— Ты, я смотрю, экстрасенсом заделался, — выехал в открытые ворота и, увеличив скорость до максимума, рванул в сторону города.

— Ну так, с кем поведешься. Так кого бить будем? Олежку или Максимова.

Гончаров хмыкнул.

— Олежка у нас с*ка неприкосновенная. Нельзя его трогать… Пока.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ясно. Максимову, значит, не повезло.

Седых высунул в окно руку и, пропуская между пальцами потоки воздуха, некоторое время молчал. Потом посмотрел на сосредоточенный профиль Гончарова, собираясь озвучить то, о чем уже давно догадывался.

— Это из-за Владки, да? Весь этот гемор с Турским?

Лёха молча следил за дорогой, изредка присматриваясь к зеркалам. Устал отнекиваться. Ванька не дурак, в отличие от своего сказочного тёски. Много чего видел и подмечал.

— Из-за неё, — выдохнул, не поворачивая головы, только руль сжал сильнее. — П*здить будешь? — вспомнил их разговор в больнице.

— А нужно? — вопросом на вопрос.

Лёшка посмотрел на него, улыбнувшись.

— А это с какой стороны посмотреть.

— Вот и я о том же. Ты мужик взрослый, знаешь, во что ввязываешься. Если Олег всё-таки замешан в смерти Максима — есть шанс убрать соперника по-тихому.

— А если нет?

— Тогда трешняк начнется, Лёх. Олег Владку не отдаст, со Скибинским тоже не понятно. Сдал старик, при чем конкретно. Тебя вон в Москву отправляет к Варланову. Для чего? Потому что чувствует — не долго ему осталось. Вокруг одно шакалье. Так и ждут, когда можно будет засадить нож в спину. Поддержка ему нужна. Если сейчас посрется с Турскими — жопа наступит. За Вениаминовичем треть силы. Боюсь, как бы его нейтралитет не сменился заинтересованностью.

— Поживем — увидим, — ответил уклончиво Лёшка, и сам прекрасно понимая, чем попахивает болезненность Скибинского. Это как раз тот случай, когда ни деньги, ни власть не имеют значения. Слетал один в частную клинику, угрохал херовую кучу бабла, а оно вон как: и отдышка, и отечность ног, и давление зашкаливало. Ему бы после операции с полгодика посидеть где-нибудь на островах, без сплошной нервотрепки и мозгоклюйства. А не получалось. Хватит, уже оставил на месяц бизнес — друзья-приятели чуть не спустили его в унитаз, принявшись наводить свои порядки.

Впереди показалась гостиница, в которой, если верить присланной информации, Максименко отжигал сразу с тремя проститутками.

— Приехали? — выглянул в окно Ванька, отстегивая ремень безопасности.

— Угу. Так, Вань, ты на шухере.

Седому такой поворот не понравился.

— Я с тобой. Не хватало ещё, чтобы и второй глаз подбили. Олегович сказал подсобить, значит, так и будет. Мы своих в беде не бросаем.

Гончарову только и оставалось, что сдвинуть плечами. Как хочет. Если не сидится на жопе ровно — его проблемы. Он же привык свои проблемы решать сам. Решительным шагом вошел в вестибюль и, отыскав взглядом охранников, кивнул Ваньке следовать за ним.

Не успели секьюрити принять серьёзный вид, как им в руки вложили по объемному конверту.

— Мы тут слегка пошумим, — шепнул им Лёха, подмигнув. — А вы, соответственно, никого не видели, ничего не слышали.

Те изучили содержимое конвертов и, обменявшись жадными взглядами, понимающе закивали.

Лёха расстегнул отцовские часы, перевернул их циферблатом во внутрь и, обхватив ремешок пальцами, закрепил на поверхности сжатого кулака.

По крови разнеслась убойная волна адреналина. Три дня толком не ел и не спал, выжидая подходящего момента. Максимка-то оказался сцыклом, под стать своему хозяину, вечно не сам, вечно кто-то рядом. А тут такая удача. Секса ему захотелось, прям невтерпёж.

— А ты опасный человек, Алексей Игоревич, — восхищенно протянул Седых, поднимаясь с ним в лифте на последний этаж. — Всё продумал.

— Работа у меня такая, Вань. Каждая мелочь — на вес золота. Всех не переловишь, попрятались с*ки, а вот Максимова грех отпустить. Я ведь тоже умею передавать послание. И почерк у меня с детства каллиграфический.

