— Не думала, что ты умеешь быть такой неблагодарной, — выдала Семёновна под обед, спустя неделю. Хм… Это она о чем? У меня, так-то, много к чему можно придраться. Но Семёновна меня прям удивила. Ей-то я всегда говорю «спасибо», даже если не притронулась к еде.

— Что смотришь, как баран на новые ворота? — треснула меня по плечу сложенным вдвое полотенцем. — Когда Алексея Игоревича проведаешь, бессовестная? Да если бы не он… — моментально всхлипнула, прижав меня к груди, — даже страшно представить, Владусь…

Ага, а ещё можно сказать: «Если бы не ты!». Верю, Семёновна искренне радовалась моему существованию, знаю, что вся её забота шла от горячо любящего сердца, но ничего не могла с собой поделать. Так и не нашла в себе смелости сходить в больницу. Поблагодарить, извиниться. Сказать «спасибо» или «прости» не сложно, тяжело посмотреть в глаза и увидеть в них всё то же равнодушие.

И прям все в курсе, была я у него или нет! Что за дела?

— К нему Вика каждый день ездит, и уже тысячу раз отблагодарила за меня, и за всех, кому не лень, так что не переживай, — не скрыла едкого сарказма, накалывая на вилку остывший омлет.

— Ааа, а я-то, гляжу, тебя и переклинило, да?

Чё-ё-ёрт. Запоздало прикусила язык. Вечно у меня так: сначала говорю, потом думаю.

— Что? Думаешь, я не вижу, как ты сохнешь по нему? — оглушила меня, в излюбленной манере уперев руки в бока. — Ты это… давай бросай это дело, угу?

— Бред… — похолодела, испугавшись. Семёновна выразительно хмыкнула, предупреждая, чтобы и не думала отнекиваться.

— Да у тебя всё на лбу написано. Думаешь, раз мне под полтинник, так я слепая? Я сколько раз наблюдала за тобой в его присутствии, сразу видно, втрескалась. Он как только появился тут, я быстро учуяла неладное. Эх, Владка, Владка, — вздохнула, повернувшись к плите, — и чем только думаешь? Да он старше тебя на пятнадцать лет!

— Да тише ты! — шикнула, вскочив со стула. Ещё не хватало спалиться перед Викой.

— Владусь, — Семёновна выключила плиту, потом метнулась к двери, и предварительно выглянув в коридор, закрылась изнутри. — Дело даже не в возрасте. Я такое о нем на днях узнала, — легонько стряхнула меня за плечи, словно пытаясь отрезвить. — Киллер он, убийца, — испуганно прошептала на ухо, сжимая плечи. — Понимаешь?

— Понимаю, — улыбнулась горько и заглянула в искрившиеся тревогой глаза. — И мне всё равно. Я люблю его с детства, настолько сильно, что жить без него не смогу.

— Ииии, — втянула в себя воздух, округлив от ужаса глаза. — С детства она любит!! Владка, ты в своем уме?

— Вполне.

— Не знаю, что ты там себе навнушала, — пождала Семёновна губы, — но Павел Олегович против подобных шашней, тем более… — выждала несколько секунд, набивая цену последовавшим словам, — насколько я в курсе, у него на тебя совсем другие планы.

— Чего-чего? — обалдела, не представляя подобной наглости. Мало того, что Вика сватает едва не к каждому столбу, так ещё и Скибинский туда же. — А хо-хо не хо-хо? Им никто не давал на это права. Что за… — блин, даже слов подходящих не подобрать, в голове одни маты.

— А ты, давай, побольше кутяж, заливай зенки, и увидишь потом. Я сама лично слышала, как Павел Олегович предупреждал Викторию Сергеевну, что ещё один залет и выдаст тебя замуж. Так что мой тебе совет: берись за ум, пока не поздно, и Гончарова своего выбрось из головы. По нему хорошо видно, не будет он со сцикухой безголовой — это я тебе сразу говорю.

По-нормальному, должна была обидеться, а я, вдруг, сама того не ожидая воспряла духом. Не знаю, что именно в её словах выдернуло меня из засасывающей воронки, может, сравнение со «сцикухой», а может, своеволие Скибинского, но я тот час же пришла в себя, сбросив с плеч пелену вязкого разочарования в собственных силах.

— А это мы ещё посмотрим, — поцеловала растерявшуюся ворчунью в щеку и заметалась по кухне, собирая для Лёшки вкусняшки. И, правда, чего это я? Приуныла, раскисла, повесила нос. Да, сглупила, с кем не бывает, но не я стреляла в него, и уж тем более, не я звала за собой в клуб. Пока не получу бетонное «Нет!» — буду идти на пролом до последнего. А там посмотрим, кто на что горазд.

