Лёшка очумело следил за её передвижением, не веря в происходящее. Это какой-то пздц.

— Владусь, мы оба прекрасно знаем, что возвращаться домой под утро для тебя в порядке вещей. Давай ты не будешь меня злить, иначе…

— Иначе что, Лёш? — обернулась и посмотрела на него, вскинув подбородок. Вчера она бросила вызов Скибинскому. И ему бросит. Пускай видит, с кем имеет дело. — Заставишь плакать? Обидишь? Так привыкшая уже, — пожала плечами, повернувшись к окну.

Лёшку от её слов словно током ударило. Как только не упал, рванув к ней — одному богу известно, но этого оказалось достаточно, чтобы грубо ухватиться за шелковую майку и хорошенько так стряхнуть, впечатывая в подоконник.

Ломало его. От одного только взгляда на неё пробирала дрожь; от аромата парфюма путались мысли, а от огромных на пол-лица глаз что-то ёкало в груди, наполняя недоверчивое сердце приятным теплом.

— Тогда чего ты ждешь? — крепко стиснул хрупкие плечи. — Обижу ведь.

Влада уставилась на поросшей щетиной подбородок; потом подняла глаза выше, рассматривая мужественное лицо и столкнулась с полыхающими голубыми глазами. Его голос говорил о многом. Будто пытался достучаться, призвать к благоразумию, но она, будучи пьяной от нахлынувших чувств, словно сомнамбула, сама потянулась к нему и обняла за оцепеневшие плечи.

— Обидь, — произнесла полушепотом. Если бы смогла, повисла на нем, обхватила ногами бедра, прижалась к груди со всей силы, но боялась, что может оттолкнуть.

— Влада-а-а… — запрокинул назад голову, подставляя под рассветные лучи напряженную шею, — не заставляй меня.

Близость с ней дурманила голову, сбивала дыхание. Сердце колотилось, как бешеное. Наверное, даже Некрасова слышала. По венам пробежал жар, а в горле пересохло.

— Я не боюсь тебя, — обрушилось на него обухом, опалило шею горячим дыханием. Что это, если не сплошное помешательство?

Давящее чувство, тлевшее адской болью в паху, лишившее его сна, загорелось истошным жаром. Надо было без лишних разговоров вышвырнуть её к чертям собачим. Но ему, блдь, не всё равно.

Как бы не убеждал себя, что она ему никто, тупо лишний багаж проблем, но чтобы вот так, грубо вытолкать за дверь… Ну не мог он так поступить. Не сейчас, когда тонкая ткань майки не могла скрыть ни чувственной дрожи, ни вызывающе-упругой груди.

С огромным, просто нереальным трудом отстранился. Не смотря на заторможенное состояние и расплывчатую координацию движений, хотел её безумно.

— Чтобы через пять минут тебя здесь не было, — прорычал гулко, направляясь в ванную. Пускай только попробует ослушаться. С ним такие игры не проходят. Вышвырнет из номера за шкирки, как нашкодившего котенка и похрен на жалость.

Влада медленно сползла по подоконнику, беспомощно прижавшись к прохладной поверхности.

Сколько так просидела — не известно. Может, пять минут, а может, и все двадцать. Лёшка не выходил, да и она не спешила уходить. Не сегодня так завтра он уедет и что тогда? Прощай невысказанные чувства и непрожитая любовь? Ну уж нет.

От одной этой мысли пришла в такой ужас, что все угрозы Гончарова показались детским лепетом.

Рывком поднялась на ноги и с решительным настроем бросилась в ванную.

«Сейчас или никогда!» — дала себе установку и пока Гончаров не успел среагировать на её появление, набрала в легкие как можно больше воздуха и шагнула в просторную душевую кабинку, став под ледяные потоки воды.

— Никуда я не уйду, — задрожала, чувствуя, как болезненно затвердели соски. — И мне пофиг на твои угрозы.

Лёшка так и прирос к полу, не ожидая такого поворота.

Влада блуждала по нему взглядом, рассматривая бугрившиеся мускулы, широкие плечи, идеальный пресс и… сглотнула, созерцая налившийся каменной твердостью член.

Охренеть, какое у него тело.

Было отчего потерять дар речи, и если бы не прозвучавший над ухом рокот, так и стояла с открытым ртом, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду.

