— В прямом, — скрестила Семёновна руки под объемной грудью. — Во главе службы безопасности стал Алексей Гончаров, — пояснила не спеша, будто у меня проблемы с сообразительностью. — Сегодня приехал. Павел Олегович принял с распростёртыми объятиями. Говорили о чем-то в кабинете, потом смотрю, поехал с Ванькой куда-то. А оказывается, за тобой, пьянчугой эдакой. Господи-и-и, что ты ему только не наплела. А он, знай, сидит, как в сливах, и встать не может, и послать жалко.

Да прям так и послать!.. Как скажет ещё. Блин…

— Так я… думала… он мне приснился, — промямлила, замерев у дальней стены, и не придумала ничего лучшего, чем начать лупиться об неё головой, надеясь, что это тоже сон, я всё ещё сплю, да настолько крепко, что для пробуждения надо хорошенько увалиться.

— Не знаю, снился он или нет, но зажгла ты капитально, — выстрелила Семёновна контрольный в голову. — Кстати, тоже приглашен на ужин так что… — пригрозила пальцем, намекая на благоразумность, — держи себя в руках, ага?

— Ага… — прошептала, спустившись по стене на пол. Семёновна ушла, оставив меня вариться в собственном аду. Как же так, а? Вот это всё?.. Это было реально?

Шок! И это мягко сказано.

Не знаю, сколько я вот так просидела: зарывшись пальцами в волосы, уставившись в одну точку. Может, пять минут, а может, и пару часов. Сердце то пускалось вскачь, то замирало. Мне было радостно и ужасно стыдно. Больно, волнительно, тревожно. Я то дрожала, обнимая себя руками, то пылала, мечтая оказаться под прохладным душем. А стоило только поднапрячься, так вспомнилось и водные процедуры у Таськи, и упорное желание вырваться из удерживающих рук.

Дура! Надо было наоборот, обхватить его ногами и никуда не отпускать. Пьяным ведь всё простительно, да? А ещё говорят, что у пьяного на языке то…

А-а-а… Мамочкиии… Ну вот как пережить этот вечер да ещё сидя за одним столом? Проще застрелиться.

Получается, Лёшка, он… и есть тот профессиональный стрелок, о котором говорил Павел Олегович, и это он будет помогать Вике в его отсутствие?

— Боже-е-е, я сойду с ума. Как же так? Лёшка-Лёшка, ну почему именно ты? Почему-у-у…

Это было слишком. Во всех смыслах. Так облажаться могла только я. Конечно, сидел как в сливах. На больных ведь не обижаются. Представляю, какое произвела впечатление. Сразила наповал в прямом смысле.

— За что, Господи? — воздела к потолку руки, ударившись затылком о стену. — Где я согрешила, скажи?

Плачь не плачь, вздыхай не вздыхай, а дело сделано. Это ещё чудо из чудес, что до сих пор не вызвали на ковер. Конечно, ухмыльнулась, поднимаясь с одеревенелой задницы, им сейчас не до меня. Вся их тревога — сплошная показуха. Игра на публику.

Подождав, пока разработается онемевшая нога, подошла к зеркальному шкафу и принялась изучать его содержимое. Конечно, хотелось вырядиться в кожаные шорты и растянутую футболку, но не хотелось подставляться перед Лёшкой. Хватит, уже и так опозорилась. Нужно выбрать что-то неброское, сдержанное.

Остановив выбор на кремовых брюках и любимой белой блузке с воротничком-стоечкой, снова поплелась в ванную. Не стала баловать себя, нежась по полчаса в ароматной пене, а просто приняла контрастный душ, возвращаясь в привычное состояние.

Стоило посмотреть на свое отражение в зеркале, как занесенная с кисточкой рука тут же обессилено рухнула вниз. Для кого? Ради чего?

Забросила тени обратно в косметичку и глубоко вздохнула. Пора.

Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, спустилась на первый этаж и, спрятавшись за огромным папоротником, стала изучать гостей.

Надо же, все такие пунктуальные, аж тошно. Олег с отцом беседовали с Викой у окна. Семейство Каземировых, в лице Юрия Николаевича и его жены Марины, бывшей топ-модели, трепались с сестрой Скибинского. Ванька, племянничек, сидел за столом и со скучающим видом мучил гаджет. А вот Лёшки с Павлом Олеговичем нигде не было видно.

Вика сегодня выглядела сногсшибательно. Ещё бы. То, с какой обворожительной улыбкой она порхала вокруг гостей, корча из себя хозяйку вечера, вызвало во рту горький привкус желчи.

