Который её, рано или поздно, но кинет — хотя этого он говорить уже не стал. И опять заскрипел столовыми приборами о тарелку. Как только он мог в любой ситуации выглядеть так, будто это его не касается и всё вокруг вообще — пустяк?

— Мне надо напиться…

— Поступай, как знаешь. Ты — взрослый, самостоятельный человек.

Именно так она сделать и решила. Правда, вместо пива или чего-то покрепче заказала ещё два стакана этого молочного напитка. И за незамысловатыми беседами, мало касающимися планов на будущее, но нередко — дней минувших, когда и солнце светило ярко, а седых волос на голове полурослика было раз так в бесконечность меньше, они провели несколько часов. Пока за окнами уже не загудели айисовы колокола, дающие знать о том, что солнце пошло "в закат". Чтобы завтра, "на рассвете" — прозвонить снова, встречая собой новый день. Вот уже как шестнадцать лет прошло — а верные старым заветам люди так и не бросили эту привычку — молиться богу, который тебя уже не мог больше слышать.

Утро началось стремительно. Утро началось звонко. И отнюдь не из-за колоколов почитателей мёртвого бога, не-а. В коридоре раздался хлопок лопающегося стекла — а следом за ним и ещё один, чем-то похожий звук… но более протяжённый и звонкий. С таким уже плоские стёкла обычно рассыпаются. Ну, а потом и вообще — хрумкающие звуки полились буквально струёй, на протяжении нескольких секунд…

— Ах *б твою мать, существо ты криворукое! — Раздался басовитый женский голос. — Расколотила, да? Всё расколотила?!

— Да не хотела я! Оно само завалилось!

Когда Малкой вышел из своего кабинета, чтобы узнать, что же там такое произошло — уж не воры ли какие берега попутали и решили сюда залезть — слуги уже скапливались в прихожей. Стандартной такой прихожей для этих всех особняков — с широкой лестницей, расходящейся на два балкона с дверями и коридорами. И на первом этаже, в дальнем закутке за перилами, что-то происходило. И ожидаемо, что в этом участвовала Шаос. С этой своей неловкой, зубоскалящей улыбкой, она наклонилась у осколков некогда презентабельной вазочки, но рыжая дворфийка по имени Бофла оттолкнула её, заставив девушку покачнуться и… и, если бы эта широкая лапища не схватила её за руку — то она бы наверняка упала. Прямо в битое стекло, которое было тут везде разбросано.

— Что за суета в начале дня? — Поинтересовался полурослик, цепляясь о балясины слишком высоких перил, из-за чего стал очень похож на пойманную в клетку седую обезьянку.

— О, это вы, господин? — Дворфийка заулыбалась — и лишь его присутствие спасло Шаос от получения хорошего подзатыльника. — Лёгкое недоразумение!

— Имя которому Шаос. — Проявил дерзость кто-то из слуг, сказав всё как есть.

— Жопу ты себе хоть не отрезала?!

Женщина с кустистыми бакенами, доходящими ей до самого низа челюсти, беспардонно развернула синеволосую девушку задом, оглядывая эти её дурацкие крылья и саму жопу под неприлично короткой чёрной юбчонкой и белыми труселями с клубничками. При этом под ногами её безжалостно хрустели осколки ажурного с позолотой сервиза.

— Н-неее…. — Сказала дамианка и взялась за хвост у самого основания, довольно хлёстким движением протягивая его сквозь кольцо пальцев — крови не было, так что, вероятно, она не поранилась.

Но когда больно тяжёлая и громоздкая стопка белья, которую она хотела на пару секунд пристроить на тумбочку, чтобы чисто вот перехватиться, стала разваливаться, задевая стоящую там же вазу, из-за чего она с дребезгом упала, а сама Шаос, испугавшись, отскочила на несколько шагов назад, пока спиной не ударилась о стеклянную дверцу серванта, в котором была расставлена декоративная посуда… В общем, разбила она всё, чего так или иначе смогла коснуться. И даже постельное бельё, которое она "помогала" нести в качестве своих обязанностей горничной — и то теперь было покрыто мелкой стеклянно-фарфоровой крошкой.

— Я могу помоть соблать тут всё… — Сказала она, глядя из-за плеча на то, как сначала та дворфийка, а потом и другие слуги приступали к уборке.

— Ты и так уже помогла. Иди лучше отсюда.

И замахнулась рукой, чтобы девушка испуганно отбежала, продолжая давить подошвами своих ботиночек битое стекло.

