Не имея собственных детей, Арман изливал свою нерастраченную любовь на племянников (в частности Эрнеста д’Омона), детей своих сподвижников и сирот, прикипая к ним душой. Сикар рассказывает, что во время одной из поездок в порт Ришельё заметил на борту французского судна юнгу лет восьми–десяти. Расспросив капитана, герцог узнал, что мальчик сирота. «Хочешь поехать со мной? — Да. — Отпустите его со мной? (это уже капитану). — Он в вашем распоряжении. — Тогда отправьте его на сушу, я им займусь». Несколько дней мальчик жил в его доме. Но вскоре в Ришельё «заговорила совесть»: «Я рассудил, что этот мальчик мог со временем сделаться офицером и что я взял на себя моральное обязательство не загубить его будущее». Герцог решил поместить его в пансион, чтобы дать хорошее воспитание, и всегда относился к нему, как к приёмному сыну: «обеспечил ему будущность и открыл достойную карьеру». Возглавляя по долгу службы и комитет призрения сирот, Ришельё не оставлял своей милостью детей покойных или несостоятельных чиновников иностранного происхождения. Так, в Коммерческом училище содержались за казённый счёт сын шлюзного мастера Вассинга, сын покойного садовника городского сада Дзярковского и др.
В 1805 году в Херсоне скончалась в крайней нужде «пассионария контрреволюции», 52-летняя графиня де Рошешуар. Её муж умер в 1802-м, а семнадцатилетний сын Луи Виктор Леон опоздал всего на день, чтобы сказать ей последнее «прости». Несмотря на юные годы, граф уже многое повидал: сражался в армии Конде, а после её роспуска перешёл в полк своего дяди герцога де Мортемара, который англичане перебросили в Португалию сдерживать продвижение французов. Когда в 1802 году и этот полк был распушён, четырнадцатилетний мальчик приехал в Париж и за два года промотал все свои деньги на развлечения. Куда теперь? Конечно же, в Россию — к матери и старшему брату Луи. Путь был долгим и непростым: в Милане Леон неожиданно сорвал банк в казино, в Вене чудесным образом повстречал родственника, который помог ему перебраться в Польшу, а из Херсона отправился в Одессу к дяде. Ришельё принял его как сына и сделал своим личным адъютантом по хозяйственным вопросам.
«Я был очень молод, окружённый людьми, буквально обхаживающими меня в качестве племянника генерал-губернатора, ищущими мою протекцию и, пытаясь приобрести её, делавшими мне предложения по оказанию любых услуг, — писал много позже Рошешуар в воспоминаниях (в России его стали называть Леонтием Петровичем). — Какое искушение этим воспользоваться и даже злоупотребить! Если бы перед моими глазами постоянно не было образа самой строгой порядочности, соединённой с истинным бескорыстием!» О том, как относился к подношениям Дюк, рассказывает Сикар: «Кто-то принёс ему однажды в подарок небольшую корзинку фруктов; он взял один и поблагодарил за остальное. “Жаль, — сказал он позже, — что сии прекрасные фрукты мне не достались и что я, возможно, кого-то огорчил, однако надобно было отказаться сегодня, иначе завтра этот человек принёс бы мне индюка”».
Помимо забот по дому и хутору, герцог возложил на племянника целый ворох других обязанностей: контроль над строительством тротуаров, работы по благоустройству города, насаждение деревьев, организация морских купален, которые стали привлекать значительное количество иностранцев, администрирование казино и т. п. Однако самым приятным поручением для молодого человека стала организация театра и салона для бальных танцев. Ибо в Одессе начинало складываться светское общество!
