Такие сцены доставляли Ришельё моральные страдания. Однако судьба, подставив ему зеркало прошлого, затем неожиданно обратила его в настоящее: он снова встретил Софию де Витт, которая в 1798 году стала графиней Потоцкой, а в 1805-м овдовела. В жизни этой женщины было необычно всё: Станислав Щенсны (Счастливый) Потоцкий бросил ради неё жену, родившую ему 11 детей, и, как говорили, выкупил возлюбленную у её мужа, генерала Витта, за два миллиона польских злотых. В подарок ей он велит разбить в своём владении, городе Умани, огромный парк с гротами, павильонами, статуями и подземной рекой и назовёт его Софиевкой, а умрёт от горя, узнав, что обожаемая жена изменяет ему с его родным сыном Юрием (Ежи)... Овдовев, София оказалась втянута в судебные процессы с детьми покойного мужа и пыталась уладить свои дела с помощью сенатора Н. Н. Новосильцева, который тоже оказался неравнодушен к её обаянию. Надо полагать, она старалась умножить свои связи среди влиятельных людей, бывших на хорошем счету у государя. Вероятно, этим и объясняется приглашение Арману де Ришельё навестить её в Тульчине, отдохнуть и подлечиться.
Дюк, бывавший в Версале и австрийском Шёнбрунне, всё же был впечатлён грандиозным дворцом Потоцкого, построенным по проекту французского архитектора Жозефа Эжена Лакруа: величественное двухэтажное здание в палладианском стиле соединялось полукруглыми галереями с большими боковыми флигелями, в которых находились роскошные оранжереи; над интерьерами поработал голландец Меркс; библиотека насчитывала 17 тысяч томов, собрание картин было невероятно богатым. В парке с названием «Хорошо», где росли сосны и выписанные из Италии пирамидальные тополя, были чудесный фонтан и различные гидротехнические сооружения, спроектированные Людвигом Христианом Метцелем. Восхищаясь дворцом и парком, гость испытал на себе и чары хозяйки... Во всяком случае, пребывание в Тульчине пошло ему на пользу: он привёл в порядок расстроенные нервы и мог вернуться к своим непростым обязанностям.
Радуясь его выздоровлению и желая подольше оставаться в добром здравии, Н. П. Румянцев писал ему 19 апреля 1807 года: «Вы слишком полезны государству, и я очень люблю своё Отечество, а потому искренне того желаю, не говоря уже о моей к Вам дружбе».
В феврале 1807 года Турция разорвала отношения с Англией в пользу союза с Францией. Французский посол генерал Себастиани руководил обороной Стамбула, вынудив адмирала Дакворта (который отверг помощь Сенявина) уйти из Дарданелл. Французы, находящиеся на территории России, стали считаться подданными враждебной державы: они попадали под надзор полиции, у них отбирали паспорта или требовали залог. Как пишет Сикар, залог, довольно значительный, было практически невозможно уплатить, и почти тысяча человек оказались вынуждены немедленно покинуть Одессу. Дюк быстро понял все невыгоды для городской торговли от такого исхода французов и пытался ему воспрепятствовать: паспорта «нужным людям» выдавали через специально созданную комиссию.
Министр коммерции Н. П. Румянцев одобрял его действия: «Поскольку звезда Бонапарта остановилась, перестав быть грозной и разрушительной кометой, какой была раньше, я прихожу к выводу, господин герцог, что эта война станет... обыкновенной, то есть, при равных шансах, в сто раз более разорительной и трудной для французов, нежели для нас; льщу себя надеждой, что они в конце концов разочаруются в новом Карле Великом, коему положительно не хватает мудрости, отличавшей его предшественника». А по окончании войны, надеялся министр, французские и испанские купцы «устремятся в Ваши объятья».
Между тем Петербург планировал высадку двадцати батальонов десанта под стенами Константинополя. Приготовления к морскому походу были возложены на командира Черноморского флота маркиза де Траверсе, а к сухопутному — на Ришельё. Однако оба нашли это предприятие несбыточным и опасным и не осмелились, как позже писал Ланжерон, «отваживать на удачу честь и славу России». Подчинённые герцогу войска ограничились операциями на кавказской границе и участвовали во взятии Анапы 29 апреля 1807 года. (Так же, как Измаил, эта крепость была захвачена в 1791 году, но возвращена по условиям Ясского мира).
