Требуя, прося, доказывая, объясняя, Ришельё не ждал у моря погоды и действовал на свой страх и риск. Несмотря на протесты французского консула в Одессе Анри Мюр д’Азира, запрещённые английские товары доставляли в город на судах под американским флагом. Комиссия при торговом трибунале, в задачу которой входило следить за исполнением запрета, была создана только для отвода глаз. Председателем торгового трибунала Дюк сделал своего тёзку Армана Шарля Эммануэля Гиньяра, графа де Сен-При (1782—1863).
Это был один из троих сыновей графа Франсуа Эммануэля Гиньяра де Сен-При (1735—1821), известного французского дипломата, одно время служившего послом в Константинополе, который в своё время способствовал освобождению из плена князя Репнина и заключению Кючук-Кайнарджийского мирного договора 1774 года между Россией и Турцией, за что Екатерина II пожаловала ему орден Андрея Первозванного. В 1795—1807 годах он исполнял дипломатические поручения Людовика XVI11 при разных иностранных дворах, а все его сыновья перешли на службу России: старший, Гийом Эммануэль Гиньяр де Сен-При (Эммануил Францевич, 1776—1814), храбро сражался при Аустерлице и был награждён за это орденом Святого Георгия 4-й степени; младший, Эммануэль Луи Мари Гиньяр, виконт де Сен-При (Людвиг Францевич, 1789—1881), крестник королевы Марии Антуанетты, служил в лейб-гвардии Егерском полку, а средний, известный в России под именем Карл Францевич Сен-При, служил в гвардии, а в августе 1804 года женился на княжне Софье Алексеевне Голицыной и через неё породнился с Петром Александровичем Толстым (женатым на её сестре Марии), который в 1807—1808 годах был чрезвычайным послом в Париже и, раскусив замысел Наполеона, умолял Александра I не верить дружеским уверениям французского императора и заранее готовиться к отпору, поскольку вторжение не за горами (за что и был отозван). Именно среднего брата вызвал к себе Ришельё и позже (в 1810 году) сделал гражданским губернатором Одессы.
Ряды верных соратников Дюка пополнил ещё один француз-эмигрант Жак де ла Фер граф де Мезон, бывший королевский мушкетёр, председатель Счётной палаты Руана, уехавший в Россию вскоре после революции. Он руководил императорскими конезаводами в Александрове и Белгороде, затем перебрался в Крым, в Бахчисарай, и весной 1808 года Ришельё отдал под его командование ногайцев, живших на берегах реки Молочной.
Ещё в 1802 году тогдашнему генерал-губернатору Новороссии И. И. Михельсону было предписано «с помощью приличествующих средств и мягкого обращения» превратить этих кочевников в землепашцев. Впрочем, тогда же возник и план объединить ногайцев в два полка на манер казачьих, по 500 человек в каждом, но в 1805-м от этого намерения отказались по просьбе самих ногайцев. «Вот к каким способам прибегали, — пишет Рошешуар, — чтобы колонизировать этих кочевников и принудить их к оседлости: поскольку в каждой орде имелся мулла (священник), правительство взяло на себя обязанность построить в пределах их лагеря мечеть с домом для муллы и его семьи; не желая покидать своего священника, орда оставалась с ним и при его храме; как только это случалось, кочевникам строили дома, как для остальных поселенцев, с той лишь разницей, что не предоставляли им скот, а покупали его у них и отдавали немецким колонистам, что давало бывшим кочевникам прибыль и вынуждало их перейти к оседлости. Граф де Мезон искренне занялся колонизацией этих татар — потомков знаменитых завоевателей Востока монголов, от которых сегодня осталось несколько бродячих племён. Он посвятил им последние тридцать лет жизни. Граф постоянно заботился об этих нецивилизованных племенах, не получая за это никакого жалованья или вознаграждения. Он жил на доходы от проданного во Франции и вложенного в Одессе своего состояния». Более того, поначалу граф кочевал вместе со своими подопечными, постепенно внушая им понятия о частной собственности.
Дюк тоже посещал их и выплачивал вознаграждение каждому, кто сменит кибитку на дом. Когда появилось много деревень, он основал для ногайцев маленький порт Еничи, чтобы поставлять товары в Кафу, а стараниями графа де Мезона возник город Ногайск. К 1820 году кочевой народ уже превратился в земледельцев и купцов.
