В такие моменты накрывало с головой. Жутко не хватало мамы. Если бы она только была жива… Пускай тогда моя жизнь кардинально отличалась от этой; пускай я бы не ездила на дорогой машине, не одевалась в бутиках, ела обычный борщ, пользовалась дешевой косметикой, но блин, была бы самой счастливой. Я бы многое отдала за возможность уехать из этого города как можно дальше и не важно, как бы потом сложилась моя жизнь. Пофиг. Лишь бы не дышать с ними одним воздухом.

Мы с Викой такие разные. Нет ничего общего. Знаю, люди в горе сближаются, а мы, наоборот, отдалились. Порой мне казалось, что кроме Скибинского и Вани я никому не нужна. Не могу сказать, с чего всё началось. Может, со смерти Макса, может — мамы, может, так было всегда, простоя я не замечала. А может, всё началось с моего рождения?

Я поздний ребёнок. Мама родила меня в сорок два. После тяжелых родов у неё пошатнулось здоровье, возникли проблемы по гинекологии, потом и сердце забарахлило. Пока она была жива, мне и кривого слова никто не сказал, а вот после смерти посыпались непонятные намеки.

Конечно, я грузилась. Конечно, винила себя. И так было до тех пор, пока однажды, в одной из поездок в родной город, я не повстречала давнюю подружку Машутку Гончарову. После переезда к сестре мы стали мало общаться, потом наступил момент, что совсем перестали писать и звонить друг другу, потерявшись окончательно. Позже я узнала, что она переехала на другой конец города, и никто из соседей не был в курсе их нового адреса.

Только три года назад, проведывая могилу матери, мы случайно пересеклись взглядам на родительской субботе и тогда я поняла, что есть вещи пострашнее Викиных обвинений. Маша рассказала, как её избили, затем изнасиловали, бросив захлебываться кровью в своем же подъезде; как пережила реанимацию, потом — кому; как не могла ходить из-за опухоли на позвоночнике и как училась заново разговаривать. Девушка прошла через самый настоящий ад и всё же радовалась жизни, научив меня тому же.

Когда я поинтересовалась у тёть Нади, понесли ли виновники наказание, она поменялась в лице и тихо ответила, что да, понесли. Позже я узнала, что их нашли мертвыми у себя в квартирах, и что самое интересное, с простреленными гениталиями. Что не говори, а всё-таки Божья кара существует…

Проснулась, когда солнце начало садиться за горизонт и то, Семёновна разбудила. Домработница мягко коснулась плеча, легонько стряхнула, заставляя разлепить веки.

— Ладусь, вставай ужинать. Ты же знаешь, Павел Олегович не любит ждать.

А что он вообще любит?

— Сейчас умоюсь и спущусь, — пообещала, поднимаясь, но стоило ей уйти, как обратно рухнула на подушку, хватаясь за остатки сна.

Поздно. Как не старалась, а вернуть обратно утерянную дрему не получилось. Бли-и-ин, так обидно. Не часто мне снился Машкин брат, а сегодня приснился вдруг, прямо ни с того ни с сего. М-м-м, вечно бы спала, лишь бы продлить это видение.

Пришлось наведаться в ванную, и разочаровано застонав на всю комнату, привести себя в чувство холодной водой.

Знаю, что больная на всю голову, но ничего не могла с собой поделать. Как возобновила общение с Машкой, так и запала на Лёшку, и это при том, что не виделась с ним, хрен знает сколько. Ещё с первого класса.

У Маши было много его фотографий, так что мне предоставилась возможность проследить за ним «вживую». Божечки, это же выстрел в голову. Один рост чего стоил. А глаза? Теперь понятно, откуда взялась эта тяга к голубоглазым. Даже небрежно зачесанные набок волосы заставляли сердце колотиться, не говоря уже о непонятно откуда взявшемся мандраже. И это, на минуточку, от одного только взгляда на фотографии. Боюсь даже представить, что испытала бы, окажись он рядом. Наверное, грохнулась бы в обморок.

Это ж надо быть настолько шибанутой, чтобы так втрескаться. Оказывается, мое детское притяжение к нему уже тогда попахивало ненормальным влечением. А я-то думала, что это просто привязанность, благодарность за доброту и проявленное внимание. Ага. Благодарность. Может, в шестилетнем возрасте всё так и казалось, но сейчас… уже открыто граничило с клиникой.

