Земство было далеко не единственным общественным явлением, вызвавшим в 1890-е — начале 1900-х годов негативную реакцию обер-прокурора. Он выступал против уступок студенческому движению, проектов введения в России всеобщего начального обучения, реформы крестьянской общины и многого другого. Постепенно именно эта, отрицательная сторона его деятельности стала выходить на первый план. Во многом благодаря этой эволюции за Победоносцевым закрепилась репутация «бюрократического нигилиста», начисто лишенного какого-либо позитивного начала. Усилению негативизма в деятельности Победоносцева, помимо нарастания его одиночества в правительстве, способствовали и метаморфозы, которые в начале царствования Николая II претерпевала его роль при венценосце. Чтобы осмыслить суть этих метаморфоз, нужно вернуться в 1894–1896 годы, когда перед обер-прокурором, казалось бы, открылась возможность многое начать заново и вернуть себе хотя бы часть того политического влияния, которым он пользовался при Александре III.

Вступление на престол в октябре 1894 года молодого императора Николая Александровича, который, как и его отец, в свое время был учеником обер-прокурора, казалось, давало престарелому сановнику шанс возродить систему отношений с носителем высшей власти, существовавшую в 1880-е годы. К активным действиям Победоносцева подталкивало и то, что обстоятельства воцарения Николая II — неопытного, не слишком хорошо известного в правительственной среде и слабо знакомого с механизмом власти — отчасти напоминали события тринадцатилетней давности. В этих условиях, полагал обер-прокурор, было абсолютно необходимо, чтобы возле молодого царя появился опытный политический наставник, в роли которого он, естественно, видел себя. Уже в ноябре 1894 года престарелый обер-прокурор послал Николаю II свои письма его отцу, написанные в первый год его царствования. «Ведь Вы никого не знаете, — убеждал Победоносцев царя, — Ваш отец при вступлении на престол был в таком же положении — я один был около него. И теперь, если Вам что понадобится, то пошлите за мной — ведь мне ничего не нужно, я желаю только служить Вам»^{467}.

Сходство обстоятельств начала двух царствований усугублялось в глазах Победоносцева еще и тем, что либеральные силы в обществе и в верхах, казалось, полностью разгромленные при Александре III, вновь подняли голову и, полагал обер-прокурор, готовились взять реванш. В частности, он считал очень подозрительным, что среди лиц, получивших награды и назначения в Государственный совет в начале 1895 года, были старые сотрудники Лорис-Меликова. Впоследствии Константин Петрович писал Николаю II об этих днях: «Те же люди и прежние их сподвижники проснулись и готовились возобновить ту же агитацию. Тотчас же пущена была смута во всех концах России»^{468}. Словно сама судьба подталкивала обер-прокурора вновь на переломном этапе истории сыграть решающую роль, вмешаться в ход событий, направив государственный корабль в нужное русло. Механизмы же и формы такого вмешательства оказались весьма своеобразными.

Нужно еще раз отметить, что все происходившие в обществе изменения, с точки зрения обер-прокурора, были признаком деградации, носили деструктивный характер. Затрагивая в первую очередь жизнь «испорченной» общественной верхушки, они в то же время не касались фундаментальных основ общественного уклада, уходивших корнями в глубь веков. Общество, несмотря на все попытки разрушить его социальные и идеологические устои, оставалось в основе своей неизменным. В этих условиях правительству для устранения наносных порывов к реформаторству нужно было лишь твердо заявить о своей приверженности традиционным началам политического курса. Причем чем неуступчивее будут власть имущие, тем покорнее их велениям общество.