Ришельё уважительно относился к мусульманскому населению, стараясь не настраивать его против властей излишними запретительными мерами. И здесь тоже приходилось выказывать неповиновение центральным властям, поскольку ему на месте было виднее. Получив приказ о реквизиции лошадей у татар, он немедленно написал письмо военному министру генералу С. К. Вязмитинову (5 мая 1808 года):
«Ваше превосходительство, генерал Бороздин сообщил мне о депеше, присланной ему Вами, с требованием вывести с полуострова лошадей. Прежде чем позволить ему исполнить сие требование, я счёл нужным переговорить с Вами о неизбежных последствиях, о невозможности исполнить его в назначенный срок и о трудности довести дело до конца, не разорив совершенно несчастных обывателей. Вам небезызвестно, Ваше превосходительство, что у горских татар нет другого средства к существованию, кроме лошадей, служащих им для всех их передвижений, равнинные же извлекают из лошадей большую часть своих доходов; если лишить их этого средства, какое ужасное несчастье их ждёт, и каков будет моральный эффект от этой меры, которая христиан повергнет в величайший страх, а магометан, кои до сих пор не давали нам никаких причин обращаться с ними дурно, обозлит, и не без основания. Более того, само количество сих лошадей сильно осложняет их вывод. Я знаю, что так было сделано во время последней войны, и ужасающие последствия реквизиции для сего края мне также известны; но по меньшей мере, тогда она была возможна, поскольку степи между полуостровом, Азовским морем и Днепром ещё были незаселены; теперь же там 100 тысяч душ, огромные стада, множество новых заведений — где найти корм для этой уймы лошадей? Подумайте и о злоупотреблениях, неизбежных во время подобного перегона: воровстве, грабежах. Вы поймёте, что это непременно кончится разорением жителей полуострова и перекопских и днепровских степей. Мы создадим себе гораздо большее несчастье, чем то, коего мы хотим избежать.
Сообщаю Вам сии соображения, которые кажутся мне вполне убедительными, и на коленях умоляю Вас не требовать от нас исполнения мер, кои приведут к несчастью сего края».
Тогда же генерал-губернатор Новороссии решил объехать все три вверенные ему губернии, чтобы осмотреть различные поселения, уладить гражданские дела и проинспектировать войска, число которых доходило до сорока тысяч человек, включая казаков. Компанию ему составили Леон де Рошешуар и Иван Александрович Стемпковский, назначенный третьим адъютантом. (Стемпковскому тогда только-только исполнилось 19 лет; он окончил Саратовское народное училище и в 1804 году пятнадцатилетним поступил подпрапорщиком в Ладожский пехотный полк, где благодаря своим способностям обратил на себя внимание герцога де Ришельё. Тот предложил ему стать его адъютантом, а затем сделал личным секретарём).
Взяв с собой свой штаб и нескольких гражданских чиновников, Дюк, несмотря на недолеченный плеврит, выехал из Одессы в Херсон, а оттуда в Мелитополь, где навестил графа де Мезона и осмотрел ногайские сёла. Затем татарских лошадок, мчавшихся резвым галопом, сменили мекленбуржцы, впряжённые в тяжёлые повозки: Ришельё проехал вверх по течению Молочной, посетил немецкие колонии на правом берегу и русские поселения. После он достиг Мариуполя, где жили греки, и проследовал в Таганрог, второй по величине после Одессы торговый порт Новороссии. (В 1808 году экспорт из Таганрога составил 1,3 миллиона пудов разных товаров). Дальше его путь лежал в Нахичевань на правом берегу Дона, построенную в 1780 году для крымских армян, и в Азов.
В 1787 году из частей Войска верных запорожцев было создано Черноморское казачье войско, которое пять лет спустя переселили на Кубань для защиты южных рубежей от нападения адыгов. Получив в своё распоряжение территорию в 30 тысяч квадратных вёрст, казаки — 7860 мужчин и 6514 женщин — основали в 1793 году город Екатеринодар и 40 куреней. В 1801 -м на войсковой земле жили уже 32 609 душ обоего пола, а в 1808-м к черноморцам переселились 500 буджакских казаков (бывших запорожцев, вернувшихся из Турции, куда они ушли после разорения Сечи). Формально войско подчинялось таврическому губернатору, но реальным начальством был войсковой совет из наказного атамана, судьи, писаря, двоих русских офицеров и четверых казаков; последних избирали каждый год.
