А Дюк продолжал своё крымское турне. В Балаклаве он проинспектировал греческий полк. Визит пришёлся на 25 сентября, день его рождения, и по такому случаю устроили смотр войскам и даже учебный штурм крепости. Ришельё с несколькими офицерами по-восточному разлеглись на подушках на большой барке с навесом и оттуда наблюдали за экзерцициями. Греческие солдаты носили красные турецкие шаровары, зелёные куртки, расшитые греческим узором, и кожаные шапки. По сигналу с барки они пошли на приступ крепости, которую обороняли колонисты. Взятие крепости ознаменовалось фейерверком; в тёмном южном небе запылали герб Ришельё (на серебряном поле три красных стропила одно над другим) и цифры 25 и 1766.

Через Севастополь, Симферополь и Перекоп Дюк вернулся в Херсон, а оттуда в Одессу. Вся поездка продлилась четыре месяца.

Между тем война с Турцией, судя по всему, должна была возобновиться. Обязанностью Дюка было снабжать армию Прозоровского, поэтому он временно отказался от инспекционной поездки по востоку своих владений. Осенью Ришельё получил шесть миллионов рублей ассигнациями на приобретение провианта для армии. Без лишнего шума, чтобы не создавать ажиотажа, он сумел закупить продовольствие по очень низким ценам, чем снискал благодарность лично от императора и от военного министра. Рошешуара отправили в Бухарест в ставку главнокомандующего, чтобы организовать распределение провианта.

Пока Ришельё экономил казённые деньги, его поверенный в Париже изо всех сил пытался собрать хотя бы крохи из некогда колоссального состояния, на которое, однако, нашлось слишком много претендентов. Как обычно бывает в денежных делах, начались споры, ссоры, дрязги, склоки, мелкие пакости... «Я с огорчением узнал о неприятностях, доставляемых моим сёстрам от моего имени, — писал Ришельё 11 ноября 1808 года мачехе из Одессы. — Уверяю Вас, и Вы без труда в это поверите, что я здесь ни при чём. Я написал тою же почтой, пытаясь положить им конец, и надеюсь, что скоро они прекратятся. Печально, что в то время как мне говорят, что не стоит ожидать что-либо выручить от моего состояния, ни меня, ни других не оставляют в покое».

В конце месяца Арман вновь провёл два дня в Тульчине у графини Потоцкой, где в то время оказался некий господин д’Аррагон, сообщивший ему ободряющие новости о здоровье его сестры Армандины. «Я хотел бы увидеть это своими глазами, да будет Богу угодно, чтобы я вскоре смог исполнить сей прожект, коего я не упускаю из виду и который осчастливил бы меня, — писал Дюк 1 декабря госпоже де Ришельё. — Я не поехал в Петербург этой зимой, чтобы иметь больше прав просить позволения уехать, как только позволят обстоятельства». Армандина тоже не раз собиралась навестить брата и увидеть своими глазами его дорогую Одессу и Крым, но, увы, обстоятельства не позволили ни того ни другого...

Дюк так и не поехал в Европу, однако в феврале 1809 года в Одессу явилась графиня Потоцкая. Ей было уже 48 лет, но эта женщина, мать шестерых детей (в том числе пятерых от Потоцкого), обладала какой-то особенной притягательностью для мужчин. Вероятно, она околдовывала их своим умом, а не только внешностью. Она только что пережила очередную личную драму: влюблённый в неё пасынок Ежи, который по её настоянию в 1808 году уехал во Францию для лечения, умер от туберкулёза, ревматизма и венерической болезни. София Константиновна, унаследовавшая его долги, собиралась продать Тульчин, чтобы расплатиться, и Ришельё в одном из писем одобрил её намерение, считая эту мысль «здравой». (Впрочем, эти планы не осуществились). Кроме того, она составила проект строительства города Софиополиса, который стал бы столицей Южного берега Крыма.

