Глупо хохотнув, девушка покачала головой, какой только дуростью не начнешь страдать, от страха и неизвестности. То, что ей страшно, Люта признала за день до ухода от Ягини. Ей всучили в руки клубочек с наказом:

— Не потеряй!

— Разве вещи волшебные могут потеряться?

Взгляд Ягини дал понять, что лучше бы глупые вопросы потерялись вместе с Лютой, а вот волшебные вещицы всегда найдутся, на то они и волшебные. Женщина только проворчала:

— Они могут не подчиниться, будешь раздумывать, укатится от тебя и ищи потом свищи. Как воспользуешься клубочком, шепни ему домой возвращаться и отпусти, дорогу сам найдет.

Люта тяжко вздохнула, сжав клубок в ладошках, словно согреть хотела. Ягиня может и не хотела выспрашивать, чего пригорюнилась ученица, да не помогло, Люта продолжала горестно вздыхать и ходить хвостом за женщиной.

— Ну чего еще?

— Страшно.

— От чего? Раз страшно, так иди топись, мешать не буду, клубочек только верни, — Ягиня потянулась было за вещицей, но Люта тут же отпрыгнула и помотала головой.

— Ну нет, с клубочком все веселей.

— Топиться? А ну верни!

— Тьфу! Да при чем здесь это? Не собираюсь я помирать. В пути, говорю, веселей. А страшно от неизвестности. Чего там ждет меня? Я ж мир и не видела. Только и того, что родное селение, да соседнее, а после стан хазарский. Какие там люди? У кого помощи просить? Кого опасаться? Кому доверять?

Ягиня отложила в сторону щетку, которой расчесывала спутанную гриву Тодорки. Ее вмиг посерьезневший взгляд заставил Люту сильней сжать клубочек и настороженно сделать шаг назад. Последний раз, когда Яга смотрела на нее так, девушка плакала от боли и ощущения, что ее кости ломают, что тот хворост для костра.

— Доверять? Смотри-ка чего удумала. Доверять она собралась. Заруби себе на носу, на косе, а лучше в темечко вбей: доверие — путь к предательству. Тебе могут клясться, могут обещать, могут всеми силушками честность свою показывать, но суть одна, чуть что не так, спиной повернутся, а все обещания и клятвы трухой осыпятся. Пойми, Люта, люди везде одинаковые, видят, что не похож ты на них — изгоняют. Потому вот наказы мои: помощь тебе не нужна, — я достаточно вложила в тебя сил и умений. Опасаться нужно всех, даже зайца на поляне — зубы у него мощны. Доверять никому нельзя. Ищи не помощника, а союзника, да не забудь клятву взять, того лучше, если найдешь на него управу и сможешь управой этой давить в нужных местах.

— Так-то ж угроза! Зачем запугивать, когда подружиться можно. Сам ведь добровольно сделает все.

Ягиня с какой-то странной усмешкой, в которой злоба с гордостью перемешалась, окинула взглядом ученицу и протянула:

— Надо же, а как невинность-то строишь, а сколько коварства! Я не добро во плоти, Люта, сама знаешь, да только и у тьмы есть свои правила и честь. Это свет может дружить, а потом делать так как хочет, хоть спину казать, хоть попой вертеть. Тьма говорит честно: «Я тобой воспользуюсь, возьму то, что мне нужно и уйду, но и ты в накладе не останешься». Потому не ищи друзей, ищи союзников. А страшно всегда будет. Мне вот сейчас очень страшно, что, если ты не сойдешь с этого места, мои высаженные семена так и не взойдут. Брысь!

Люта вздрогнула от голоса Ягини, раздавшегося в голове. Надо же, уже два дня не слышала этой ехидны, а будто бы и не уходила. Девушка наконец вышла на главный тракт, и пора было определяться с направлением, а не предаваться воспоминаниям. Тут бы еще с предсказанием разобраться, угораздило же на птицу треклятую нарваться и ладно б путное чего сказала, так нет же, навела тумана и была такова. Еще раз примерившись к клубочку, Люта поднесла его к губам и шепнула:

— Покажи путь до жен зрящих.

***

Две седмицы пути прошли до того спокойно и мирно, что Люта было заскучала. Люди на тракте попадались на диво дружелюбные. Ее даже на телеге немного прокатили и в небольшом селе, чуть ли не три домишка, покормили и выспаться дали. Клубочек послушно замирал, когда девушка переставала следовать за ним и дожидался, покуда не возобновиться путь. По началу, когда попался ей первый путник, Люта испугалась, а ну как увидит клубок волшебный, но нет, виден он был только девушке.

