Лёшка поспехом достал ключи, распахнул дверь и затолкал её в прихожую, осыпая шею влажными поцелуями. В ушах громко пульсировало сердце, в горле пересохло от бушующего внутри пламени. Не дав Владке опомниться, резко развернул к себе спиной, в одночасье вжикнув молнией на платье. Девушка в мгновение ока оказалась абсолютно голой. Округлая грудь ощутимо дрогнула под его грубой ладонью. Пришлось стиснуть зубы и обхватить упругую плоть более нежно.

В голове помутнело. Не прекращая играть с возбужденными сосками, Гончаров кое-как расстегнул на рубашке пуговицы, освободился от брюк, стащив их вместе с боксерами и, прижавшись окаменевшим членом к аппетитным ягодицам, хрипло застонал, заскользив раскрытым ртом по хрупкой шее.

Влада прогнулась в спине, подставляя под его пах промежность и прижавшись ладонями к дверям, мазнула по крупной головке половыми губками.

Лёшка рыкнул и, собрав длинные волосы в хвост, зажал их в кулаке, заставляя Владу ещё сильнее прогнуться в спине.

— Моя страстная девочка, — прошептал хрипло, вызвав россыпь мурашек. Поцеловал шею, укусил за плечо, вынуждая вскрикнуть от остроты ощущения, и едва не кончая от соприкосновения с сочившейся влагой дырочкой, плавно погрузился в сладкую и такую тесную глубину.

Это было, как и обещал себе, глубоко и сильно. Слетел с катушек, ничего не видел и не слышал, и кайфовал оттого, что Влада и не думала противиться, наоборот, двигалась вместе с ним, насаживаясь едва не на всю длину. А когда он прижал её к себе, откинула голову назад и в страстном порыве обхватила свою грудь обеими руками.

Сейчас. Ещё немного, ещё глубже. Гончаров гулко зарычал. Его девочка. Только его. Сглотнул, успокаивая сорвавшееся с цепи сердце, и провел по её животу тыльной стороной ладони, собирая бисеринки пота, после чего спустился ниже, и властно накрыв лобок, принялся поглаживать клитор. Влада громко вскрикнула, почувствовав подступивший оргазм. И этот крик, наполненный желанным освобождением, убил в нем последние остатки самоконтроля. Влада ещё вибрировала от наслаждения, когда к ней присоединился и Лёшка. Едва успел выйти из неё и, хрипло застонав, излился на подрагивающие ягодицы. Это какой-то пздц. Снова на те же грабли.

Влада пошатнулась, чувствуя в ногах слабость, и в тот же миг оказалась у Лёшки на руках.

— Я всё, — уткнулась лбом в мужское плечо, наслаждаясь разлившейся по телу негой.

Над её головой прозвучал смешок:

— Ты чё, какой всё? — направился в ванную комнату, на ходу сбрасывая с неё туфли. — Сейчас под контрастный душ и снова в бой. До утра ещё знаешь сколько? Ого-гоооо… — и продолжая забавляться её оторопью, добавил: — А у нас, между прочим, ещё целая куча презервативов в ящике. Так что никаких «всё», Ладусь, мы только начали.

Осторожно поставил девушку на ослабленные ноги, сорвал с себя рубашку и потянулся к крану. Секунда, и на их раскаленные тела рухнул прохладный поток. Влада визгнула, прижавшись к Лёшке, и звонко рассмеялась, почувствовав упирающую в живот эрекцию. Что-то подсказывало, что первые сутки без Гончарова ей некогда будет скучать.

Вернувшись домой, первые сутки я тупо отсыпалась. Бессонная ночь и четыре часа в дороге не прошли бесследно — стоило оказаться у себя в комнате, как сходу завалилась спать.

Как упала, не раздеваясь, так и проспала беспробудно десять часов. Разлепила глаза ближе к вечеру, и ни тебе элементарно спуститься вниз и поздороваться со всеми, ни хотя бы что-то закинуть в рот и пожевать — всё было похрен. Полнейшая апатия.

Сначала просто набиралась сил, испытывая вселенскую усталость, да и между ног был легкий дискомфорт, хотя и чувствовала себя пресытившейся кошкой, с засосами по всему телу. Пометил так пометил. Ничего не скажешь. Казалось, дала б волю, и загрыз. Прошедшая ночь открыла мне абсолютно другого Гончарова. Не скажу, что не понравился. Какой там. Всё было бомбезно, просто… мне до него ещё расти и расти. Не только по умению, а и по выносливости. Я утром едва ноги переставляла по квартире, пакуя в рюкзак вещи, он же бодро разговаривал по телефону, бросая в мою сторону задумчивый взгляд.

