— А, это? Да я в фитнес-центр зашла, тут новый преподаватель появился, пока меня не было. Просто огонь! Кстати, а мы бы могли и в Нью-Йорке на танцы записаться, если у тебя, конечно, останется время.
Я пообещал подумать и положил трубку. В комнату зашла мама и спросила, с кем я разговариваю.
— С другом, — ответил я и зачем-то добавил, — с Джеммой. Помнишь, я о ней рассказывал?
— Эта та, которая живёт в неведомом городе с длинным названием? — мама подпёрла бока руками, что ничего хорошего не означало.
Она меня подозревала во лжи? А я, как дурак, сам её спровоцировал. Врать матери по телефону гораздо легче, чем видя её лицо.
— Я перепутал, она живёт в Остине.
— В Остине? — по тону голоса мамы я понял, что она не поверила. — Не далековато ли забралась? Неужели поближе университетов не нашлось? Она хоть на самом деле существует, эта Джемма?
— Конечно, — сказал я, даже немного обидевшись. — С кем иначе я разговаривал? Вот ты всё время так! Нет, чтобы порадоваться за меня. Нет, обязательно найдёшь к чему придраться!
Мама прошла по комнате до диванчика и начала поправлять подушки. Я внутренне напрягся. Сейчас пройдётся по всем остальным моим недостаткам. Она всегда так делала: если понимала, что не может выиграть в споре, переключалась на другую тему, где у неё было преимущество. И, рано или поздно, последнее слово оставалось за ней.
Мама молча проинспектировала комнату сосредоточенным на поиске беспорядка взглядом. Разгладила складки на покрывале, поправила шторы, изучила книги на моей полке на предмет того, чтобы всё они соответствовали её жизненному девизу: побольше скучной учёбы, поменьше развлечений.
С детства я официально читал только мировую классику, учебники и научно-популярные книги, слушал симфоническую музыку, смотрел только специально подобранные фильмы. Свою коллекцию комиксов, диски с роком и популярными блокбастерами я хранил в разных тайниках, которые время от времени рассекречивались, а их содержимое уничтожалось. Со временем я довольно неплохо преуспел в искусстве прятанья запрещённых вещей, и с каждым годом попадался всё реже. А, может, и мама стала менее старательно искать. Из Нью-Йорка я не привёз почти ничего незаконного, поэтому со скрытым злорадством наблюдал за мамиными поисками. Единственной не учебной книгой, которую я купил и то, уже в Балтиморе, была «Одураченные случайностью»[i] (обзор на неё я нашёл на страничке Нильса в фейсбуке). Внешне она выглядела серьёзно и вполне бы могла сойти за рекомендованную в университете. Так что я быстро успокоился, легкомысленно поверив в то, что на этот раз маме найти нечего.
Но, не тут-то было. Мамины зоркие глаза заметили под кроватью мою сумку, с которой я приехал из Нью-Йорка и которую до сих пор не разобрал.
— Ох, что это? — возмутилась мама, вытягивая сумку за лямку на свет божий. — Ты не постирал свои вещи?
Я в ужасе схватился за голову. Что теперь делать? Не отбирать же вещи и убегать? Тогда мама подумает, что я совсем от рук отбился и, кто её знает, вообще спихнёт в психоневрологический интернат. Я решил не поддаваться первому порыву, а мужественно выдержать сеанс унижений.
Мама открыла сумку и стала выкладывать её содержимое на пол. Сначала получалась одна стопка, но, как только она достала потёртые джинсы из моего нового гардероба (приехал домой я, кстати сказать, в своей старой одежде — в классическом костюме и бежевой рубашке), стала образовываться и новая стопка. За джинсами последовали и остальные шмотки: разноцветные футболки, толстовка с изображением группы Nirvana и куртка, которую я купил для тебя, но так и не отдал. Не досталось только одной паре тёмно-синих зауженных джинов и только, наверно, по тому, что на первый взгляд сложно было определить насколько они узкие. А, может, мама и ничего не имела против такой одежды, раньше она обычно дискриминировала в основном всё, что так или иначе связано с рок-субкультурой.
В запрещённую стопку также полетели и диски, твоя монета, которую я повесил на шнурок, и даже журнал, который я прихватил в самолёте.