— Лиз! Поднимись ко мне, будь добра.

Мужчина вернулся в кабинет, занимая место в кресле… предварительно, ибо день уже начался хлопотно — наполнив себе бокал вина. Ждать же Шаос долго не пришлось — и девушка уже скоро вбежала в дверь, находясь в наигранно приподнятом настроении, чтобы "спрятать" за этим свой недавний косяк, унёсший за собой не одну сотню золотых.

— Ты меня звал?? А? А? Аааа??

— Ты сегодня какая-то слишком… О, освяти меня благой Айис, что ты на себя надела?

— Как сто? Я — голнитьная. Унифолму, сто ессё?!

— Я конечно старый, уже закостенелый человек, но это… это всё, что угодно, но не униформа служанки. Я бы не позволил своим слугам расхаживать в таком.

— Это потому сто ты их не тлахаешь! Тем плохо-то?!

По факту, цвета соответствовали. Чёрная юбка, чёрный же верх. Белые кружева… Даже фартук был, но… К тому, что юбки у неё обычно очень короткие (и эта не была исключением, из-за чего полурослик сумел разглядеть то, что бельё у неё имело рисунок в виде клубничек, просто пока она тут стояла и слегка покачивалась из стороны в сторону) — все уже как-то привыкли, но верх… Её животик был гол, а грудь закрывала всего лишь какая-то полоса ткани с оборками, да ещё и с вырезом в виде кошачьей мордочки. И мужчину буквально перекорёжило при виде своей дочери в чём-то таком.

— Как я выгляву? А? Мило?

— Мило, да. — Очень размыто ответил Малкой. И после короткой паузы добавил. — А ещё ты похожа на будущую жертву изна-ния.

— Нуууу! Я хотю йивотиком своим похвастаться, пока он плоский!

Плоским он у неё, опять же повторяясь, не был. Он был слегка выступающим, с этим её своеобразным телосложением. И притягательно мягким.

— Тем более ты знаес, у меня к этому им-му-ни-тет! — По своей манере это слово она растянула — и улыбнулась, слегка обнажив зубки. Как и сейчас, так и в большинстве случаев такая улыбка означала, что она в курсе того, что творит или говорит какую-то дичь, но ничего поделать с собой не может.

— Потому что ты сама готова раздвинуть перед ними ноги?

И пусть в исполнении отца это звучало особенно стыдно, но Шаос всё-таки низко кивнула, снова показав зубки в этой виноватой улыбке.

— Обессяю! Когда я пъиду домой — эта стигма не будет светиться! Не сегодня, это тосно. Ну, если только ты сам не сделаешь этого со мной… Тогда я согласна хоть пъямо тут и сейтяс!

— Хотелось бы верить… Подожди! Ты в этом собираешься куда-то идти?! Может быть, переоденешься?

— Нет, пап, нет! У меня сегодня — дамианская миссия! — Девушка подняла вверх палец, будто бы сказала что умное или важное. — Пойду Непъеклонного мыть! Не плотив, если конюх отнесёт мне ведло и швабву?

— Не против, если ты проследишь, чтобы он нигде не потерялся. Но в чём смысл? Что вы вообще в нём такого нашли? Разве он наоборот — не бил ваших?

Непреклонным Защитником именовался некий условный памятник на одной из площадей города, у старой церкви, и представлял из себя ничто иное, как человеческие мощи. Человека в полных латах и с копьём в руках, что бился насмерть с силами Преисподней в неравном и заведомо проигрышном бою, когда не было уже никакой надежды на победу и обитателей этого многострадального мира ждала лишь смерть да порабощение. И когда он, искромсанный, истерзанный сотней мелких издевательских ран испустил свой дух — колени его так и не коснулись земли. Он замер на месте, воткнув в землю древко своего копья, и уже как более ста лет стоял недвижим на том же самом месте, не подверженный ни тлену, ни ржавчине. "Живой" памятник непреклонности человеческого духа.

А потом — мятеж Неллит, раздробление сил лорда Баалбезу, закрытие его воинства в своём измерении, образование новой расы — дамиан, и… в общем, Шаос в своей придурошной манере взяла моду периодически навещать его, ибо он хоть и был стойким к ржавчине, но не имел никакой защиты от пыли, грязи и птичьего дерьма, и наскоро там чем придётся протирать. И сегодня был именно такой день, потому-то она и оделась "поэффектнее".