Ядром его были французы. Помимо Дюка с племянниками и шевалье де Россета, к ним стоит добавить графа д’Оллона, женившегося на племяннице таврического гражданского губернатора Д. Б. Мертваго, и Габриэля де Кастельно. Во время революции барон потерял всё своё имущество; Павел I вызвал его в Россию для написания истории Мальтийского ордена, однако этот проект не осуществился. Кастельно был автором нескольких пьес, но после смерти Павла лишился жалованья в России и вернулся во Францию, однако там не преуспел. Оставалось ехать на берега Чёрного моря под крыло Ришельё. Горячий патриот Новороссии, Дюк «задумал план предоставления Европе точного знания о местоположении, продукции, торговле этих краёв», а также о их богатой истории. 6 апреля 1806 года он писал в одном из частных писем: «Я собираю везде сведения... для сочинения, которое я заказал и которое обещает быть интересным». Автором сочинения должен был стать Кастельно.
Кроме того, в городе начали открывать консульства европейские страны. Первым явился консул Испании Дулайс дель Кастильо — «прелестный человек во всех отношениях, допущенный в интимный круг нашего дома, остававшийся всю жизнь преданным герцогу Ришельё», как характеризует его Леон де Рошешуар. За ним последовали генеральный консул Великобритании господин Джеймс («родился в России, женился на немке, родившейся в Петербурге. Хорошо образованный и приятный, имел дочь и сына, высоко ценимых в нашем обществе»), генеральный консул Австрии фон Том («родом венгр, человек для лучших компаний, женат на польке, превосходной музыкантше; имел очень большой дом, я был близко связан с двумя его дочерьми»), генеральный консул Франции Анри Мюр д’Азир («весьма храбрый человек, состарившийся на консульской службе в Леванте. Был женат на очень красивой гречанке, от которой у него была дочь»). Это была элита; остальное же общество Одессы состояло из французских, английских, немецких, итальянских и греческих купцов и банкиров. Позже, с 1807 года, когда начнётся мода на морские купания, усердно рекомендуемые лучшими врачами, оно пополнится польскими красавицами, русскими вельможами, бежавшими от турок валахами, в том числе неким Филипеско, греком из Константинополя, отцом хорошенькой дочери.
«Вслед за клубом офицеров, гражданских служащих или консульского корпуса было построено танцевальное помещение, называемое бальным залом, — рассказывает Леон де Рошешуар. — Французский купец г-н Сикар был президентом этого клуба, а меня сделали распорядителем бального зала». Этот зал, служивший также для игр, именуемый «Редут» и способный вместить тысячу человек, был построен в 1806 году бароном Жаном Рено — крупным негоциантом и коммерции советником, к которому перешли два одноэтажных флигеля, возведённые Григорием Семёновичем Волконским (когда-то тот командовал войсками, расквартированными в Херсонской губернии, но затем был переведён в Оренбург). Бальный зал втиснулся как раз между флигелями; по торжественным дням его арендовали городские власти для организации увеселений. Но не будем больше перебивать Рошешуара:
«Очень красивые маскарады были организованы при содействии нескольких итальянцев людьми, весьма сведущими в вопросах развлечений и празднеств. По случаю “жирного воскресенья” (Прощёное воскресенье, конец Масленой недели. — Е. Г.) они представили весьма оригинальное представление: по условленному сигналу с двух противоположных дверей в бальный зал вошли два волшебника, взгромоздившиеся на ходули; шесть одетых в белое пажей и шесть облачённых в чёрное развернули огромный ковёр, представляющий собой гигантскую шахматную доску. Под звуки фанфар двери распахнулись, и в одной из них показался чёрный король, державший под руку королеву того же цвета. За ними следовали два офицера, два кавалериста, две туры и восемь пешек, или солдат, также в чёрном, занявшие соответственное место на шахматной доске, тогда как параллельная армия, но одетая в белое, вошла с противоположной двери и расположилась лицом против первого войска. Два волшебника вживую разыграли шахматную партию. Своими волшебными палочками они дотрагивались до фигур своего цвета, которые маневрировали согласно правилам. После развития, атак, защит и захватов одному из королей был объявлен шах и мат. Это представление имело очень большой успех, который оно заслуживало и за свою оригинальность, и за безупречное исполнение. Русские, как и все восточные люди, большие любители шахмат, были восхищены. Вечер закончился прелестным балом»[35].