Килия, стоящая на одном из рукавов Дуная, была завоёвана примерно так же. Одновременно Юсуф-паша открыл ворота Бендер генералу Мейендорфу. Всего за месяц русские овладели Бессарабией и Буджаком практически без единого выстрела. Только Измаил ещё сопротивлялся. Его комендант не поддавался увещеваниям Михельсона, заверявшего, что русские желают спасения Турции от честолюбивых замыслов Бонапарта. В то же время начальствовавший в Рущуке Мустафа-паша выслал отряд войск к Бухаресту. Турки, всячески издевавшиеся над местными жителями, 13 декабря были вытеснены отрядом генерала М. А. Милорадовича и ушли в Журжу. Предпринятая почти одновременно с этим попытка генерала Мейендорфа овладеть Измаилом окончилась неудачей. Между тем Михельсон, расположив свои войска на зимних квартирах, вступил в союз с сербами, которым 30 ноября удалось взять Белград.

Александра I в этот момент куда больше беспокоило положение на западном фронте, чем на южных рубежах. «Независимо от великих средств Бонапарта нужно ожидать многих махинаций со стороны поляков и даже эффективных отвлекающих манёвров, — писал Дюку Виктор Кочубей 9 декабря. — Мы вооружаемся до зубов. Помимо регулярной армии, будет созвано ополчение в 600 тысяч человек, как Вы увидите из манифеста, который я Вам посылаю, но поможет ли всё это против Бонапарта — сие мы узнаем в очень скором времени... Сей дьявол, исторгнутый адом на землю, идёт во всём, что делает, столь необычайным путём, он столь удачлив и дьявольски хитёр, что никто не смеет утверждать вероятность, ему противную. Мне любопытно знать Ваше мнение об оном ополчении, и поскольку Вам поручено организовать его в Ваших губерниях, мне надобно потолковать с Вами об этом». Верный друг добавляет, что Дюку вовсе не обязательно с этой целью лично разъезжать по своим владениям, если не позволяет здоровье; пусть поручит градоначальникам.

В самом деле, с декабря Ришельё расхворался и страдал кровохарканьем, так что в январе ему пришлось возвратиться в Одессу, сдав командование своему другу Ланжерону. Кочубея это крайне встревожило: ох уж этот бессарабский климат, эти молдавские лихорадки! Вот князь Пётр Долгорукий недавно вернулся из Ясс и умер... «Герцог де Ришельё так болен, что экипажам запрещено разъезжать перед его домом», — сообщала госпожа Рейнхард, супруга генерального консула Франции в Молдавии, в письме своей матери от 27 января 1807 года. Однако доктор Сюодери, входивший в ближний круг Ришельё, винил не нездоровый бессарабский климат, а расстройство нервов, к которому, несомненно, был причастен император (выразивший обеспокоенность здоровьем Дюка в письме от 14 января 1807 года) с его злосчастным приказом.

«При нервном темпераменте нашего дорогого Дюка надлежит заменить лекарства, бессильные излечить его болезнь, уходом и заботой, идущей от сердца, позабыв про аптеку», — считал врач. Кочубей же предлагал другое решение. «Льщу себя надеждой, что, посвятив несколько месяцев Вашему здоровью, мы сможете снова взять бразды правления, — писал он 18 января. — Врачи, с которыми я переговорил, в том числе Роджерсон, хорошо знающий те края, думают, что Вам следует на какое-то время переменить местность. Роджерсон привёл мне в пример князя Потёмкина, который, подхватив презлейшую лихорадку, от коей он чуть не умер в Херсоне, исцелился лишь благодаря тому, что его увезли в Чернигов. Если Вы пожелаете последовать сему совету и как можно скорее переменить место, Вы могли бы, дорогой Дюк, отправиться в Киев или в Полтаву. От всего сердца предоставляю в Ваше распоряжение усадьбу близ последней. Вы найдёте там всё, что Вам может понадобиться...» В Вену же он ехать не советует, к тому же Разумовскому, у которого умерла жена, вероятно, не до хворых друзей. А Тереза Кинская вышла замуж за Максимилиана фон Мерфельда (1764—1815) — австрийского генерала, дважды разбитого французами в 1805 году... Кстати, дела русской армии между Неманом и Вислой неплохи, французы отступают, но это-то и тревожит: они могут накапливать силы для неожиданного удара. «Что же до маркиза де Траверсе, — писал Кочубей в феврале, — зная о Ваших связях с ним, я не сомневаюсь, что Вы легко найдёте с ним общий язык и что ему тоже непросто от того, что Император желает, чтобы Вы не воспользовались данным им Вам позволением покинуть Ваш пост».

