Чувства почтения, любви и уважения к новому монарху разделял герцог де Ришельё, который был одиннадцатью годами его старше. У них, казалось, было много общего: руссоистское воспитание, круг чтения, сферы интересов, представления о чести, долге и справедливости. Однако Александр, сочувствующий идеалам республики (не одобряя при этом кровавых перегибов революции), должен был стать русским самодержцем. Ришельё пока не смог понять, какую двойственность такое положение сообщит натуре нового императора и отношениям между ними. Летом он был вновь зачислен в русскую армию, правда, этот вопрос был решён полуофициально:

1 июля 1800 г.

Шеф.

Генерал-лейтенант и разных орденов кавалер[22] Емануил Осипов сын дюк де Ришелье (карандашная помета: «коий высочайшим пр[иказом] 21 авг[уста] 1800 года отставлен от службы, а 30 август[а] 801 г. принят в армию». — Е. Г.).

Сколько от роду лет.

33.

Из какого состояния, где испомещены, и сколько мужеска полу душ, какой нации и закона.

Из французских дворян.

Когда в службу вступили и какими чинами когда происходили.

В российскую службу принят подполковником — 792 февраля 19. Генерал-майором — 797 сентября 17. Генерал-лейтенантом — 799 июня 20.

В которых полках и батальонах в течение службы своей по переводам и произвождениям находились.

В Орденском кирасирском, а из оного переведён по высочайшему повелению в сей. В сём полку — 797 сентября 17.

В течение службы своей где и когда были в походах и у дела с неприятелем.

В 790-м на Дунаевской флотилии волонтёром находился при осаде и штурме крепости Измаила. С высочайшей блаженной памяти Её Императорского Величества воли при австрийской армии в разных осадах. После штурма крепости Измаила награждён был орденом Святого Георгия 4-го класса и золотою шпагою.

Российской грамоте читать и писать умеют ли и другие какие науки знают ли.

По-российски, французски, немецки, итальянски, английски и по латыни умеет.

В домовых отпусках были ли и когда именно, и являлись ли на срок.

Не бывал.

В штрафах были ли по суду или без суда, за что именно и когда.

Не бывал.

Холосты или женаты и имеют ли детей.

Холост (явная ошибка канцеляриста; Ришельё никогда не скрывал, что женат. — Е. Г.).

К повышению достойны или зачем не аттестуются.

Достоин...»[23]

В октябре пост вице-канцлера был передан от Н. П. Панина, замешанного в заговоре[24], В. П. Кочубею, сохранившему дружеское расположение к «Эммануилу Осиповичу» Ришельё, который в русских документах теперь официально назывался Дюком[25]. 8 октября Марков подписал в Петербурге мирный договор с Францией.

Период Консульства был ознаменован возвращением во Францию большинства эмигрантов. Бонапарт поставил себе цель как можно скорее положить конец раздорам, губительным для страны. Первая волна возвращения началась вместе с выдачей сертификатов проживания, которые должны были отличить мнимых эмигрантов от настоящих, сражавшихся против Франции. Эти сертификаты должны были быть подписаны свидетелями, а их подписи заверены муниципальными властями. Впрочем, получить такую бумажку было довольно легко. Сенатус-консульт (декрет) от 28 вандемьера IX года Республики (19 октября 1800-го) позволял тем, кто временно или окончательно вычеркнут из списков французских эмигрантов, вернуться на родину, при условии, что они в течение двадцати дней принесут клятву в верности Конституции. Но проблема была в том, что герцог де Ришельё обвинялся в выступлении против своей страны с оружием в руках.

