Несколько минут они шли молча. Паха двигался с Максом практически плечом к плечу, иногда поглядывал на него и внимательно изучал. Воробьёва подобное любопытство напрягало. Обычно именно он занимался изучением персоналий, а здесь неожиданно сам превратился в объект изучения, причём человеком который своих намерений не скрывал.

— Мы идём к немцам? — неожиданно выпалил Паха. — Вот за тем лесом находится «Фатерлянд» — так его назвали сталкеры, которые стараются этот лес проходить на повышенной передаче. Не любят бродяги это место.

— Почему?

— Проклятым местом считают. Люди мол бесследно пропадают. Пошёл, к примеру, человек по нужде к ближайшему дереву и с концами. Его товарищи даже следов найти не могут. Нет человека и всё.

— В других местах будто не пропадают, — хмыкнул Галич. — Да если посчитать сколько народу сгинуло в «мёртвых городах», так счетоводы за голову схватятся.

— Так-то оно так, но как говорится нет дыма без огня, — улыбаясь, добавил Зотов. — Нам ли не знать.

— Молчал бы! — протянул Паха. — Тоже мне знаток.

— Всё же почему «Фатерлянд»? — спросил Воробьёв.

— Немцы в том месте заправляют. Там у них законсервированная база с подземным бункером и другим фаршем позволяющим с комфортом коротать время.

Прошагали километров пять. Уже отчётливо виднелась кромка леса, сплошь состоящая из хвойных пород. Лиственные здесь не росли, а если какие и укоренялись, то судьба их была предрешена — они просто погибали не выдерживая конкуренции.

Тропа по которой они двигались резко заворачивала на юг, огибая лесной массив ровно по границе. Но метрах в пятистах от того места, где находился сейчас отряд её пересекала асфальтированная дорога. По всему было видно, что дорогой пользовались не часто. Разбитая, усеянная колдобинами и выбоинами, местами заросшая травой — она уже доживала свой век, неотвратимо врастая в глинозём.

— Раньше немцы пользовались бетонкой, километра на полтора южнее, но лет пять назад вся земля там вспучилась и дороги не стало, — пояснил Паха. — Немчуре поневоле пришлось приспосабливаться к новым условиям и переходить на второстепенную.

Они перешли на асфальт и вскоре углубились в лес. Пахло хвоей, пробуждая в памяти предновогодние ощущения, из глубины ельника ветерок приносил прохладу, напитанную сыростью и прелью. Впрочем, идиллически-живописных картин за которые бы зацепился глаз любителя природы, эти еловые дебри так и не показали. Корявые источающие смолу стволы, многолетние залежи рыжего опадка на земле, местами редкие, посеревшие от недостатка света пучки злаковых и повсеместное присутствие жука короеда.

— Адское место! — проронил Зотов. — Один бы сюда ни за что не пошёл. Заблудишься, и компас не поможет, сам проверял — стрелка непрерывно крутится вокруг оси. Не иначе сверхъестественные силы шалят.

— Ты б ещё бабкиных сказок рассказал, — усмехнулся Паха. — Стрелка крутится потому что магнитную аномалию залежи железных руд создают.

Впереди показались сетчатые ворота, по обеим сторонам от которой начинался, теряющийся среди деревьев забор из колючей проволоки. Про защитные свойства данного сооружения теперь говорить не приходилось, хотя проектировалось оно, по-видимому, по всем правилам запретных зон. Над колючкой всё ещё сохранялись протянутые в несколько рядов кабели с изоляторами и предупредительными табличками.

Ворота были закрыты, но запирал их не замок, а всего лишь кусок алюминиевой проволоки, продетый в проушины и скрученный на несколько витков. Паха размотал проволоку и, распахнув створки, на правах хозяина кивком предложил компаньонам войти.

— Первый рубеж, — пояснил он Максу. — До расширения «Зоны» здесь был КПП и казармы для охраны, но когда десять лет назад немцы драпанули в родной Дойчланд, финансовые потоки иссякли и весь персонал эвакуировали. Пытались нанять местных, чтобы они приезжали сюда вахтовым методом, но не срослось. Очередной электромагнитный шторм отбил всякую охоту у желающих искать здесь заработок.

— Чем они занимались? — спросил журналист.