Седой остался дежурить на этаже, а Лёшка пошел к указанному в сообщении номеру. Думал, придется пошуметь, выбивая тяжелую дверь, возможно, даже прибегнуть к помощи оружия, но против всех ожиданий дверь оказалась незапертой.

Каково же было удивление Максимова, когда одна из прошманде, собравшаяся оседлать его, истошно завизжала на весь номер, заметив Гончарова. За ней, крича не своим голосом и прикрывая руками сиськи, всполошились и остальные.

Лёшка кивком указал на дверь и они, уловив этот знак, со всех ног бросились из номера, сверкая на бегу голыми задницами.

В считанные секунды номер опустел.

— Что, не ждал? — начал наступать на СБшника, хрустя сжатыми кулаками. Как же они чесались загрубевшими корочками — не передать словами. Не успел Максименко вскочить на ноги, приняв оборонительную позицию, как Лёшка рванул к нему и, обхватив рукой шею, утопил мордой в подушку. — Не ждал… — навис над вырывающимся телом, надавив коленом на позвоночник. — Ну, извиняй, так получилось. Я по-простому, без сопровождения. Много времени не заберу.

С непередаваемым кайфом стащил Максимова за ногу с постели и, пока тот жадно хватал ртом драгоценный кислород, принялся избивать, приговаривая, где именно тот допустил ошибку.

— Передашь свому хозяину, — наносил удар за ударом, превращая лицо в кровавое месиво, — что я ср*ть хотел на его советы. А ты, гнида, теперь бойся своей тени. На мушке ты у меня. Ты и вся твоя п*здобратия. Один неровный выдох в мою сторону — и будете прохлаждаться в посадке. Один неровный выдох в сторону Влады — и что?.. Правильно, — увалил ногой в грудину, повторяя то же самое, что пытались сделать с ним, — тоже окажитесь в посадке. И пох** кто вы и под кем ходите. Ты меня понял? Сможешь передать?

Максимов что-то невнятно пробормотал.

— Что? Повтори, я не расслышал?

— С-с-смогу-у-у, — прохрипел, едва шевеля разбитыми в кровь губами.

— Молодец, — потрепал мужчину по щеке, удерживая на весу за волосы, после чего отшвырнул от себя практически бесчувственное тело и направился в ванную.

Как не старался бить аккуратно, а всё равно испачкался. Руки вымыл, а вот пиджак пришлось снять. Слишком яркими были пятна крови на бежевой ткани. С минуту смотрел на свое отражение, отмечая бледно-желтую отечность под левым глазом и рассеченную бровь. Смотрел и чувствовал умиротворение. Некое животное удовлетворение. Не потому, что был зверьем по природе своей, а потому, что привык платить сторицей за оказанное «добро».

Неспешно вытер руки, вернул на место отцовские часы и, окинув взглядом стонущее в болевом шоке тело, покинул номер.

Вот так будет с каждым, кто посмеет идти против него. Если убить нельзя — будет калечить, забивать до полусмерти, ломать ноги, ребра и позвоночники. Потому что теперь ему есть что терять. Потому что впервые за долгие годы у него появился смысл жизни.

Приехав домой, некоторое время сидела в машине, собираясь с мыслями. А домой ли я приехала? Нет. К абсолютно чужим людям, которые только и делают вид, что суют свои носы в мою жизнь и указывают, как должно быть лучше.

Разговор с Олегом выбил из колеи, спустил с облаков на землю. Болезненно так спустил, ощутимо. Пока ехала в посёлок, прозревала с его заявления и решала одну весьма сложную задачку: кто осмелился торговать мной и главное, за какие такие грехи?

Максим? Вот уже полгода как его нет в живых, да и относился он ко мне всегда ровно. Даже если допустить такой бред — всё равно не вязалось в голове. Во-первых — не имел права, а во-вторых — он ни разу не обмолвился о подобном в моем присутствии.

Павел Олегович? Вполне возможно. Он вообще настолько реалистично вжился в роль опекуна, что оставалось удивляться, как меня до сих пор ещё не посадили под замок. Да, он грозился выдать меня замуж. Я много раз слышала об этом лично, но он ни разу не указал на Олега. Потом… не маловажную роль сыграла и новость о том, что он оставил право выбора за мной. Когда Лёша рассказал об этом, я, признаться, сначала не поверила. Невиданная щедрость с это стороны. Но тот факт, что он сказал это при посторонних свидетелях — заставило принять очевидное: с моим мнением всё-таки считаются.