Ещё до декрета 28 вандемьера российское посольство передало новому французскому правительству список французов, представлявших для него особый интерес, прося в виде исключения вычеркнуть их из списка эмигрантов. Среди них был и Ришельё. 9 апреля 1801 года недавно назначенный в Париж и хорошо принятый Бонапартом посол С. А. Колычев вновь хлопотал о получении паспорта для герцога: «Хотя господин де Ришельё значится в списке эмигрантов, он находится в особенном положении, позволяющем ему надеяться не быть причисленным к оным. Он выехал из Франции только в 1791 году, согласно постановлению Национального собрания, которое дозволяло ему продолжить службу в России и распорядилось выдать ему паспорт с этой целью. <...> Находясь в Санкт-Петербурге во время, когда Собрание установило слишком короткий срок для возвращения французов, покинувших своё отечество, он не смог, ввиду крайней удалённости, достаточно быстро ознакомиться с сим декретом, дабы последовать ему. Кроме того, доброта к нему императрицы не позволяла ему столь внезапно покинуть свою службу, после же, несмотря на его ходатайства, французское правительство не дозволяло ему возвратиться в отечество».

В конце декабря российское правительство благодарило Первого консула за то, что графы де Ламбер, де Ланжерон и герцог де Ришельё временно вычеркнуты из списков эмигрантов. Жена герцога, обивавшая пороги министра полиции Фуше и госсекретаря Маре, своими глазами увидела декрет о выключении её мужа из списков, подписанный Бонапартом. Фуше предупредил, что на руки документ они получат, только исполнив необходимые формальности. Она немедленно написала мужу в Вену, что он может приезжать.

В десять утра 2 января 1802 года герцогиня де Ришельё возвращалась с заутрени к себе домой на улицу Гренель в Сен-Жерменском предместье. Впереди улицу пересекла немецкая карета; любящее сердце маленькой горбуньи заколотилось: «Это он!» Она поспешила со всех ножек. В самом деле, это был её муж! Он встречал её на пороге их дома! Тотчас откуда ни возьмись явилась челядь — «не думаю, что всех эмигрантов так чествовали».

Педантичный Ришельё в тот же день отправился в ратушу сообщить о своём приезде. Однако документ о его исключении из списка эмигрантов ему не выдали. Кроме того, ему было запрещено носить русский мундир и ордена. Он должен был находиться под надзором полиции — какое унижение!

Тем временем Сен-Жерменское предместье, где в последние годы жили только старики, редко выходившие из дома, да молодые пары, понемногу стало оживать. Вернулся Оливье де Верак и поселился на улице Лилль у герцогини де Шаро. В марте приехал из Петербурга граф де Шуазель-Гуфье, сначала обласканный, а потом прогнанный Павлом I; теперь он пытался с помощью нового императора Александра вернуть себе свой особняк, в котором поселился Сийес[26]. Жизнь налаживалась. Открывались первые салоны, куда приходили обменяться новостями. Впрочем, спокойно ходить по улицам, не опасаясь за свою жизнь, уже было счастьем.

Однако воздухом свободы пока можно было дышать лишь в ограниченных дозах. 18 февраля во Французском театре состоялась премьера исторической драмы Александра Дюваля «Эдуард в Шотландии, или Ночь изгоя», посвящённой Карлу Эдуарду Стюарту, тщетно пытавшемуся вернуть себе английскую корону. (Двадцатью годами ранее во Флоренции юного графа де Шинона представили «доброму принцу Карлу»). Пьеса наделала много шуму; Ришельё отправился на её второе представление и находился в ложе Шуазеля, напротив ложи Первого консула, который также удостоил театр своим посещением. Когда Арман принялся бурно аплодировать после нескольких «роялистских» пассажей, Бонапарт пришёл в ярость. Пьеса была запрещена, её автор благоразумно предпочёл уехать в Петербург, а Ришельё на следующий же день получил приказ покинуть Париж в 24 часа, а Францию — в течение недели. Неожиданная помощь пришла со стороны... прессы: в газетных рецензиях утверждалось, что публика аплодировала в «трогательных» местах, получая удовольствие от хорошо написанной пьесы. Дело уладилось, герцогу разрешили вернуться в Париж.