Думается, именно этими соображениями определялись действия консервативного сановника в середине 1890-х годов. Дабы остановить надвигавшуюся смуту, он попытался с максимальной точностью воспроизвести свои действия тринадцатилетней давности. Так, своеобразным повторением манифеста от 29 апреля 1881 года стала в глазах обер-прокурора первая публичная речь политического характера, с которой Николай II выступил перед представителями общества 17 января 1895 года, назвав «бессмысленными мечтаниями» надежды умеренной оппозиции на введение в России органа парламентского типа. Точно установлено, что автором речи был именно Победоносцев^{469}. Основной посыл выступления молодого царя («охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель») почти полностью соответствовал формулировке манифеста 1881 года («утверждать и охранять самодержавную власть для блага народного от всяких на нее поползновений»). Выступление Николая II, по мнению Победоносцева, призвано было сыграть ту же самую роль, которую когда-то сыграл манифест его отца: сказанное царем «твердое слово, которое потом огласилось бы», внесло бы успокоение в общество и надолго пресекло бы все конституционные поползновения.

Точно так же, как в начале 1880-х годов, для оздоровления системы государственного управления следовало назначить на ключевые посты достойных кандидатов, и рекомендовать царю таких людей стало важнейшей задачей Победоносцева. Так, по совету обер-прокурора в 1895 году Министерство внутренних дел возглавил его давний протеже Иван Логгинович Горемыкин, во взаимоотношениях с которым Победоносцев отчасти попытался воспроизвести те принципы, которыми руководствовался при контактах с Н. П. Игнатьевым. В апреле следующего года на пост главы цензурного ведомства вместо Феоктистова, который стал «ленив до крайности и небрежен», был назначен рекомендованный обер-прокурором Михаил Петрович Соловьев. Главным критерием выдвижения, как и ранее, считалась способность к «живой», небюрократической деятельности. Так, при обсуждении кандидатуры Горемыкина Победоносцев особо подчеркивал: «…первый в России знаток крестьянского дела и деревню знает не на бумаге только. Не принадлежит к числу канцелярских верхоглядов»^{470}. Соловьев же, бывший мировой судья в Царстве Польском и делопроизводитель военного министерства, к цензуре никакого отношения не имел и попал в поле зрения Победоносцева как автор иллюстраций-миниатюр к Священному Писанию и публицист, активный член Императорского Палестинского общества.

Лица, получившие назначения благодаря протекции Победоносцева, должны были, как и в 1880-е годы, руководствоваться в своей деятельности его указаниями, а сам обер-прокурор видел себя в роли неформального главы правительства. Так, Горемыкин, подобно Игнатьеву, вскоре после назначения стал получать от него письма с наставлениями по руководству министерством. Полностью в сфере влияния консервативного сановника оказалась цензура; современникам даже казалось, что она целиком перешла из ведения Министерства внутренних дел под контроль главы Синода. Что же касается Министерства народного просвещения, то Победоносцев, как отмечалось выше, сумел в 1896 году сорвать планы передачи этого ведомства великому князю Константину Константиновичу, считая того слишком либеральным. Степень влияния консервативного сановника на учебные дела в это время казалась современникам столь значительной, что пост министра прочили его ближайшему сотруднику, товарищу (заместителю) обер-прокурора Владимиру Карловичу Саблеру или даже ему самому — с сохранением за ним должности главы духовного ведомства.

Возможность реализовать свои планы, открывшаяся в середине 1890-х годов, буквально окрылила Победоносцева — он вновь почувствовал себя нужным и востребованным, стал, как и в 1880-е, вникать в самые разные дела, давать указания руководителям различных ведомств по вопросам, которые считал важными. «Никогда еще не бывало у меня столько забот в голове и столько бумаг на столе, — писал он О. А. Новиковой в начале 1895 года. — Не поверите, до чего с 20 октября (то есть с начала царствования Николая II. — А. П.) увеличились и усложнились наши заботы»^{471}. Молодой монарх в это время с почтением выслушивал рекомендации своего престарелого учителя. Хорошо информированная генеральша А. В. Богданович отмечала в феврале 1896 года, что «обер-прокурору всегда открыты двери к царю»^{472} и что советы Победоносцева оказывают заметное влияние на правительственную политику. Казалось, в придворных сферах и правительственных кругах возрождается то почти неограниченное влияние главы духовного ведомства, которым он располагал в начале царствования Александра III. Однако период нового возвышения консервативного сановника оказался недолгим.