Предчувствие обмануло Кочубея: Траверсе попытался повторить анапскую операцию в Трапезунде, однако застичь турок врасплох не удалось, и бомбардировку отменили. Наполеон предложил маркизу вернуться на службу на французский флот, соглашаясь на любые его условия, однако получил отказ. Александр I, со своей стороны, наградил Траверсе орденом Святого Владимира 1-й степени.
Тильзитский мир между Францией и Россией был заключён 25 июня 1807 года; Наполеон подчеркнул, что заключает союз именно с русским императором, отвергнув посланника прусского короля. Армии обеих стран стояли на разных берегах Немана, два императора встретились на плоту посередине реки и проговорили около часа с глазу на глаз в крытом павильоне. Каждый старался очаровать другого, но при этом не собирался уступать: Александр не был намерен отдавать Балканский полуостров и Финляндию, а Наполеон — Константинополь. Разменной монетой послужила Пруссия: Наполеон отобрал у Фридриха Вильгельма III больше половины его владений, оставив ему («из уважения к русскому императору») только старую Пруссию, Бранденбург, Померанию и Силезию, а левобережье Эльбы отдал своему брату Жерому. Из бывших польских владений Пруссии было образовано герцогство Варшавское, зависевшее от Франции, а Россия получила Белостокскую область; Гданьск стал вольным городом. Но самый главный пункт заключённого тогда договора не предавался огласке: Россия и Франция вступали в наступательный и оборонительный союз и давали друг другу слово принудить всю Европу к соблюдению континентальной блокады Англии. Наполеон торжествовал.
Франция предложила своё посредничество в переговорах о мире между Россией и Турцией. Пока же Россия должна была вывести войска из придунайских областей. Если через три месяца мир не будет заключён, Франция выступит на её стороне против Порты. Перемирие было подписано в Слободзее 24 августа тайным советником С. Л. Лашкарёвым и представителем султана Мехметом Саидом Галипом в присутствии полковника Армана Шарля Гильемино, флигель-адъютанта Наполеона. Начались отсрочки, уловки, взаимный обман... Уже 12 сентября вывод войск был приостановлен, да и перемирие так и осталось нератифицированным. Кочубей называл его «беспримерным свинством»; судя по всему, Ришельё был такого же мнения.
«Вы подходите к делу как государственный человек, — писал Дюку Кочубей в августе. — Вы хотите, чтобы в наших пограничных провинциях были войска, но ровно столько, сколько нужно. Вы хотите, чтобы эти войска не разоряли страну, поскольку считаете, что сохранение оных провинций может быть полезно для самих этих войск. Вы хотите, наконец, чтобы они были хорошо устроены, чтобы меньше солдат умирало и пр... Все эти части требуют комбинаций и размышлений, нужно посмотреть, как с этим быть. Вы вонзили мне кинжал в сердце, сообщив в рапорте военному министру о вероятной эвакуации войск из Молдавии. Я надеялся, увидев Тильзитский трактат, что нам, по меньшей мере, возместят ущерб за счёт Турции, но если нам и с этой стороны ничего не светит, признаюсь, что я тогда уже ничего не понимаю; впрочем, видано ли дело, чтобы выбрать для переговоров г. Лашкарёва. Вы знаете этого человека, видели его в армии князя Потёмкина. Он служил под моим началом, и я не преувеличиваю, уверяя Вас, что он не умеет ни говорить, ни читать, ни писать; однако именно эта особа ныне в некотором роде играет роль князя Безбородко, тогда как генерал Михельсон представляет маршала Румянцева или князя Репнина!»
Кадровая политика государей всегда была непредсказуемой. Тогда же, в августе, Прозоровский был назначен главнокомандующим российскими войсками, воюющими с Турцией, хотя на это место метил Ланжерон. Старику исполнилось восемьдесят, он едва держался в седле и, по словам Ланжерона, «был мёртв совершенно каждое утро. Чтобы воскресить его, люди постепенно приводили его в чувство, растирая фланелью, смоченной ромом». Кочубей же подал в отставку под предлогом пошатнувшегося здоровья: по современным меркам ещё молодой человек (ему было 39 лет) страдал от подагры и собирался поехать в Европу лечиться водами, а после удалиться в своё имение. На посту министра внутренних дел его сменил Алексей Борисович Куракин.