Когда мамины руки дошли до пакета с моим бельём, я чуть не заплакал. Мне девятнадцать лет, а моя мать до сих пор роется в моих трусах! Кто я после этого?
Если бы ты видел это, то никогда бы больше не посмотрел в мою сторону.
— Мой сын не будет носить этот мусор, — сказала мама, когда моя сумка опустела. — Ничего не трогай, — мама вышла из комнаты.
Предположив, что она пошла за мусорным мешком, я выхватил из кучи вещей твою монету и все диски Сидни Дарвелла. В этот момент мама вернулась и схватила меня за руку.
— Положи на место, — сказала она так строго, что чуть ли не злобно.
Я помедлили, но она вырвала диски (монету я успел незаметно сунуть в карман) прямо из рук. У меня промелькнула мысль, что я могу её ударить и забрать все свои вещи, но я, к счастью, не воспользовался ей. Не знаю, что бы тогда меня ждало: психоневрологический центр или сразу улица и компания бомжей? Наверное, мне уже давно пора было сделать то же, что и Харпер: собрать вещи и в один прекрасный день исчезнуть. Но представлять эту эпическую картину совсем не то же самое, что привести её в действие. Что бы я стал делать дальше без жилья, без денег?
Мама сложила всё запрещённое добро в чёрный пластиковый мешок и покинула комнату. Я выглянул следом, чтобы узнать, где она его спрячет, а потом выкрасть хотя бы диски Сидни Дарвелла. Это же такой раритет! Я не мог себе позволить так просто потерять их. Надо бы отдать их Джемме, больше бы было шансов сохранить. Зря я пожадничал.
Но, вопреки моим надеждам мама не оставила мешок в укромном уголке, а отдала его отцу с просьбой вынести мусор прямо сейчас. Я выскочил из комнаты.
— Я помогу! — крикнул я ничего не подозревающему отцу.
— Нет-нет, — сказала мама, — ты нужен мне на кухне. Никак не могу отрезать голову рыбе, поможешь мне.
Я посмотрел на папу умоляющим взглядом. Ведь никто иной, как он, когда сбежал Харпер, покупал мне ту музыку, которую я просил, и давал деньги на карманные расходы, пусть и не очень часто. Но папа понятия не имел, что в мешке, а я не знал, как намекнуть ему.
— Конечно, помоги матери, — сказал он совершенно наивно и ушёл с моими ценностями.
Рыбе я отрубил голову одним ударом.
[i] Книга американского экономиста и трейдера Нассима Талеба
Глава 25
Когда наступила ночь, я вышел из своей комнаты и прокрался к спальне родителей. Приоткрыв дверь, я убедился, что оба тихо посапывают во сне. Я быстро накинул свой старый спортивный костюм, сохранившийся ещё со школы. Он растянулся и выглядел весьма непрезентабельно, но лишь каким-то чудом сохранился в моём гардеробе. Мама никогда не терпела ничего мятого, грязного и старого. Я, конечно, тоже всегда любил порядок, но ради него не был готов расставаться с любимыми вещами.
Я натянул носки, взял в одну руку ключ и фонарик, в другую — ботинки, и выскользнул за дверь. Обулся только на лестничной клетке, чтобы в квартире не было слышно шагов. На улице меня встретила тихая и прохладная темнота. Фонари освещали лишь подход к дому, а дальше не было видно практически ничего. Я завернул за угол дома, миновал двор и оказался у небольшого кирпичного строения с мусорными баками внутри. Дверь была заперта, но я же не зря взял ключи. Внутри было ещё темнее и пахло сыростью. Я включил фонарик и поднял крышку одного из баков. Поскольку большинство мешков оказались чёрного цвета, мне пришлось разрывать все по очереди. Ночь предстояла долгая: осмотра ждало аж шесть баков.
Сначала я вытаскивал мешки по очереди, клал на пол, развязывал и смотрел, что внутри. После того, как я проделал подобные манипуляции с десятком пакетов, до меня дошло, что можно их предварительно ощупывать. Но, хоть я облегчил этим себе работу, всё равно казалось, что число мусорных мешков нисколько не уменьшается.