Подъехав к воротам особняка, некоторое время сидел недвижимо, уставившись вперёд застывшим взглядом.

Знал, что этим всё и закончится. Предвидел и саму концовку, и реакцию Скибинского. Только быстро всё слишком. Ему бы ещё недельку или, на худой конец, денька три. Может, и успел бы к тому времени. По крайней мере, было бы отчего оттолкнуться, а так… словно сглазили. Ещё вчера был полон обманчивой надежды, а сегодня удача повернулась задом.

Как будет выпутываться — ни одной толковой идеи. Но то, что засветился, стало ясно ещё утром, когда Снежана не пришла на встречу. Сначала думал, проспала. Выждал с полчасика, набрал заученный на память номер. Стриптизерша не отвечала. Почувствовав неладное, поехал к ней домой и не успел толком прикоснуться к дверному звонку, как нагрянули полицейские, едва успел унести ноги. Совпадение? Да нет. Подстава. Снежанку грохнули буквально перед его приходом, да так умело состряпали дело, что ещё чуть-чуть и пришили бы ему мокруху на ровном месте.

А тут ещё и Олежка активизировался. Учуял, гнида, запах гари. Метнулся к старику и быстро всё слил. Что стоило его слово против слов крёстника, да ещё в свете последних событий? Да них** оно не стоило. Тут как не поверни, а всё против него. Без доказательств нечего и рот открывать. Не сработает. Только хуже сделает.

Зажатая между пальцев сигарета так и осталась неприкуренной. Думал, получится отвлечься, выстроить защиту, да ничего не вышло. Ещё сильнее пригрузился, упираясь как не в один тупик, так в другой.

Посидев ещё несколько минут, с тяжким вздохом вышел из машины и, мазнув по распахнутым воротам взглядом, пошел к дому.

— Алексей Игоревич! — бросился наперерез двухметровый увалень. — Простите, но… — покосился на замаячившего сзади напарника, — приказ Павла Олеговича, — и выжидающе протянул руку.

Ясно. Не доверяют. Да что он может сделать, когда вокруг человек двадцать подобранных им же пацанов? Да ничего. Все отличные стрелки, с хорошими физическими данными, а главное, натасканные на безоговорочное выполнение команд. И всё равно перестраховались.

Понимающе ухмыльнувшись, достал из-за пояса ствол и протянул смутившемуся парню. Мда, х**вая ситуация. Что, настолько в немилости?

Сколько шел, столько и чувствовал в затылок сверлящие взгляды. Получается, все уже в курсе. Под ложечкой неприятно заныло. Не было это каким-то препятствием. Отнюдь. За близость с Владой в лучшем случае могли покалечить, в худшем — убить и закопать где-нибудь в посадке, но, так или иначе, стало не по себе.

Тяжело вздохнув, помассировал уставшие воспаленные от недосыпа глаза и решительным шагом продолжил путь.

Огромные окна второго этажа зияли удручающей темнотой. Дома ли Владка или упекли куда-нибудь — оставалось только гадать. Надеялся, что да, потому как в ином случае мог потерять голову и учудить страшные вещи, за которые в дальнейшем пришлось бы отвечать не только перед Скибинским.

Входная дверь распахнулась, пропуская навстречу Вику. Она шла, не поднимая головы, и казалась чем-то обеспокоенной. Лёшке было абсолютно похер на её состояние. Его ждали, нервы и так на пределе, поэтому, когда она окликнула его, хладнокровно проигнорировал, направляясь к Скибинскому.

— Я пыталась ему помешать, — бросила вдогонку, вызвал на его лице пренебрежительную усмешку. — Но ты сам виноват. Слышишь? Сам!

Не обернулся. Только её сейчас не хватало.

Втянув в себя как можно больше воздуха, решительно толкнул дверь и без стука вошел в кабинет. Оказывается, Олегович уже подсуетился: помимо личной охраны, подпирающей дверь снаружи, в кабинете находился ещё и Седых.

Лёшка мазнул по нему быстрым взглядом, отметив, насколько тот собран. Задаваться вопросом, что он тут делает, не было смысла. И так всё ясно: п*здить будет, как и предупреждал в прошлом. Может, и не сам, но сути это не меняло. Не для декораций же позвали.

