Тогда было ещё светло. Я открыл багажник и чуть не задохнулся от вони. Сначала я испугался, вдруг ты умер и вот уже начал разлагаться, но вспомнил про дно сортира, где мы с тобой побывали. Ты был бледен, но дышал. Я вытянул тебя из багажника и уложил на земле, потом принёс твою сумку и переодел тебя в чистое. Наверное, запах всё равно оставался, но я уже не мог адекватно это оценить. В багажнике нашлась бутылка с водой, которую я не заметил раньше. Я осторожно намочил тебе лицо, чтобы отлепить волосы. Ты дёрнулся и застонал.

— Френсис… Ты меня слышишь? Это я, Тейт. Я вытащил тебя из огня.

Ты не ответил и снова затих. Я аккуратно убрал волосы с твоего лица и впервые заметил, как сильно ты обгорел. Правый висок, щека, часть подбородка и шеи стали ярко розовыми, кое-где виднелись здоровенные пузыри с мутно жёлтой жидкостью. Часть волос, что я убрал с твоего лица, осталась у меня руке. Я повернул твою голову на бок. Ожог продолжался чуть ли не до затылка. Волос там не было. На тебя теперь сложно было смотреть без слёз.

Тогда увиденное повергло меня в такой шок, что я запихнул тебя обратно в багажник, захлопнул его и ещё несколько часов бесцельно катался по дорогам.

К тому времени, как я остановился снова, потрясение практически прошло. Но я всё ещё боялся смотреть на тебя.

Я вышел на улицу и прислонился к крылу машины. Стоило бы закурить, но курить я так и не научился. Несколько минут я вдыхал тёплый ночной воздух, потом вынул из сумки твой телефон и по памяти набрал номер Харпера.

***

Джону я рассказал о том, что ты несколько месяцев держал меня взаперти, об ожоге на руке, который появился благодаря тебе, о пластической операции, превратившей меня в твоего двойника и о том, что ты чуть не убил меня. Слова, произнесённые вслух, превратили последние события в нечто совершенно иное — не в ту реальность, в которой я наивно пребывал всё это время.

Я несколько раз вынужден был кусать губы, чтобы прогнать слёзы: получалось, что ты действовал по задуманному сценарию, шаг за шагом приближаясь к цели, а вовсе не спонтанно развлекался, увлёкшись мной.

Когда всё началось? После моего ухода из группы или раньше? Я вспомнил, как ты просил меня петь не своим голосом, а намного ниже, ближе к твоему тембру, и ужаснулся продолжительности твоего плана во времени.

Мой рассказ был сбивчивым с постоянными «а нет, до этого было…». Меня трясло, и я ощущал себя полным дураком. Мой мир рухнул.

— И что ты хочешь от меня? — спросил Джон после продолжительной паузы.

— Не знаю, — прошептал я.

Я не надеялся, что Джон захочет помочь мне, посочувствует или подбодрит. Просто хотел выговориться. Харперу я не смог всё рассказать. Хорошо, что ему хватило мудрости и не спрашивать, зачем мне срочно понадобилась съёмная квартира, почему я скрываюсь от родителей и почему мы не можем встретиться лично. Наверное, когда-нибудь он всё равно узнает, но пока я не хотел думать об этом.

— Я просто хочу…, — продолжил я, собравшись с мыслями, — хочу найти ответы. Почему он поступил так со мной. Что я сделал не так.

Джон ухмыльнулся, почти так же, как это делал ты.

— Ну, а я тут причём? Я знаю не больше твоего. Всё что ты рассказал для меня такая же новость, как и была до недавнего времени для тебя.

Джон развёл руками, а потом сунул их в карманы. Мы встретились на той же парковке, где некоторое время назад разговаривали, когда Джон думал, что я — это ты. И вот уж целый час я сидел в его машине и говорил. Наверное, если бы машина была моя, Джон давно бы ушёл, а так ему приходилось меня слушать. Не выталкивать же на улицу силой?

— Просто скажи, чем вы вместе занимались. Кто тот журналист? И что за история с каким-то Патриком и Джоанной? Вдруг это мне что-то даст?