Ялта тогда была рыбацким посёлком, а о существовании Массандры, покоившейся между двух холмов и скрытой ими от посторонних глаз, знало только местное население. Это был благодатный край, который, однако, не имел хозяина. Когда-то эти земли были подарены Екатериной II Карлу Нассау-Зигену, но тот вернулся на родину, и в 1796 году они были пожалованы Матвею Никитину. Затем владельцем «Дачи Богоданной» (около трёх тысяч десятин) был советник Таврического областного правления М. Н. Смирнов, но лишь на бумаге. Поскольку он не занимался ни строительством, ни сельским хозяйством, эти земли вновь отошли к казне. Потоцкая хотела их выкупить. Ришельё захватила идея Софиополиса — возможно, не только из цивилизаторских побуждений... Но в конце марта возобновилась война с Турцией, а в мае император вызвал генерал-губернатора Новороссии в Петербург, «чтобы объясниться по поводу всех неприятностей, кои тот испытал без его ведома».

От Одессы до столицы — 1800 вёрст, на этот путь уходят десять дней. Чтобы возместить расходы на «частые и дорогостоящие путешествия от Чёрного моря до Белого», Александр I выплатил Дюку из казны 50 тысяч рублей и собственноручно возложил на него ленту ордена Александра Невского (приказ о его награждении был подписан ещё два года назад, 25 февраля 1807-го)[38], воздав тем самым должное его «чрезмерной деликатности и порядочности, вошедшей в России в пословицу».

Но, разумеется, вызвали его не только за этим. Император хотел побеседовать с герцогом, чьи аналитические способности ему расхваливал канцлер Румянцев, о положении в Швеции, с которой Россия с прошлого года находилась в состоянии войны (13 марта в Стокгольме произошёл переворот, Густав IV Адольф был низложен, а королевская власть перешла в руки его дяди, герцога Зюдерманландского, который принял имя Карл XIII), о визите в Санкт-Петербург прусского короля, многократно униженного Наполеоном, и о франко-австрийском конфликте.

В апреле 1809 года австрийский император, вдохновившись примером испанского восстания против наполеоновских захватчиков, двинул свои силы одновременно на Баварию, Италию и Великое герцогство Варшавское. Однако Наполеон, опираясь на войска раболепствовавшего перед ним Рейнского союза, нападение отразил и в середине мая вступил в Вену. Дни империи Габсбургов были сочтены, венгры уже требовали независимости. Кроме того, в Шёнбрунне Наполеон («гений зла», как называл его Дюк) подписал декрет о присоединении к Франции Папской области и отмене светской власти римского папы. 5—6 июля состоялось генеральное сражение при Ваграме, в 18 километрах от Вены: Наполеон форсировал Дунай и разбил войска эрцгерцога Карла, положив конец существованию Пятой коалиции.

В походе против австрийцев участвовал Иван Осипович Витт (1781—1840), сын Софии Потоцкой от первого брака. Во время Аустерлицкого сражения его тяжело ранило в ногу ядром, и после Тильзитского мира он вышел в отставку, а тут вдруг вступил волонтёром в армию Наполеона. На самом деле целью Витта было собрать разведданные и выведать планы французского императора. В Париже русский резидент князь А. И. Чернышёв свёл его с Полиной Боргезе, сестрой Наполеона; однако Витту не удалось закрутить с ней роман. Тогда он женился на свояченице Марии Валевской — польки, состоявшей в любовной связи с императором, и выступал посредником в их переписке. Валевская родит Наполеону сына, и это окончательно утвердит Бонапарта, желавшего основать новую династию, в намерении развестись с Жозефиной, не имевшей от него детей, и найти себе жену в одной из царствующих фамилий.

Набиравшая силу Французская империя явно превращалась в источник угрозы для России, для Ришельё это было очевидно. Со времён Тильзита он принадлежал к партии противников сближения между Францией и Россией, возглавляемой вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, в которую входили также Адам Чарторыйский, Виктор Кочубей, Павел Строганов, Николай Новосильцев и бывший посол в Англии Семён Воронцов. Все они считали, что встреча Александра и Наполеона в Эрфурте (27 сентября — 14 октября 1808 года), подтвердившая их союз, была непростительной ошибкой. Мария Фёдоровна охотно принимала Дюка, когда он бывал в столице, а тот писал ей почтительные письма из Одессы, анализируя международное положение и высказывая свои суждения по поводу событий в Европе и Турции.