Изба оказалась пуста. Не понимая, пробудилась, али блуждает в новом сновидении, жрица поднялась, осматриваясь. Нет, кажется не снится. Или все-таки снится? С улицы доносились чьи-то голоса. Но что это? Треньканье балалаек? Дудочки? Как такое возможно?

Внезапно снаружи в избу просунулась голова Шишка, который, подмигнув, проскрипел:

— Кваса наварили, наловили жабок, каравай из шишек и жуков в придачу! Надевай кокошник и почище тряпок! Будем бесноваться, завлекать удачу!

Он исчез, как всегда оставив девушку в недоумении сказанным. Решив, что все происходящее все же не снится, Люта осторожно прильнула к двери, выглядывая. То, что творилось снаружи было под стать безумию Шишка. Раскрасневшаяся Латута плясала в чем мать родила, то и дело перепрыгивая горящий костёр. Завидев Люту, она помахала ей как ни в чем не бывало, не останавливаясь ни на миг. Напротив неё выплясывал Светозар. Этот хоть и не был раздет, но веселился ничуть не меньше. Присвистывая и притопывая, охотник хлопал в ладоши, подбадривая Латуту. Рядом скакал Грул, то и дело взвывая в ночное небо под одобрительные хлопки Светозара. Но даже не это заставило Люту замереть, разинув рот. На улице были люди. Селяне повылезали отовсюду, словно муравьи после дождя. Деревня будто очнулась ото сна.

Мимо пробежал мальчишка, шаловливо ткнув жрицу прутиком. Скользнула рыжая веснушчатая девушка, пританцовывая, размахивая белым платочком. Люта невольно улыбнулась, созерцая дым коромыслом. Как же это все? Заметив Гату, сидящего на крыльце соседнего дома, ведьма подошла, без присказок плюхнувшись на ступеньку рядом. Чудь глянул на нее белесыми зенками, ничего не сказав.

— Почему они прятались днём? — спросила Люта, зачарованно следя за танцующими и резвящимися людьми.

— Они не прячутся, — ответил Гату, подумав. — Просто приходят, когда Шишок позволит. — Чудь почесал за ухом и добавил. — Он их проводник, а сейчас и наш.

— Опять темнишь, чудь белоглазый, — хмыкнула Люта, поглядывая за Латутой.

— Они не живые и не мертвые. Их нет, но сейчас они есть, — медленно проговорил Гату, как и девушка, не пристально следя за резвящимися селянами. — В этом месте и деревни никакой нет уже очень давно.

Последние слова чудя огорошили жрицу. Она тотчас напряглась, чувствуя, как ледяная волна страха взбежала по загривку. Теплый ночной ветерок пахнул ей прямо в лицо ароматами полевых трав и свежескошенной травы. Словно бы из ниоткуда появился Шишок, пихнув Люте выдолбленную из дерева чашу. Девушка осторожно принюхалась. Грибной отвар. Она глянула на Гату, тот благосклонно кивнул в ответ на невысказанный вопрос. Люта пригубила немного. После многих дней пути под дождем отвар показался очень вкусным. Она сделала еще глоток. В ушах зашумело, словно ветер стал стократ сильнее. Шепот качающихся ветвей показался ей оглушительно громким. Люта потянулась сделать еще глоток, но Гату перехватил чашу, и забрав, приложился сам.

— Что ты имеешь ввиду? — обронила Люта, борясь с подступившим головокружением. — Как нет деревни?

Чудь осушил остатки чашки одним глотком, отбрасывая её в сторону.

— Приглядись к ним, — сказал он. — Внимательней.

Но Люта уже и сама все видела. Скачущий веселый чернявый мужичек не обращал внимания на топор, торчащий из его спины. Веснушчатая девчушка повязала на шею платочек, скрывая темные следы от веревки. Стучащая в ложки бабка то и дело отмахивалась от мух, роящихся над огромной раной на темечке.

— Здесь все ненастоящее, — проговорила Люта, чувствуя, что её язык деревенеет и прилипает к нёбу. — Морок. Наваждение. Отравили…

— Кое-что настоящее здесь все же есть, — покачал головой Гату. — Мухоморный отвар и Шишок.

Люту очень сильно мутило. Рвотные спазмы подкатывали, но сил изрыгнуть проклятый отвар не было. Она не чувствовала ног и от того боялась встать, не рискуя упасть.

— Кто он такой? — прошептала она одними губами.

— Ещё не догадалась? — Гату говорил медленно и настолько спокойно, что, глядя на него, глаза сами закрывались, отдавая тело в объятия странной чарующей хмари. — Мы в землях тёмных богов. В иных местах в них утратили веру. Где-то даже прославляют иных. — Чудь закрыл глаза, делая глубокий вдох, а затем улыбнулся. — Это их вотчина, Люта. Они знают, зачем ты пришла.