Со стороны кабинета послышались приглушенные шаги и в ту же секунду мягко щёлкнула дверная ручка. Чтобы не гневить судьбу и не попасть под раздачу, быстро прошмыгнула за стол, наспех поздоровавшись со всеми. Сердце выносило грудную клетку, таранясь о ребра с такой частотой, что стало жарко. А может, и не сердце тому виной, а брошенный вскользь взгляд, который удалось поймать на себе, стоило Лёшке войти в гостиную вслед за Скибинским.

Мамочки-и-и, держите меня семеро. Как же он хорошо. Эта чёрная водолазка так и притягивали к себе взгляд. Увитые венами руки, с закатанными до локтей рукавами и бугрившиеся сквозь тонкую ткань мускулы едва не лишили меня сознания. Это они, родимые, несли меня в комнату. Обнимали, сжимали… направляли в лицо распылитель, собираясь утопить в ложке воды… Изверг. Я всё вспомнила. Пускай не так подробно, как хотелось бы, но было отчего вспыхнуть. Семь у восемь ему подавай. Ещё бы полное число «П» спросил, математик херов.

Пока я жарилась на раскаленной сковороде, не смея оторвать глаз от тарелки с ризотто, вокруг бурлила беседа.

Павел Олегович, оказывается, не просто так пригласил Лёшку, а чтобы представить всем как приближенное к семье лицо. Я не знала, куда деться, так как со всех сторон чувствовала на себе взгляды. Но тот, что был колючим и оценивающим одновременно, чувствовала больше всех. Кожа так и плавилась под его лучами, грозясь зажечься.

— Милая, ты хорошо себя чувствуешь? — забеспокоилась Ангелина Олеговна. — Что-то на тебе лица нет. Такая бледная.

Бледная?! Да я горю. Неужели не видно?

— А это последствия пищевого отравления, — вмешалась Вика, растянув губы в насмешливой улыбке.

— Ой, бедняжка. Я-то смотрю, ничего ведь не ешь. Плохо, да?

Что тут скажешь? Да, хреново. От ваших морд двуличных плохо. От поддельной заботы и фальшивого участия. Ещё и Лёшка, сидевший напротив, убивал в прямом смысле слова.

Оторвав от тарелки взгляд, мило улыбнулась.

— Нет, уже всё хорошо.

И посмотрела на Скибинского. Он задумчиво кивнул, мазнув по мне мимолетным взглядом, и возобновил разговор с отцом Олега, Владимиром Вениаминовичем. Я же говорила, пустое место.

Зато Олег смотрел в упор, буравя карими глазищами. Вот кто мог часами смотреть на меня не моргнув. Не знаю… как-то не по себе.

— А ты до сих пор занимаешься танцами или забросила?

Что за дотошная тётка? Мы чего сегодня собрались? Меня пообсуждать?

— Занимаюсь, иногда, — улыбнулась натянуто, снова почувствовав на себе обжигающий взгляд. Как же хотелось заглянуть в до боли знакомые глаза, не передать словами, но упорно смотрела на что угодно, лишь бы не на него.

— У неё сейчас другие увлечения, — никак не могла уняться Вика. — Состоит в обществе защиты животных.

— Ой, а я вчера смотрела ваше видео на Фейсбуке, — обрадовалась жена Каземирова. — Молодцы! Прижали Загорского к стенке, теперь не отвертится.

Не выдержав, всё же посмотрела на Лёшку, пытаясь увидеть в голубых глазах хотя бы капельку заинтересованности, но наткнулась на холодное безразличие.

Задело. При чем больно.

У меня ещё что-то спрашивали, я что-то отвечала, находясь в каком-то амёбном состоянии и единственное, чего мне хотелось больше всего — провалиться сквозь землю и никогда… никогда не показываться.

Немного успокаивало, что на Вику он тоже смотрел поверхностно, словно видел впервые. А вот она частенько останавливалась на нем. Будто между прочим, но меня её уловки так или иначе коробили. Старалась изо всех сил не смотреть на него, не слышать голос, не различать слова. Хотя, клянусь, чувствовала малейшее движение с его стороны. Вот он поправил пряжку старых, судя по всему, отцовских часов. Потом закинул руку на соседний стул, расслабленно откинувшись на спинку. Но я откуда-то знала, что вся эта расслабленность, показное внимание и интерес — всего лишь искусная маска.