— Ну-у! Насколько мне известно изучением опасных патогенов и генной инженерией, — невозмутимо ответил Сержант. — В общем всем, что запрещено делать у них на родине.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — останавливаясь, воскликнул Макс.

— А в чём дело-то, чего так взъерепенился, будто тебя это касается? — Паха остановился, подбоченился и внимательно посмотрел собеседнику в глаза. — Лаборатория законсервирована, чтобы не случилось форс-мажора остались наблюдатели, которые всё это время неплохо справляются с задачей. Иногда сюда тайно от окружающего мира наведываются кураторы из западных спецслужб. Друг! Всё под контролем!

Воробьёв робко пожал плечами и отвернулся. Говорить про то, что его беспокойство во многом было продиктовано профессиональными качествами не хотелось. Кто знает, как отнесётся этот искатель приключений к тому что он журналист. Но тема явно была с душком, и Паха скорее всего не знал даже десятой доли правды.

«Раскрутить бы её, — подумал Макс. — Да кто ж поверит. Попробуй только разворошить это гнездо, тут такое начнётся».

— Ну так мы идём или будем торчать на дороге? — влез Сеня Галич. — Я жрать хочу. Марта наверное уже сварила «васерсуп» своему Эйхману.

4

Бетонка взрыхлённая неведомым воздействием и асфальтированная дорога сошлись возле второго рубежа. Здесь забор выглядел надёжнее: дыры на сетке периодически латали, худо-бедно подкрашивали столбы, кое-где висели на вид исправные прожекторы освещения. Но рельеф изменился разительно. Дорога резко уходила под уклон к самому дну глубокого оврага, а потом где-то через километр обрывалась перед спрятанным среди сосен бетонным сооружением. Повсюду виднелись высоченные терриконы шахтных выработок, заросшие молодыми деревьями. И над всем этим, словно подтверждая зловещую славу места, стелился неподвижный туман.

Отряд остановился перед запертыми воротами, и Паха уставившись в камеру видео наблюдения приветливо помахал рукой.

— Сейчас отопрут! — сказал он. — Рожи только проверят.

— Могли б и не проверять! — пробурчал Галич. — Кто б ещё кроме нас согласился делать их грязную работу за копейки.

Через минуту электронные запоры на воротах гулко щёлкнули и, висящий на столбе маячок, загорелся зелёным.

— Пошли, пока собак не спустили, — пошутил Паха. — Небось ещё не кормили своих доберманов.

Они миновали ворота и начали спускаться вниз. Воробьёв сразу же ощутил сырую прохладу, которую создавал туман. Чем ниже они спускались, тем сильнее ощущались все прелести местного климата. В эту глубокую котловину солнечный свет проникал с трудом. Мешали высоченные деревья и крутые гребни окрестных холмов. Не способствовал этому и своеобразный ландшафт создающий безветренную зону.

Издалека донёсся яростный лай сторожевых псов.

— В советские времена здесь был рудник, — сказал Паха. — Но в девяностые его законсервировали, посчитав нерентабельным. Редкоземельные металлы стали не нужны. Ни оборонке и никому вообще. Потом объявились немцы. Правда земельные недра их интересовали только в качестве надёжного укрытия от посторонних глаз. Думаю, приглянулись обширные шахтные выработки, в которых можно было разместить комплекс лабораторий.

Молча обошли яму наполненную бурой грязью.

— И что было дальше? — спросил Макс.

— Дальше один за другим произошли невероятные по силе выбросы, и «Зона» в считанные дни поглотила всю эту территорию. Вокруг «Фатерлянда» образовались смертельно-опасные аномальные поля. Разумеется, немцы посчитали своё пребывание здесь чрезмерным риском. В авральном режиме подготовили эвакуацию и быстренько смылись, прихватив с собой результаты экспериментов. Думаю, вначале они хотели замести следы и разнести здесь всё к чёртовой бабушке, но в последнюю минуту сыграл роль меркантильный интерес. Жалко стало вложенных денег.

Паха немного помолчал и добавил.

— Только потраченные деньги — это пустяки. Не выжгли здесь всё потому, что даже без большого штата сотрудников контролирующих ход событий, затеянный немцами эксперимент успешно продолжается. А чтобы достать материал для последующей переправки на «большую землю» раза два в год приглашают нас.