В кои-то веки я был не рад тому, что на меня обратили внимание. Но отказаться означало вызвать на себя ещё больше презрения, чем было уже. В конце концов, это был мой шанс реабилитироваться перед группой и показать, что я тоже на что-то сгожусь, поэтому я согласился.

По задумке Росса я должен был опрашивать сначала всех по одному, потом, если понадобится, устроить очную ставку. При этом пока я уделял внимание одному, остальные, чтобы не успеть договориться и покрыть друг друга, должны были провести время где-то поодиночке. Это условие было самым сложным для исполнения, потому что нельзя было гарантировать, что, выйдя из бара и отправившись в разные стороны, никто не встретится тайно в другом месте, а я не мог разорваться и контролировать всех. Поэтому решено было остаться в подвале всем только, чтобы никто не мог слышать, о чём докладывает мне свидетель, остальные одели наушники и включили музыку так громко, чтобы я мог слышать её.

Задача предстояла сложная, но я засучил рукава и приступил к её решению со всей ответственностью. Вот только, чем больше я задавал вопросов и получал ответов, тем больше склонялся к мысли, что деньги таки взял ты.

Во-первых, конверт, действительно, был подписан Нильсу чёрной ручкой и именно таким почерком, какой я видел у тебя. По крайней мере, я был в этом уверен настолько, насколько смог представить его по описаниям ребят. Во-вторых, я выяснил, что наедине с курткой Нильса оставался только ты и Лайк. Насчёт неё я бы поручился кому угодно, слишком уж она положительная. Да и как выяснилось, мотива ни у Лайк ни у Моны на первый взгляд не было. Ежемесячно родители пересылали им на счёт деньги, весьма солидную сумму, которой им не только хватало на питание, развлечения и шопинг, но ещё и оставалось. Нильс с Россом тоже не бедствовали, хотя и жили исключительно на свои сбережения — подработку репетиторами по музыке для богатых детей Нью-Йорка. Так что оставался только ты, и с мотивом, и с прямым вещественным доказательством.

У меня, конечно, была мысль, что деньги тебе кто-то из ребят подсунул, а ты бросил сумку в ванной, так и не открыв, поэтому даже и не знал о пропаже. Но довольно быстро эта мысли показалась мне абсурдной.

Когда я опросил всех свидетелей по разу, прошло уже часа три. Я ужасно вымотался, и чтобы не устраивать очные ставки, которые, вполне вероятно, закончились бы скандалом, ни обвинять кого-то и ни признаваться в своей бесполезности, я сказал, что у меня есть кое-какие подозрения, но мне нужно обдумать это наедине с собой.

Было видно, что ребята тоже устали, наверно, поэтому никто мне не возразил. Я собрал все показания, написанные обратной стороне листов с нотами наших песен, сделал серьёзный и задумчивый вид и ушёл восвояси, в панике пытаясь придумать, как выйти из ситуации так, чтобы и волки были сыты, и овцы, точнее, один барашек, был цел. Да и чтобы мне тоже не досталось.

Я долго думал над тем, как разрулить ситуацию, не выдав тебя, да и себя заодно. С одной стороны, мне хотелось показать свою компетентность в расследовании дел, чтобы группа поняла, что и у меня есть особые таланты. С другой — я совсем не жаждал признаться, что шарился в твоих вещах. Ну, а в третьих и, в самых главных, пусть деньги группы какие-то образом и оказались в твоих вещах, я не собирался предавать тебя. Об этом и подумать было страшно, ведь мы так сблизились в последнее время: ты называл меня другом и даже впустил переночевать в свою обитель. Все мои мысли сошлись на том, что прежде чем принимать решения, что мне делать и чего не делать, я должен поговорить с тобой. И я отправился на поиски тебя.

Оказалось это не так просто, несмотря на солидную практику в выслеживании тебя. Просто побродить по кампусу оказалось недостаточным. Я зашёл в один из корпусов, в котором видел тебя пару раз, посетил центр Киммеля, обошёл остальные корпуса и даже общежития. Последним в повестке дня у меня было наведаться к тебе домой. Это я оставил на самый вечер, предположив, что днём я тебя там вряд ли застану.

Пока я бродил по кампусу, мне в голову пришла интересная мысль, как решить текущую задачу. Но для этого мне нужны были деньги. Я дождался подходящего времени и позвонил отцу.