— Меня убьют? Ты должен меня защитить. Ты поклялся… — отрешенно шептала Люта в ответ.

— Тебя не тронут, — Гату снова улыбнулся, вдруг протянул руку и откинул со лба жрицы упавший локон. — Они знают тебя получше, чем ты сама. Просто смотри и слушай. Иногда чтобы увидеть, не нужно задавать вопросы и искать. Если твоя судьба окончится здесь, ты это увидишь.

Люта постаралась выпрямиться, но плечи сами клонились вниз. Бессильно качнувшись, она уткнулась в бок белоглазого.

— Ты не сказал, кто такие эти селяне?

— Это сны Шишка. Когда он спит, они живут. Когда он бодрствует, они убегают прятаться. Так он думает. В действительности нет никакой деревни. Нет селян. Есть только Шишок. Хотя, наверное, и его тоже нет.

— Он один из тёмных богов?

Гату покачал головой, и опустив взгляд, принялся пристально всматриваться в глаза Люты.

— Разве он похож на бога? Нет. Шишок не бог. Он не леший, не чудь, не навь. Он словно камень, брошенный в воду. Камень давно на дне, а круги все расходятся. Его силу нельзя описать или измерить.

В отблесках пламени костра появилась Беляна. Она ступала уверенно и властно, словно хозяйка. Её ледяной взгляд коснулся Люты. Сколько же в нём было надменности и прямой угрозы. Люта вздрогнула. Ноги не слушались, руки повисли, что плети. Но тепло исходящее от Гату возвращало уверенность. При нём не посмеет. Меж тем, Беляна нахально застыла перед чудем, сверкая глазами и поманила.

— Пойдем, — молвила она сладким голоском. — Кто же киснет в такую ночь?

— Молоко у криворукой снохи, — тихо пробормотала Люта себе под нос, но Белянка даже и ухом не повела, словно не замечая её.

— Пойдешь, куда скажу? — осведомился Гату, вставая.

— С тобой пойду, — твердо ответила девушка, награждая белоглазого новой манящей улыбкой.

— Так тому и быть, — пророкотал чудь.

— Ушки на макушке, лысые сандали! — прокричал Шишок, выскочивший из-за избы. — Принесло к нам ветром, синемордых рыбок. Я ходил до речки, мало там улыбок!

Беляна удивленно обернулась на Шишка, потом вопросительно глянула на Гату.

— Гости пожаловали, Белка.

Люта вдруг прыснула, едва не закашлявшись от смеха. Она хохотала, не в силах остановиться, ажно живот скрутило от смешинок. Беляна смотрела на неё с плохо скрываемым отвращением. Латута напротив, тотчас подскочила, хватая подругу под руки, помогая встать, а сама ржет, что твой конь.

— Сама ж сказала, — хрипела от смеха Люта, по комку выдавливая из себя слова. — Ведь никто ж не заставлял, дурёха! Сама сказала!

Уверенность в себе, как метлой смело с лица Беляны. Она побледнела, оглядываясь по сторонам. Затем вздрогнула. Отшатнулась. В круг света костра вышли три суровых воителя. На их головах были рогатые шлемы, плечи укрыты волчьими шкурами, поверх рубах кольчуги, на богатых поясах позвякивают мечи.

— Нурманы! — возопила Беляна, кидаясь к Гату. — Враги!

Белоглазый остался недвижим, только руку девушки со своего плеча снял, а саму оттолкнул. Беляна уставилась на него, непонимающе, в ужасе.

— Гатушка! — взмолилась она, падая на колени. — Да что же это?

Чудь глянул на викингов, те приветственно склонили головы и замерли в ожидании.

— Это она вашего конунга отравила. На ней и кровь его людей. — пророкотал Гату, не глядя на Беляну. — Забирайте. Она сама пойдет. Обещалась.

— Вот уж дудки! — взвизгнула Белка, оскалившись, аки рысь. — Ненавижу вас всех!

Крикнув напоследок, она опрометью бросилась прочь, скрывшись в темноте. Гату никак не отреагировал, сел на ступеньку и уставился в пламя. Викинги тоже молчали. Вдруг Беляна влетела в круг света костра, но с другой стороны деревни. Она застыла, с непониманием глядя перед собой. Обернулась. Ярость сменилась испугом. Девушка снова бросилась прочь, растворяясь в голодной тьме и мгновение спустя вновь выскользнула из-за угла с противоположной стороны. Взревев отчаянно и натужно, она побежала дальше. Беляна исчезала и каждый раз появлялась. Куда бы она не бросилась, мрак выбрасывал её обратно, не пуская в пленительные объятия всепрощающей ночи.