Зато потом, когда выехали за город и остановились у обочины, поджидая Тасю, я увидела, насколько он устал. Не физически. К недосыпам, как я поняла, Лёшка был привыкшим. А морально. Все эти шпионские игры, постоянное оглядывание назад, вынужденная дистанция залегли между широких бровей глубокой морщиной.

А я что? Мне тоже плохо. Хорошо, если увидимся в ближайшие дни, а если нет? Это ж рехнуться можно. Зря я сбежала из дому, ох и зряяя. Всего три дня прошло, а казалось, три месяца, настолько сильно пустила в него корни.

Целовались, как ненормальные. И ласково, и пожирая друг друга. И до щемящей на сердце нежности, и до острой боли. Ещё немножко… ещё чуть-чуть… Боже, какие же у него губы… Неужели столь жёсткие губы могут быть настолько ласковыми и одновременно напористыми? Могут, ещё как могут. Если бы не приехавшая в тот момент Тася, пролетевшая в мгновение ока ночь нашла свое продолжение в автомобиле.

С невероятным усилием воли оторвалась от него и, не поднимая головы, выскочила из салона. Только пересев к Чистюхиной, позволила себе обернуться назад. Лёха курил и с напряженным прищуром пытался разглядеть меня сквозь тонированное стекло.

— Поехали, Тась, — попросила сдавленно, пристегиваясь ремнем, заставив себя отвернуться.

Тася, слава Богу, сдвинула плечом, мол, без проблем и сорвалась с места. Мы не виделись всего-то три дня, а казалось, целую вечность. Сколько всего случилось. Скольким хотелось поделиться, выговориться. Таська, она… пускай и ветреная, порой бесшабашная, задиристая, но и в то же время чуткая и внимательная. Она поймет. Уверенна. Просто когда в носу свербит от обиды на весь мир, не сильно-то и разбежишься.

— Вла-а-ад, — протянула она, пытаясь заглянуть мне в глаза, — всё хорошо?

— Угу, — кивнула, борясь с желанием оглянуться. Судя по тому, что нас никто не обогнал, Лёшка или решил дать нам фору, или поехал другой дорогой.

— Давай, подруга, колись, — боднула меня плечом, вынуждая очнуться. — Только не говори, что ничего не было. По глазам вижу, было!

Я невольно рассмеялась. Вот что с ней делать?

— Тась, он такие со мной вещи вытворял, — закрыла лицо ладонями. — Всю ночь не давал глаз сомкнуть. Я и не думала, что так можно.

Подруга одобрительно хмыкнула, прекрасно понимая, о чем речь и потянувшись к сумке, достала сигареты, что случалось крайне редко. В основном, если сильно нервничала или была чем-то взволнована.

— Можно, Влада. Ещё как. Я тут на днях поняла одну вещь…

— И какую же? — повернула к ней голову, желая хоть как-то отвлечься. Тася выглядела странной, и мне реально стало интересно.

— Мужики с возрастом становятся только лучше. Это как коньяк.

— Ого, и откуда же такие познания?

Тася прикурила, и хитринкой посмотрела на меня, выдыхая в лицо белесый дым.

— У матери новый фитнес тренер. Такой кла-а-ассный. Я прям запала.

— И-и-и?..

— Что «и»? Вчера был секс. Слушай, я так кайфонула.

— Да ладно?

— Ага. Ты же знаешь, против моих методов никто не устоит.

Тут бы я поспорила, ну да ладно.

— Хреново, есть ребёнок, но для меня это не проблема. Главное, что в разводе. Так что, Владка, буду пробовать. Такого секса, как с ним, у меня ещё ни с кем не было.

Она как-то натянуто рассмеялась, вызвав во мне подозрения.

— Тась, а у тебя с ним как? Ну… ты влюбилась или дело только в сексе?

Чистюхина прекратила смеяться. Сколько её знаю, ни разу не видела, чтобы она в кого-нибудь влюблялась. Вечно пару дней повстречается и бросает. Если уж на то пошло, хотелось для неё серьёзных отношений, не важно с кем, молодым или старым, лишь бы длительных. У Таси было своенравное отношение к мужчинам. Прежде всего, она никогда не доверяла им. Потом… использовала только ради потакания своим прихотям. Она хороший человек и отличная подруга, но на личном фронте у неё всегда было сумбурно, а хотелось, чтобы она научилась любить и узнала, каково это быть любимой.