— Пап, привет, — сказал я, как только услышал звуки соединения. — Не помешал? Ты бы не мог одолжить мне немного денег? Хочу сводить девушку в хорошее место.

Это было унизительно, попрошайничать на свидания, в конце концов, я же взрослый парень, способный зарабатывать и сам. Но то, что у меня на самом деле другая цель, не требующая отлагательств, придало моему голосу уверенности и даже немного наглости. По крайней мере, мне самому так показалось.

— Тебе прямо сейчас нужно или подождёшь, когда я до банка дойду? — спросил отец, и я услышал на заднем фоне типичные ресторанные звуки.

— Я думал, ты уже освободился. Нет, мне не срочно, конечно, — я попытался рассмеяться.

— Клиент вредный попался, — посетовал отец. — Видите ли, в рабочее время он не может. Как закончу, заеду в банк, всё равно туда собирался. Тебе сколько кинуть?

Я назвал сумму, которая по словам ребят из группы, была в конверте.

— Ого! — отец присвистнул. — Куда это ты собрался тащить свою пассию? В сам Белый дом?

Я смутился, хотя и ожидал подобной реакции заранее.

— Ещё хотел за танцы заплатить, мы с Джеммой туда вместе ходим, — я немного помолчал. — Пап, а ты можешь маме об этом не говорить? Ну, про танцы.

— Конечно, не вопрос, — рассмеялся отец. — Танцы, так танцы. Хотя лучше бы на борьбу записался или в шахматный клуб.

Отец попрощался и пообещал перезвонить, как кинет на карточку средства. Я выдохнул с облегчением. Возле первого пункта в списке можно было ставить галочку. Дав себе несколько минут на то, чтобы успокоиться, всё таки просить деньги, даже у отца, не самое приятное занятие, я заглянул в записи с допроса, а потом вызвал такси.

Я доехал до караоке-бара, который был последним в списке заведений, где ребята отмечали выступление. Он был открыт, но я только посмотрел на здание, и отправился искать почтовое отделение. Пока я шёл, мне позвонила Лайк и поинтересовалась, как у меня дела с расследованием. Я сказал, что продвигается, но мне ещё нужно кое-что проверить. Что именно, я говорить отказался.

— Ладно, — сказала Лайк с огорчением в голосе. — Я просто хотела узнать, может, тебе нужна помощь? По мне так эта затея Нильса такая странная. Как будто мы какие-то преступники.

— Да, наверное, — согласился я. — Он погорячился.

— Кстати, он спрашивал твой номер. Можно ему дать? Или подождать до конца твоего этого… ну того, чем ты занимаешься?

— Правда, спрашивал? — удивился я. Ведь это он же первый, по-моему, решил игнорировать меня, а потом подговорил всю группу.

Лайк подтвердила. Потом, когда я уже положил трубку, моё удивление сменилось разочарованием. Если бы не случай с деньгами, стал бы он интересоваться мной? Очень сомневаюсь.

Я зашёл на почту, купил чистый белый конверт, блокнот и чёрную ручку. Немного потренировавшись в написании имени Нильса так, чтобы было похоже на то, что я видел у тебя в сумке, я подписал конверт, положил туда несколько купюр, чтобы было понятно, что он не пустой, и вернулся к караоке-бару.

Посетителей внутри было не много, что мне было на руку, так как я хотел, чтобы меня заметил и запомнил персонал. Я прошёл в зал, не раздеваясь, и стал наклоняться у каждого столика, не пропуская даже те, которые были заняты. Посетители смотрели на меня косо, а одна девушка даже назвала меня чудиком, когда я опустился на четвереньки и залез под стол.

Я облазил половину зала, когда ко мне, наконец, подошёл человек в форменной футболке.

— Что ищите? — спросил он вежливо.

Я так обрадовался его появлению, что ударился затылком об стол, поднимаясь.

— Да, я был у вас в пятницу с друзьями и потерял конверт. Белый такой, подписано Нильсу. Вам никто не передавал?

Сотрудник провёл меня в служебное помещение и подвинул большую картонную коробку, на дне которой лежало два телефона, зарядное устройство, толстая тетрадь и четыре связки ключей. И так было понятно, что конверта там нет, но я для виду перебрал потерянные вещи.