— Ты в своем уме? — произнес Лёшка шокировано. — Ты что творишь?

— А разве не видно? — зачем спрашивает очевидное. С ней давно всё понятно. Вот только… как побороть нахлынувшее смущение? — Целую тебя, — выдохнула рвано и в тот же миг, не дав ему опомниться, припала к жестким губам.

Казалось, не под ледяной водой стоял, а под кипятком. Настолько бросило в жар, что ещё чуть-чуть и испепелиться нахрен.

Время остановилось, сердце остановилось, дыхание застыло в груди. Замерли. Оба. Ощущение упирающегося в живот члена кружило голову, распаляло, заставляло изнывать от желания.

— Целуешь? — переспросил Лёшка, опомнившись. — Разве это поцелуй? Ты где училась целоваться? В песочнице?

Столько пренебрежения было в его голосе, что захотелось расплакаться. Лучше бы обругал, наорал, но не насмехался над её неопытностью. Не умела она целоваться правильно. Чтобы взасос, с языком.

Гончаров пренебрежительно хмыкнул, выключил воду и потянулся за полотенцем. Уже смог прийти в себя, прояснить захмелевший разум, однако её неожиданное появление повергло в самый настоящий ступор. Чего нельзя было сказать о ставшем колом члене.

И всё было бы ничего, если бы самому не хотелось прикоснуться к её губам. Раствориться в ней до последнего атома.

Глаза у неё дурные. Смотрел в них и видел себя. Свое неутоленное желание и дикий голод. Кровь уже давно ухнула в пах, лишив способности здравомыслия.

Владка стояла перед ним, опустив голову, и казалась такой уязвимой в промокшей до ниточки одежде, с дрожащими от горькой обиды губами, что моментально возненавидел себя.

Даже в таком состоянии наслаждался её смущением. Уже и забыл, что это такое. Вокруг сплошное пресыщение, похоть, неискренность. А Владка, пускай и смотрела на него обижено, всё равно выглядела самой женственной и самой желанной.

Цепляла до одури своей порывистостью, бесшабашностью. Рядом с ней и сам становился безголовым, окунувшимся в омут дембелем, у которого вместо здравых мыслей неукротимая, выжигающая изнутри жажда секса.

С*ка-а-а… Ну, зачем она так? Предупреждал ведь…

Поцеловал… Сам.

И как в омут с головой.

Есть же такие бабы, которые одним только взглядом способны выпить всю кровь? Вот и Владка именно такая. Смотрел на неё и голову терял, наплевав на все предостережения и запреты. Изнывал от её нерешительных, почти невесомых прикосновений. Эти бы ручки да направить чуть ниже…

В голове настолько шумело, словно пил и пил, только уже не коньяк, а её нектар. Хмельной она оказалась. Опьяняющей. И так не протрезвел как следует, а глядя на неё снова впал в некую прострацию.

И плевать, что ответила неумело. Ещё больше распалила этим. Завела с полоборота. Сладкая. Манящяя. Такой, какой и представлял. Внаглую, лишая возможности дышать, пожирал чувственные, слегка полноватые губы, с жадностью сосал скользкий язык. Руки бесстыдно блуждали по идеальному телу, сжимая до боли соблазнительные формы, вдавливая в себя, поглощая.

Вот она, сила его страсти. Болезненная, грубая, животная. Сиропные ласки — не про него. Растопчет, задавит, испьет до дна и… выбросит. Оно ей надо?

Влада застонала. Едва уловимо. Даже не застонала, а тихо выдохнула, но Лёшка неожиданно вздрогнул, постоял с опущенной головой несколько секунд, отстранился.

— Так и знал, — мягко оттолкнул её от себя, возвращая на место сбившееся полотенце.

Влада отыскала его затуманенный взгляд, пытаясь унять учащенное сердцебиение.

— Ты о чем? — прижала дрожащие пальцы к своим пульсирующим губам, позабыв обо всем на свете.

— Да так, не важно, — усмехнулся, лишний раз убедившись, что перед ним действительно девственница. Удивился? Ещё бы. Но от этого стало только хуже. В разы тяжелее.

Оставив девушку приходить в себя, прошел в гардеробную. Сначала оделся сам, а потом подобрал вещи и для незваной гостьи.

— Держи, — заглянул в ванную, протягивая футболку и спортивные штаны. — Переодевайся и проваливай.