Джон какое-то время молчал, я даже испугался, что он больше вообще не заговорит от той наглости, которую я выказал этой просьбой, но он вздохнул и сказал:

— Хорошо, расскажу. Но не думаю, что это поможет тебе в твоей проблеме. Чужие тайны чаще вызывают больше вопросов, чем ответов. Тем более что я знаю эту историю со слов сам знаешь кого. Плюс минус кое-какие факты. А он, твой приятель, как причастное лицо, мог и не сказать правду. Ты, наверное, уже понял, как он любил приврать.

Джон ещё что-то побурчал, но, в конце концов, начал рассказ. Так я и узнал твою историю.

Всё случилось, когда ты жил в небольшом городке в штате Массачусетс, куда переехал из Балтимора, и учился в девятом классе. В один из летних месяцев твой класс отправился с ночёвкой на природу. Что-то вроде летнего скаутского лагеря. Вы жили в палатках, готовили на костре, собирали грибы и ягоды и, главное, были вдали от взрослых. Руководитель, конечно, был, но он один, а подростков было много — за всеми не уследишь.

Тебе нравилась девочка по имени Джоанна — она тоже была в походе — но ты не решался предложить ей нечто большее, чем дружбу. Но ты был в числе немногих, кого она посвятила в свою тайну: к ней приставал один парень, её родители подали на него в суд, и ему было запрещено приближаться к ней ближе, чем на километр, но он всё равно находил способы надоедать: записками, электронными сообщениями.

В тот роковой вечер ты всё же решился и предложил Джоанне встречаться. Может быть, ты поцеловал её или же просто сказал словами, тут я могу лишь гадать. Она действительно тебе нравилась и была первой влюблённостью в твоей жизни, но у неё оказались другие планы, и она отказала. А потом пообещала разболтать подругам, если ты снова попытаешься перейти черту дружбы. Со слов Джона, вы с Джоанной поссорились, и ты нечаянно столкнул её с обрыва. Это видел Патрик, тот самый парень, которому было запрещено приближаться к Джоанне под угрозой ареста. Он стал угрожать тебе расправой, просто потому что не мог рассказать об увиденном, ведь его не должно было там быть. Он-то и сунул твою руку в костёр, пытаясь доказать серьёзность своих намерений. Он хотел, чтобы ты сам сдался полиции и всё рассказал. И он стал преследовать тебя, даже однажды вломился к тебе домой.

Тебе пришлось переехать, сменить имя. Патрик на время потерял тебя, но прошлым летом ты узнал о том, что он обратился к журналисту, Мэттью Риверу, с просьбой провести расследование.

***

— Он хотел, чтобы я побыстрее нашёл Патрика, всё истерил, мол, тот убьёт его. Хотя лично я не видел повода дёргаться, ведь Патрик обратился к журналисту, а не к киллеру. Логично предположить, что он хотел, чтобы Ференц раскаялся, а не убивать его. Но Ференц всё дёргался. Мне никак не удавалось найти Патрика, а потом, незадолго до того, как Ференц привёл тебя ко мне, он вдруг передумал. Стал спрашивать, сколько я возьму, чтобы убить журналиста.

— А ты…, — я чуть было не спросил, не подрабатывает ли Джон киллером, но вовремя спохватился и закрыл рот.

Джон скосил на меня глаза.

— Вот, блин… Всё не привыкну, что ты — это не он. Так, ладно, мне закончить? Смотрю, тебе стало не интересно.

— Нет-нет, продолжай, пожалуйста, — попросил я.

— Короче, Патрик внезапно перестал ему быть интересен, Ференц помешался на планировании убийства. Мы договорились, что пока он не накопил нужную сумму, ему лучше не появляться на глаза ни Риверу, ни кому-то подобному. Даже не знаю, почему он решил, что я смогу найти киллера. Через какое-то время он, очевидно, понял, что я против убийства и не помогу с этим. И даже почти успокоился. Теперь мне ясно почему.

Джон замолчал и из-под сдвинутых бровей взглянул на меня. А на губах появилась полуулыбка. Он словно насмехался надо мной. Внезапно вся моя жалость к себе сменилась злостью. Да, это я попал в глупую историю, поверил, что могу что-то значить для такого человека, как ты. Но это не давало Джону, кем бы он ни был, высмеивать меня. Я бы разрешил это сделать только тебе. И никому другому.