— Да ты… совсем страх потеряла? — навалился всем весом на дрожащие коленки. Не остановил даже мелькнувший на лице страх. Влада замерла под ним, не смея пошевелиться, и неосознанно прикусила нижнюю губу, вызывающе вскинув подбородок. Это движение какого-то хрена выстрелило в мозгу совершенно неестественной для ситуации откровенностью, заставив тут же отпрянуть.

С*ка, что с ним не так? Что с ней не так? Откуда этот клокочущий в груди жар и мысли… мысли грязные, опошленные…

Ещё никто и никогда не задевал его настолько глубоко. Что она может понимать? Да она жизни толком не видела, а ещё сидит тут и учит его.

— Если бы я жил без ответственности — вряд ли бы сейчас был рядом, — произнес глухо, изучая забившуюся в угол девушку. То, с какой частотой опадала её грудь, почему-то заставило хищно улыбнуться. — Я бы не поднял на ноги полгорода, не притащился за тобой, не пытался сохранить всё в тайне. И приставленную к тебе охрану не тронул бы, оставив всё по-прежнему, — объяснял вкрадчиво, проникая в наивное подсознание железными доводами. — А ты бы вернулась домой, даже не догадываясь, что всё это время находилась под прицелом.

Влада побледнела, обхватив себя руками.

— Ты лжешь. Никто за нами не следил, — но голос против всех ожиданий дрогнул. Не понравилось, с каким спокойствием Гончаров достал телефон, начав выискивать что-то.

— Вот, — протянул гаджет, тыча пальцем на изображение, — удалось забрать у следившего за тобой хмыря. Не узнаешь?

Девушка во все глаза уставилась на свои снимки в момент пребывания на кладбище и боязно поежилась. Но ведь она никого не видела? Стоп! Он сказал «под прицелом»?

— Как ты узнал? — уставилась на запечатленную у подъезда Машку.

— Это моя работа, Лад, — прозвучало на удивление спокойно.

Теперь понятно, почему он так взбесился. Ещё бы. Ведь она едва всё не испортила.

— И где он сейчас? — похолодела, понимая, что раз телефон у Гончарова, то его владелец…

— Не бойся, — усмехнулся криво, забрав телефон, — никто его не убивал, пока… Сейчас с ним беседуют люди Скибинского. Ну а дальше, — развел руки, — не моя парафия, к сожалению.

— Я ведь не знала, — прошептала тихо, сгорая от чувства вины. Ещё никогда не чувствовала себя настолько хреново. — Лёш, если бы я знала, я бы… никогда… Мне тёть Надя, как мама, а Машка, как сестра. Я бы никогда не подставила их, веришь?

Он долго смотрел на неё. Совсем по-новому. Тепло как-то, обволакивающе.

— Верю, — потянулся за очередной сигаретой, пряча неловкость за поспешными движениями. — Тебе — верю.

Хотел в который раз отстраниться, отделиться от неё с помощью разъедающего легкие дыма, но…

Глубоко вздохнул и неожиданно привлек её к себе, уткнувшись колючим подбородком в шелковистую макушку.

Не отдавая отчёта спонтанному порыву, поглаживал длинные локоны и пытался ответить на один единственный вопрос: с какой поры его стала волновать её реакция? В какой момент появились мурашки, бросившиеся врассыпную по всему телу, стоило теплому дыханию коснуться его ключиц? Откуда взялось это естественное желание защитить, оградить, успокоить?

И ведь полегчало. Как только прижал к себе, обнимая свободной рукой, так и отпустило. Сошли на нет и недавнее напряжение, и многочасовая тревога. Всё схлынуло. Да разве могло не схлынуть? Это ведь его Владка, девочка, написавшая для него десятки писем. Он их прочел. Все. До единого. И по сей день хранил в картонной коробке на старой квартире. Она была самым чистым и незапятнанным воспоминаем из прошлого и одновременно, такой далекой, такой нереально-красивой, что даже находиться в её окружении считалось кощунством.

Влада зарылась носом в отворот пиджака, и робко улыбаясь, втянула в себя едва уловимый запах мужских духов.

Маньячка. Какая же она маньячка. Практически не дышала, не веря в произошедшее. Оно того стоило. Верила, есть между ними что-то необыкновенное. Та же элементарная симпатия. Но уже взрослая, осмысленная. Чувствовала её на интуитивном уровне, и никакие доводы разума не могли призвать к благоразумию.