Не зря всё-таки Наполеон называл Александра «византийцем»: поди разберись в его намерениях! Для прямодушного Дюка, хотя и вращавшегося всю жизнь при королевских и императорских дворах, это была трудная задача. Проблемы со здоровьем будут продолжаться у него весь год, хотя он не будет давать себе поблажек и продолжит заниматься делами по мере подорванных сил. В Петербурге составят документ, похоже, слегка смухлевав с датами:

1796—1807 гг.

Чины и имена. — Генерал лейтенанты.

<...>

Емануил Осипович дюк Деришилье.

В службе.

790.

В настоящем чине.

799 июня 20.

От кавалерии тяжёлой.

Шеф лейб-кирасир[ского] Его И[мператорского] Велич[ества] полку (должность вычеркнута. — Е. Г.).

По армии.

В Херсоне и Одессе воен[ный] губернатор и инсп[ектор] по инф[антерии] Крымск[ой] инспекции].

[Примечание]. По пр[иказу] 11 март[а] 800 отст[авлен], а 14 того ж март[а] прин[ят] по прежн[ему].

21 августа 800 отст[авлен], а по пр[иказу] 30 авг[уста] 801 прин[ят] по армии.

5 фев[раля] 803 назначен] в Одессу губернатором.

Пр[иказом] 13-го марта 805-го по случ[аю] болезни его вступ[ил] в отправление всех его должностей] адмир[ал] маркиз де Траверсе — [с] ведён[ия] [Военной] коллегии] 9 мар[та] 807.

[С]вед[ения] из [Военной] коллегии], получ[енные] 29 мар[та] 807, что он вступил по-прежнему в поручен[ные] ему должности] 7 апр[еля 1805 г.]»[36].

На деле же Ришельё будет вынужден передать Траверсе командование сухопутными войсками до 7 апреля 1807 года. Тот интернирует в Крыму часть татарского населения во избежание возможного сообщничества с турками. Конечно, Ришельё, узнав об этом, придёт в ярость: он-то старался относиться к местным жителям как можно лояльнее...

Таврический гражданский губернатор Дмитрий Борисович Мертваго (1760—1824) подал идею о формировании татарских кавалерийских отрядов на манер казачьих; осуществить её попросили Дюка. Кочубей же писал о создании в Петербурге роты из татарских мурз — «сотни молодых людей из лучших крымских родов»: «Они послужат своего рода заложниками и понемногу развратятся в столице. Если не получится набрать их сто, можно пятьдесят или шестьдесят, только не нужно ли будет дать им определённое количество татарских слуг, ибо согласится ли мурза сам ухаживать за своим конём и пр.».

В феврале 1807 года в Одессу явилось посольство из трёх молдавских бояр, прося Ришельё «почтить их столицу своим августейшим присутствием». Несколько дней спустя Дюк, ещё не вполне оправившийся от болезни, приехал в Яссы с двумя адъютантами, секретарём, врачом-французом и семью слугами. Цепкая память воспроизводила картины, увиденные 15 лет назад, когда он был здесь гостем Потёмкина... Однако за это время нравы в Молдавии мало переменились. Мужчины одевались по-восточному и носили бороды. Зато женщины выглядели по-европейски. Бойкие красавицы вскружили голову не одному заезжему офицеру. Теодорит де Крюссоль, служивший флигель-адъютантом сначала у императора Павла, а потом и у Александра, потерял её настолько, что просил руки восемнадцатилетней вдовы — «очаровательной брюнетки с голубыми глазами», как пишет Рошешуар. Это был явный мезальянс; знатные родственники Крюссоля сделали всё, чтобы этот брак не состоялся. (Он так и не женится и умрёт в 1813 году под Варшавой...)

Пока продолжались празднества и увеселения, Ришельё нашёл время уладить кое-какие серьёзные вопросы, в частности о болгарских переселенцах, бежавших из Новороссии в Молдавию. Из Ясс он отправился в Измаил, осаждённый десятью тысячами русских под командованием Мейендорфа. Во второй осаде турецкой крепости Дюк участвовал лишь как наблюдатель. Мейендорф раздражал его медлительностью (крепость будет взята лишь в августе 1809 года) и глупостью: среди зимы мусульманское население Бендер, обвинённое в пособничестве неприятелю, выселили в Курскую губернию. 15 тысяч мужчин, женщин и детей брели по заснеженной степи под конвоем трёх казачьих полков. Почти две трети из них умерли по дороге от голода, холода и изнеможения.