. Невеста, принцесса из далекой восточной страны, одетая в платье из звезд и цветов, поразила всех своей красотой. Какие слова они говорили друг другу и какими талисманами обменялись — осталось тайной. Такова традиция.

Как только владыка назвал невесту своей, сотни колоколов заиграли по всему городу. Начался пир. Праздновали все: от крестьян до королей. И даже пташки, вечные пленницы, радостно бегали по замку и болтали с гостями. Сегодня им было разрешено быть на балу и даже танцевать с другими. Небывалая милость!

Эллин была там же. Одетая все в то же синее платье, с заплетенными в косу волосами, она сильно отличалась от остальных. На бледных щеках не было румянца, на губах не блестел малиновый бальзам. Лишь глаза решительно сверкали.

Она держала в руках скрипку и выискивала глазами Нэлу и Рэмина. Ни одного из них она еще не видела. Рэмин должен отвести ее в зал, где сидит владыка с невестой, чтобы она сыграла для них. А по Нэле она просто соскучилась.

Нэлы нигде не было, и Эллин начинала волноваться. У кого бы она не спрашивала, никто не знал и не видел ее. Она ходила из зала в зал, из сада в сад — тщетно. Близилась полночь. Эллин вернулась в большой зал, где уже вовсю танцевали пары. Рэмин уже бежал ей навстречу.

— Я тебя повсюду ищу, — прошипел он, — мы же договаривались, что ты будешь ждать меня здесь. Идем, ласточки уже станцевали. Владыка ждет тебя.

Эллин охватила мелкая дрожь. Она не хочет идти туда. Она не хочет видеть его! И его невесту…

Они прошли несколько больших залов, коридоров и оказались перед огромными дверями из цветного стекла. Оттуда доносилась приглушенная музыка. Сердце Эллин гулко билось, а ладони взмокли.

Рэмин распахнул дверь и пропустил Эллин вперед. Они оказались в большом зале, который освещали тысячи свечей и ламп. У стен — стол с яствами, повсюду сновали акробаты, слуги, танцовщицы, богатые гости. В углу играл ансамбль. Не соловьи — мужчины.

Наконец, Эллин решилась посмотреть вперед. Там, прямо напротив нее, на красно-черном троне сидел Таэрлин в черном костюме с красной оторочкой. А рядом с ним, гордо подняв подбородок, восседала золотоволосая красавица с тонкой тиарой на голове. От ее красоты захватывало дух. Слева, с хитрой улыбкой, сидела Изора и разговаривала с каким-то мужчиной.

Эллин неуверенно шагнула вперед. Ей нужно просто сыграть. Хорошо сыграть, и она сможет уйти отсюда. Подальше от этого замка.

Словно услышав ее мысли, Таэрлин повернулся и посмотрел прямо ей в глаза. Он сделал жест рукой, и стало тихо, очень тихо.

Рэмин шепнул, чтобы она вышла вперед. Эллин медленно пошла, не отрывая взгляда от Таэрлина.

— Это одна из моих пташек, — небрежно сказал своей невесте владыка, — пришла поздравить нас. Она хорошо играет.

Невеста скривила нос и смерила Эллин презрительным взглядом.

— Я думала, твои пташки более изящные, — сказала она, — не очень-то и хочется слушать, как она играет. Знаешь, музыка меня порядком утомила.

Таэрлин улыбнулся и небрежно махнул рукой.

— Раз моя невеста желает, — сказал он, — значит, эта птаха играть не будет.

Эллин вздохнула с облегчением, готовая сорваться с места, чтобы уйти.

— … Но, — продолжил Таэрлин, — она споет. Мой охотник говорил, что она хорошо поет.

Блондинка обиженно надула губы.

— Твой охотник может ошибаться, — протянула она.

— Вот именно, — произнес он, — поэтому мы поступим так: если охотник был прав, и птаха хорошо поёт, мы отпустим ее на бал. А если он ошибался, и споет она плохо, то она исчезнет.

Изора, которая все это время делала вид, что не следит за разговором, изменилась в лице и повернулась к сыну.

— Что это значит, сын мой? — с улыбкой произнесла она. Но в глазах стояла тревога.

— Это значит, — громко произнес он, — что если эта птаха плохо споет, то тут же исчезнет. Превратится в пыль.

Раздались аплодисменты и восторженные возгласы. Казалось, всем понравилась жестокая затея владыки. Он же, жестко улыбаясь, перевел пылающий взгляд на Эллин.

— Ненавижу тебя, — одними губами произнесла она. Никто, кроме него, не видел и не слышал этого. Улыбка Таэрлина стала еще шире. Он взмахнул рукой, приказывая всем замолчать.

Эллин сделала шаг вперед. Посмотрела на Рэмина, Изору и закрыла глаза.

Сотни глаз она ощущала на себе. В голове было пусто. Не единой песни или мотива. Сначала она хотела, как обычно, представить себе отцовский дом и спеть одну из его песен. Но внезапно ей вспомнился недавний сон. В котором она была жрицей богини Айзуры.

Эллин погрузилась в этот сон с головой. Постепенно все исчезло, и мысленно она оказалась у волшебного фонтана. Позади был ее храм, где она со своими сестрами распевала песни.

Песни о любви, утрате и огне.

Если прислушаться, то можно вспомнить слова. Мотив такой нежный, печальный. Знакомый, хоть и забытый.

На мгновения Эллин словно улетела далеко и перестала быть собой. Теперь она — прекрасная жрица. И песня сама рвалась из ее уст.

Не открывая глаз, Эллин тихо запела. О воде и огне, о страсти и утрате. О магии любви. Постепенно ее голос стал громче и увереннее. И с каждым куплетом к ней приходили новые видения и образы.

Это была ее песня. Всегда. Она вызывала радость и печаль одновременно. Из-под закрытых век текли слезы, будто она снова утратила, как в песне, счастье и мир.

Эллин спела последний куплет и резко замолчала. Нехотя открыла глаза. В зале стояла тишина. Все смотрели только на нее, и ни разу Эллин не видела столько восхищения в глазах слушателей. Девушка медленно перевела взгляд на владыку.

Он подался вперед, крепко вцепившись в подлокотники. На нем не было лица. В темно-синих глазах затаились горечь и боль. Не отрываясь, он пронзал Эллин взглядом, и ей казалось, что кроме них, сейчас вокруг никого нет. Они будто вели беззвучный разговор.