Сердце, как сумасшедшее, колотилось в груди, сотрясая болезненными импульсами грудную клетку. Казалось, он всё видит и замечает, и по-любому чувствует исходившую от неё вибрацию.

Покраснела. Так бы и сидела, прислушиваясь к зарождающемуся от прикосновения сильных рук наслаждению. Вечно бы вдыхала его запах, согреваясь от пылающего жаром сильного тела, но Лёшка отстранился. Расправил плечи, стряхивая за окно пепел, и глубоко затянулся.

Влада прочистила горло, принявшись поправлять одежду и дабы сгладить неловкий момент, поучительно заявила:

— Вообще-то, курить в таких объемах — вредно.

— Да-а-а? — протянул удивленно, припоминая её косячок. — А ты, я смотрю, за здоровый образ жизни, да?

Митцубиси рушило с места, нагоняя упущенное время.

— Не то, чтобы… — смутилась, краснея, — просто считаю, что курение в сто раз хуже спиртного.

Лёшка улыбнулся, оставив её замечание без ответа. Хватит с них на сегодня препирательств. Но на тему курения травки они ещё поговорят. Обязательно.

— Вика не в теме, — предупредил, между прочим. — Так что смотри, не спались.

— А как же отстранение Пашки? — метнула в его сторону обеспокоенный взгляд.

— А что с ним? Там всё ясно. Отстранен по профнепригодности. Павел Олегович в курсе.

— Так он знает?

— Конечно, нет, — обиделся Гончаров. — Никто ничего не знает кроме меня и Седыха. Всё остальное — не твоя забота.

До сих пор не верилось в его заботу. Вернее, верилось, конечно, но чтобы вот так, переступив через приказ Скибинского? Боже, какой же он всё-таки классный. Он даже курил не так, как все. А когда говорил с зажатой между губ сигаретой — так вообще текла, изнывая от желания.

То ли Лёшка гнал на всех парах, то ли она окунулась с головой в мир фантазий, потеряв счёт времени, но когда её ушей коснулось тихое «приехали» аж подскочила от неожиданности, завертев на все стороны головой.

— Как, уже? — обескуражено выглянула в окно, с сожалением отмечая конец пути. Прямо по курсу возвышался её университет, и не оставалось ничего другого, как сокрушённо признать — три часа пролетели как одна минута.

Лёшка заглушил двигатель и посмотрел на её дерганые манипуляции с ремнем безопасности. Протяжно вздохнув, подался к ней и одним плавным движением освободил из капкана, невольно зацепив костяшками пальцев мягкие очертания бюстгальтера.

Влада вжалась в дверь не столько от смущения или неловкости, сколько от остроты ощущений. Сразу представила эти самые пальцы на обнаженной коже и густо покраснела, почувствовав, как затвердели соски. Не реакции на него испугалась, а мысли, что он может видеть её насквозь. Сразу вспомнились и тёть Надя со своими безошибочными предположениями, и Машка с опошленными подколами.

— Лад… — начал Лёшка, отстранившись. Влада прикрыла глаза, уже зная, что сейчас последует. Он понял… Всё понял по её реакции. — Ты это, — достал очередную сигарету и, зажав серебристый фильтр уголками губ, внимательно посмотрел на застывшую девушку, — давай без глупостей, угу?

— В смысле? — пролепетала, нащупав рукой дверную ручку.

— Кончай валять дурочку, — угрожающе сдвинул брови, не желая внедряться в разъяснения. Не маленькая, должна понимать, что к чему.

Влада лишь расстроенно кивнула и выскочила на улицу.

— С тобой кончишь, — в сердцах хлопнула дверцей, и взглянув сквозь лобовое стекло на ошарашенного Гончарова, испуганно осеклась, осознав, что только что ляпнула вслух.

— Не понял?!.. — застыл с поднесенной к губам зажигалкой, изумленно уронив на колени сигарету, и во все глаза уставился на сорвавшуюся с места Некрасову. Когда же минутное оцепенение прошло, прижался затылком к подголовнику, и ощутимо стряхнул головой, не желая признавать очевидного. — Владка, Владка, — тяжело выдохнул в открытое окно, массируя переносицу, — и что мне только с тобой делать?..