Стыдно признаться: как только увидела его дембельский альбом, так и поплыла. И уже не столько наведывалась к подружке, сколько к снимкам. Позже к ним присоединились ещё несколько фотографий с её дня Рождения три года назад, на которых Лёха смотрелся более реально.

В начале марта ему исполнилось тридцать пять. Интересно, как устроена его жизнь? О чем думает, как просыпается по утрам, улыбается, хмурится, любит… Да, как бы не было больно, но я прекрасно понимала, что у такого мужчины стопроцентно есть любимая женщина.

Я даже стырила одну фотографию, правда, армейскую. Никогда бы не опустилась до подобного, но тогда желание любоваться им не таясь пересилило всё доводы разума и задавило на корню недовольное бухтение совести.

Жаль, за последние три года он ни разу не приехал к родным. Общался только по телефону и то, с одной сестрой, не особо распространяясь насчёт личной жизни. Маша как-то сказала, что он поссорился с матерью и с той поры перестал наведываться. В тот момент моя мечта застать его дома канула в лету. Да и что между нами могло быть общего? Так, малявка, которую учил драться, правильно сжимать кулак да вытирал сопли, когда ревела. Чем не подружка выискалась. А как вспомню писанные ему письма, так вообще хотелось провалиться сквозь землю. Надеюсь, он выбросил их в тот же день. Не читая.

Эх… вот так и маялась со своей, никому не нужной ненормальной любовью. Мирно, никого особо не трогая. На парней не вешалась, к себе тоже не подпускала. Общалась только с теми, кто был проверен временем и не лез с непристойными предложениями. Отрывалась в клубах, ходила на пары, кормила бездомных животных, помогала определять их в приюты. В общем, ничего интересного или сверхъестественного. Жила как все, ничем особо не выделяясь, кроме выходивших порой из-под контроля тараканов.

Промокнув лицо полотенцем, посмотрела на себя в зеркало и, оставшись довольной, поспешила на кухню.

За длинным столом уже собрались все домочадцы. Я поспешно прошмыгнула на свое место и подмигнула Ваньке.

Какие тут витали ароматы — не передать словами. Что-что, а Семёновна знала свое дело. Не зря Павел Олегович держал её при себе вот уже двадцать лет. Оказывается, я нехило так проголодалась. Сейчас бы наброситься на аппетитное мясное рагу да как кайфонуть… Однако недовольная мина сестры напрочь лишила аппетита, заставив едва не подавиться слюной.

— Раз все в сборе, — начал Скибинский, сцепив под подбородком пальцы, — я бы хотел сделать небольшое объявление.

Блин, пришлось одернуть потянувшуюся к вилке руку. Что там ещё стряслось?

— Вы все знаете, что в ближайшие дни я уезжаю в Израиль и вам придется некоторое время пожить одним.

Ситуация действительно была неахтевой. После смерти Максима у Скибинского возникли проблемы со здоровьем и ему пришлось решиться на операцию по замене сердечного клапана.

— …Вика, — обратился к сестре, и я успела заметить, как она сосредоточилась, прекратив глазеть на меня, — с тобой останется вся команда. Адвокаты, юристы, экономисты, не впервой учить и объяснять. Надеюсь, проблем не возникнет.

Это надо было видеть — Вика не то, что расцвела, она буквально преобразилась. Ещё бы, такая возможность проявить себя.

— Но я всё же решил заручиться поддержкой Варланова. После смерти Максима у нас активизировалось слишком много врагов. Ещё и слухи о моем здоровье, сама понимаешь. Запомни, Вань, — перевел взгляд на внука, смягчившись, — в нашем деле никогда нет уверенности в завтрашнем дне. Ты в постоянном тонусе. Все у тебя должны быть вот здесь, — сжал огромную натруженную ладонь в кулак, демонстрируя силу и власть. — Когда сможешь всех удержать, тогда и выстоишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я запомню, дедушка, — сосредоточено закивал Ванька, а мне стало горько. Кто бы мог подумать, что сестра свяжет свою жизнь с такой семейкой. Чувствовала себя с другой планеты. С ума сойти можно. Парню двенадцать лет, а его уже полным ходом готовят управлять целой империей казино и ночных клубов, не говоря о всяких там заводах-пароходах. Самое страшное, что Ваньке нравилась эта тема. Он впитал её с молоком матери и наставлениями отца и со всей серьёзностью прислушивался к советам, стремясь доказать, что он истинный внук своего деда.