Седых при его появлении и бровью не повел, продолжая сосредоточено смотреть в окно, зато Скибинский резко поднял голову и упёр в Лёшку тяжелый взгляд.

Повисла угнетающая тишина.

Ни один мускул не дрогнул на лице Гончарова, хотя внутри всё кипело от ярости. То же самое происходило и со Скибинским. Ярость, злость, а ещё… тихое разочарование. Как человеку, четко следовавшему установленным правилам, ему претило любое их нарушение.

— Разочаровал ты меня, Алексей, — вздохнул, скривившись. — Разочаровал… — Колющая боль в области сердца вынудила надавить на грудь, чувствуя при этом непонятно откуда взявшуюся нехватку воздуха. Кожаное кресло противно скрипнуло под тяжестью веса. Скибинский устало откинулся на спинку, продолжая наблюдать за человеком Варланова.

Импонировало, что он спокойно стоял перед ним, открыто глядя в глаза и в то же время, подобная наглость задевала. Да, Гончаров не просто умелый стрелок, вошедший в его жизнь в трудные времена. За пять месяцев он стал носителем многочисленной информации, перебрал на себя обязанности казначея. С ним хорошо ладил Ходаков, на нем базировалась вся служба безопасности. Он помог разобраться с Гордеевым, с его помощью сдерживался напор рейдеров. И не заметил, как стал нуждаться в нем.

Сейчас так мало преданных людей. На пальцах оной руки можно сосчитать. И ладно, если бы не говорил с ним до этого, не предупреждал. Всё донес, разложил по полочкам. Спросил — он ответил. Заверил, что и в мыслях не было, что может быть спокоен. Как сестра, сказал, а он и поверил. Потому и добивался ответа у Владки, хотел узнать, как долго его водили за нос. Если уже тогда — грош цена его авторитету.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Гончаров молчал. Сколько раз прокручивал в голове эту сцену, а всё равно оказался застигнут врасплох.

Смысл сейчас посыпать голову пеплом? Прекрасно понимал, на что шёл с самого начала. Но как объяснить, что и сам до конца не отошёл? Что накрыло с головой, окружив неким вакуумом. Что в тридцать пять лет сошел ума, вцепился в мечту, как утопающий за соломинку, наплевав на последствия. Впервые распробовал вкус жизни, впервые насладился им. Не сполна, нет. Только пригубил. Но каким же опьяняющим он оказался — дух захватывало. Ни капли не жалел о содеянном. Отмотай время назад и знай, чем всё закончится, всё равно поступил так же. Три дня безумной страсти стоили грядущей расплаты, и он готов понести любое наказание.

— Молчишь? — снова скрипнуло кресло, на это раз высвобождая хозяина. Скибинский тяжело поднялся и подошел к нему.

— Мне нечего сказать, — заиграл скулами, не опуская глаз. — Ответ: я люблю её — вряд ли вас устроит.

Скибинский хмыкнул и посмотрел на пытавшегося казаться безучастным Седыха. Потом снова вернулся к Гончарову. Надо же, стоит, как ни в чем не бывало. Непробиваемый. Но заглянул в голубые глаза, и удивился, насколько они могут быть красноречивыми. С годами научился разбираться в людях, пришло с горьким опытом и умение читать разные лица, и оценивать стоявшего напротив противника. А Гончаров не был ему врагом. Как и Влада. В голубых глазах плескалась решительность. Сразу видно — не откажется. Будет подыхать, а своего не отдаст. Поздно.

Бесился, разрывался на части от противоречий. Чтобы там не говорила девушка, а привязался к ней. Привык нести ответственность, как и держать данное слово. С другой стороны… брошенные ею слова глубоко засели в сердце, ранили, вынуждая признать их правоту. Не сегодня так завтра они дойдут до той кондиции, когда останется только ненависть. Не хотел он, чтобы его ненавидели. Только не она. У него на душе и так предостаточно прокленов, и расплата за них слишком жестокая.

Другое дело — Гончаров, которому доверился, открылся. Слишком многое поставлено на кон, особенно сейчас, когда вокруг собрались одни враги. И в то же время… ну не мог он вот просто взять и закрыть глаза, оставив безнаказанным. Не мог и всё.