— Здорово, лежебокам и тунеядцам! — протиснулся в дверь Седых с довольной рожей. В руках, как и в прошлый раз, пакет с его любимыми круассанами.

— Привет, коль не шутишь, — Лёшка приподнялся на подушке, кивнув на тумбочку. Разбаловали его тут капитально. За всю жизнь столько не ел, сколько за семь дней. Придется вечером угостить Инуську. Бедняга, и так ходит вокруг да около, бросая откровенные намеки. Девке секса не хватает, а он тут удумал монаха из себя корчить, моралист херов.

У самого едва не ломки, шутка ли, неделя без траха. Тут у любого крыша поедет, плюс ещё затянувшееся безделье. Чего только в голову не лезло: начиная от кровавой расправы над Гордеевым и заканчивая хлестаньем зада одной весьма взбалмошной девчонки. Именно упоминание о Ладкином заде держало в тонусе на протяжении долгих дней, вгоняя порой в такой мартовский гон, что становилось не по себе. Особенно по утрам.

Ожидая, пока Ванька пораспихивает всё по полочкам, осторожно потрогал бок и слегка скривившись, рухнул обратно на спину. Ещё семь дней. Рехнуться можно. За прошедшую неделю чуть не выбросился из окна, а тут ещё столько же.

— Рассказывай, как там «наши»? — поинтересовался по доброй традиции. Делать особо нечего, приходилось переспрашивать одно и то же по двести раз. Правда, Ванька хотя бы докладывал всё чётко и лаконично, не то, что Вика. Ту, если спросишь, такого насыплет, хрен отвертишься.

Буквально вчера придолбалась с вопросом, что он забыл в клубе Турского. Да какая разница! Ей-то ли не всё равно. Поехал отдохнуть, делов-то. Так и ответил, не желая внедряться в подробности. Никогда ни перед кем не отчитывался, а перед Викой — и подавно. Но её, судя по подозрительной ухмылке, подобный ответ не устроил. Не понятно, то ли просто любопытная натура, то ли что-то учуяла.

Какого, спрашивается? Всего лишь чистое совпадение. Он ни сном ни духом не подозревал о присутствии в «Ажуре» Владки. Так получилось. А Юрка… А что Юрка? Ему он дал указания подогнать к входу машину и всё. Именно так и было. Юрас подтвердил.

Сказочник, мать твою.

Меньше всего хотелось подставлять Владу. И хотя до сих пор злился на неё за халатное отношение к собственной жизни, в груди зарождались совсем иные чувства. Нихрена небратские, а скорее, потребительские, опошленные. Устрашающие своей настырностью и постоянством.

Было над чем подумать, плюя в поток. И чем больше проигрывал в голове реакции обеих сторон, тем больше грузился. Тем больше вяз в непонимании. Почему именно он? Почему именно она?

Гнать Владку надо и желательно, в шею. Чтобы не мельтешила перед глазами умопомрачительной фигуркой с длиннющими ногами.

Сколько он их перетрахал, таких вот красоток — не счесть. Разница только во внешности, во всем остальном — пустая начинка. Но ещё ни одна так не всколыхнула, не заставила думать о себе настолько часто, нежели это удалось младшей Некрасовой.

Дела и правда паршивые. А когда узнал от Седыха, сколько ей пришлось вытерпеть в больнице — совсем растерялся. Тогда всколыхнулось что-то в душе, обрадовалось и одновременно, ужаснулось. Не пацан пятнадцатилетней, а противостоять тому, что давало о себе знать неосознанно и уж тем более, без спросу, никак не получалось.

В голове так и вертелись картинки из клуба: как трогала его лицо, льнула во время танца. Ладони до сих пор помнили гибкость податливого тела, которое, между прочим, реально могло словить пулю. Чисто случайно, но от этого ведь не легче?

С шумом втянул в себя воздух.

…Седых всё рассказывал и рассказывал, а у него из головы не шел разговор со Скибинским. Старик дал чёткие указания насчёт Гордеева — устранить, не задумываясь.

Придется ускорить процесс выздоровления. Каждый день промедления равен чьей-то жизни. Так и знал, что этим закончится. Хреново, конечно, но ещё хуже от мысли, что не окажись он в ту ночь в «Ажуре», Владки сейчас могло и не быть. Просто так. Из-за чьих-то тёрок.