В одном из последних перед отъездом писем Кочубей предупреждал Ришельё, чтобы тот был осторожен: почту вскрывают. (Первое такое предупреждение было сделано ещё 21 апреля, причём у Кочубея имелись основания подозревать почтмейстера из Николаева). Пусть Александр сейчас к нему благосклонен, но всякое может случиться, особенно в свете нового политического союза. А тут ещё про герцога вспомнил Людовик XVIII (король-изгнанник едва сводил концы с концами, поскольку его доходы состояли из шестнадцати тысяч ливров, выплачиваемых английским правительством, и четырёх тысяч, присылаемых из России, тогда как ежегодные расходы на содержание двора доходили до двадцати шести тысяч). В конце 1807 года Ришельё получил из английского Госфилда письмо, в котором его просили добиться от Александра образования новой лиги с целью «посодействовать» королю. Если русский император согласится выступить посредником, Людовик не откажется даже от вспомоществования со стороны Франции. «Король, который конечно же не унизится до того, чтобы принять помощь непосредственно от узурпатора своего трона, узрит лишь руку своего щедрого друга, участие коего облагородит всё дело». Это письмо осталось без последствий, разве что доставило несколько неприятных минут адресату: Ришельё так и не выздоровел окончательно, весь год лихорадка то отступала, то возвращалась.
В январе 1808 года Дюк уехал в Петербург, чтобы попытаться воздействовать на императора доводами рассудка: континентальная блокада, поддержанная Россией, и закрытие проливов окажут негативное воздействие на только-только начавшую развиваться торговлю. Однако 27 марта Александр запретил ввоз английских товаров в Россию и объявил охоту на суда нейтральных держав; впрочем, этим судам становилось всё труднее преодолеть проливы, поскольку за проход турки взимали пошлину. Ришельё был крайне недоволен новым таможенным тарифом и не собирался уступать. Он забрасывал письмами министра финансов: «Исключительные обстоятельства, в коих находится морская торговля в Европе, заставляют использовать путь через Россию для доставления в Турцию европейских товаров, а в Европу — левантийских; благодаря сему транзиту в империи остаются суммы, кои в этом году достигли более миллиона, полностью уплаченного иноземцами. Сия торговля была запрещена из страха контрабанды, лишив российских подданных выгод, кои она им доставляла, и разорив тех, кто ею занимался, поскольку выписанные и даже доставленные на таможню товары отправляют обратно. В Одессе это вызовет страшные банкротства. Я просил внести изменения в указ, раз нельзя отозвать его вовсе; дело находится в [Непременном] Совете. Я хотел бы, чтобы оно было решено поскорее».
Но запретительные меры ударят не только по морским портам — Одессе и Кафе. Козлов (Евпатория, крым.-тат. Кезлев), который, «не пользуясь льготами, предоставленными вышеупомянутым городам, достиг довольно высокой степени процветания, сим обречён на смерть; однако только он один мог поставлять соль азиатам, будучи окружён солончаками». Население окрестностей этого города растёт, но если иноземцы не смогут ничего туда привозить, то вместе с импортом прекратится и экспорт. Далее Дюк просил разрешить ввоз оливок, служащих единственной пищей грекам во время Великого поста. Оливки из Франции ввозить разрешено, а из Греции нет — почему? То же относится к некоторым тканям, в которые одеваются только татары. Устраивать особые ткацкие фабрики для их производства нужды нет, но не оставлять же людей голыми. Из Молдавии в Одессу привозят лес и уголь, без которых город не может обойтись. Ввозная пошлина на соль установлена в 50 копеек с пуда. Прошлой весной, когда Крыму грозила нехватка соли, местных жителей побуждали запасаться ею на бессарабских солончаках, что они и сделали в расчёте на беспошлинный ввоз этого товара, теперь же они окажутся разорены новыми мерами...