Люта не знала сколько еще ей предстоит пройти и как далеко жены те, на которых Ягиня указала. Приходилось усмирять нетерпение и раздражение от безызвестности и невозможности что-либо изменить. Не придумали еще волшебство такое, чтобы ррраз! и ты уже там, где надо.

Неожиданно впереди послышались крики и непонятно было то ли о помощи взывают, то ли убивают кого. Люта ушла с дороги, чтобы обойти то, что ее никак не касалось. Не с руки было вмешиваться и внимание к себе привлекать лишний раз. Она придерживалась одной и той же истории: к сестре иду. А там уж люди сами все додумывали. И то, что разлучили сестер в детстве или, что сестра замуж вышла, — богато воображение людское, только волю дай.

— Ты у меня ща увидишь, так увидишь, шлында! Уважу тебя и по хребту, и по башке твоей божедурьей! А ну пшел отседова!

Женский басовитый голосок перемежался мужскими криками и глухими ударами. По мере приближения громкость голосов увеличивалась, а частота ударов учащалась. Когда Люта подобралась совсем близко, она чуть не расхохоталась, вовремя зажав рот ладонью.

Девушка, рук не достанет обхватить, гонялась за двумя мужичками и поколачивала их крепкой палкой. Доставалось бедолагам знатно. Они бы и хотели от нее деру дать, да палка слишком длинная была, а удары точными, не успевали ни уклониться, ни устойчиво на ноги встать.

— Ворье паршивое! Руки ноги есть, дык пахать иди! А он, ишь, ворует! Ща я тебе ручищи-то твои и пообрубаю!

Тут девица остановилась дыхание перевести, да оглядеть лежащих и стонущих воров, как разглядела Люту.

— Ой! Милая, постой! Иди сюда!

Люта нехотя сделала шаг к воинственно настроенной девушке. Хотела же подальше держаться, да любопытство не одну кошку сгубило. И чего ей надо, палку подержать что ль? Или мужиков, чтоб синяки ровней ложились?

— Слышь, постой здесь пяток минуточек, сгоняю до поля, там мужичье посевами занимается, кликну. Посторожи ворье, а я с подмогой вернусь. Держи, шоб знали, сволочи!

Толстую палку всучили в руки Люте и, подхватив корзину со снедью, ускакали в сторону леса. Палка тут же была брошена на землю. Два мужичка хитро посмотрели на тоненькую Люту и потихоньку начали вставать.

— Сидеть, — ледяным тоном ответствовала она им, и оба с перепугу опустились на зады. — Мне палка не нужна, я вас и так удержу, ежели что.

Следить за мужиками было не с руки. Клубочек подпрыгивал в нетерпении, и сама Люта понимала, что время утекает сквозь пальцы как вода. Жены могут уходить все дальше и дальше, а то и совсем скрыться. Сунула она руку в сумку заплечную нащупала порошочек заветный. И ей сторожить не надо, и мужики никуда не денутся. И покуда не опомнились побитые, подошла к ним Люта быстро, наклонилась и дунула в лица обалдевшие.

Как закатились их глаза и раздалось мычание несмышленое она глядеть уже не стала, тут же развернулась и ушла. Не хватало ей еще знакомиться со всем ближним селом.

Не прошагала она и каких-то пять десятков шагов как со спины раздалось:

— Стой! Да стой же ты, вертлявая! Ух, ото ж скелетина, а вона силищи в ногах сколько.

Люта чуть не завыла обессиленно.

— Чего тебе? — буркнула она подкатившейся шариком девушке. Большая корзинка бухнулась на землю, вывалившись из рук, внутри что-то возмущенно хрупнуло. Русая коса растрепалась, лицо покраснело как кафтан праздничный, потом разит так, что не продохнуть. Люта аккуратно начала делать шажочки, чтобы хоть ветер в другую сторону подул, от нее подальше.

— Дык чего ж сбежала? За мужичков спасибо, чегось только ты с ними сделала, палкой небось отдубасила, да? Как блаженные, тудыть их растудыть. Но ничего, разберутся. Я ж отблагодарить тебя хотела. Может молочка тебе, али хлеба. Смотри какая худая, кушаешь небось плохо, по лаптям вижу, что в дороге долго. Вот и зашла б, а я тебе новые дам.