«Это очень удачная идея и лёгкая в осуществлении, — одобрительно писал Кочубей 21 апреля в преддверии военной операции. — Вам также следовало бы вдвоём совершить несколько экспедиций к берегам Анатолии. Мне кажется, что будет весьма легко нанести большой урон даже малыми средствами». В самом деле, флотилия из четырёх линейных кораблей под командованием адмирала Семена Пустошкина и маркиза де Траверсе в упор расстреляла крепость; защитники Анапы покинули её без боя. В это время Ришельё, форсировавший реку Кубань, галопом ворвался в город во главе полутора тысяч казаков. Анапа горела, к небу поднимались столбы густого дыма, однако запах у него был довольно приятный, поскольку заборы делали из кедрового и розового дерева. Рошешуар взял себе кусок такой древесины и позже велел сделать из него дорожный сундучок, который будет потерян в 1812 году при переправе через Березину...
Но развить успех не удалось. 9 мая граф Гудович с отрядом в 4500 пехотинцев «несвоевременно и неудачно» штурмовал турецкую крепость Ахалкалаки (на юге современной Грузии). Во время штурма погиб Эрнест д’Омон... Герцогиня де Ришельё воздвигла в часовне при замке Куртей алтарь в память о любимом племяннике.
Тем временем его дядя следил в подзорную трубу за атакой черкесской кавалерии, попытавшейся отбить Анапу. (Позже крепость будет срыта). Рядом с ним стоял старый черкес Пек-мурза и подробно комментировал происходящее, делая замечания о вооружении, красоте коней, благородстве рода того или иного воина и перемежая эти сведения рассказами о их подвигах в любви и войнах против России и Персии. На сторону Ришельё перешёл также крымскотатарский князь Аслам Герай, прославившийся романтической историей похищения невесты. Он влюбился в одну из дочерей Мурадин-бея, главы одного из могущественных горских родов, однако не мог заплатить назначенный калым: 30 отборных лошадей и столько же мешков соли. Тогда он вместе с возлюбленной переплыл Кубань и перешёл на службу России. Похищение прекрасной Миры изобразил шотландский художник Уильям Аллан, учивший рисованию детей графини Потоцкой. Пейзаж был воспроизведён с большой точностью, портретное сходство поражало. Картина имела большой успех, великий князь Михаил Павлович купил её и велел сделать с неё гравюру. Копии этой гравюры можно было потом увидеть в палатках казаков, уважавших Аслама Герая (сам он погиб на Кавказе в 1811 году в чине полковника русской армии).
По весне черкесы переплывали через Кубань и грабили казачьи сёла, унося и уводя всё, что удастся захватить, — имущество, скот, женщин и детей, которых потом продавали в рабство в Кабарде или возвращали за выкуп. Замириться с ними не было никакой возможности, хотя некоторые князьки соглашались служить русским. Различие культур было непреодолимым, что часто приводило к трагедиям, но порой заканчивалось курьёзами. Так, Луи де Рошешуар однажды спас дочь эмира Ахмета во время разграбления её аула другими черкесами, но девушка была так хороша, что француз долго не хотел возвращать её отцу. Когда, наконец, он согласился, черкешенка была уже беременна; отца предупредили об этой «неприятности», списав её на войну и неосведомлённость о высоком происхождении пленницы. Однако эмир вовсе не расстроился, а, наоборот, стал подсчитывать, сколько кобылиц и мешков соли сможет теперь выручить в качестве калыма за дочь с ребёнком, в жилах которого будет течь смешанная кровь.
Пока Леон де Рошешуар забавлялся подобными историями, его дядя мыслил более широко, критикуя в письмах Кочубею политику России в отношении Турции. «Я полагаю, Вы совершенно правы, опасаясь последствий нашей глупости, — отвечал тот 9 июня. — Мы повели себя так, словно турки умоляли нас так поступать, дабы доставить им удовольствие». Победы французов, в том числе разгром 2 июня русской армии при Фридланде, только усугубили ситуацию; велись переговоры о мире. «Я искренне желаю, чтобы Ваша экспедиция в Трапезунд удалась, у меня хорошее предчувствие, но старайтесь не терять времени и вызволить как можно больше христиан из Анатолии, поскольку если с французами дела уладятся, то мир, без сомнения, будет заключён и с Портой, и тогда Вы никого не получите». Деньги на выкуп пленных надлежало получить из Казённой палаты.
