Получилась какая-то чушь, но ведь это не театр, и здесь у нее не было времени отрепетировать текст. Краснея от сказанного, Вероника подняла взгляд на своего преследователя. Похоже, что румянец на щеках сыграл ей только на руку. Селоустьев почти нежно посмотрел на нее и облизнул губы. Девушка поежилась — в одной передаче про дикую природу коршун-свистун примерно так же смотрел на бьющегося в агонии кролика.

— Я рад, что мы начали лучше понимать друг друга, — растягивая слова, проговорил психопат. — Бояться меня было глупо с твоей стороны, но я больше на тебя не злюсь. Все-таки наше первое знакомство началось с недоразумения, и у тебя вполне могло сложиться обо мне обманчивое впечатление. Жаль, что мы оба тогда сглупили и не уладили все сразу. Но сейчас у нас есть отличный шанс все исправить. Я все ломаю голову, не могу понять, зачем ты стала плакаться этому контуженному маразматику? Не понятно, как его вообще допустили к преподаванию… Расскажи мне, почему ты так себя повела? Наверняка тебе стыдно об этом вспоминать, ведь твои действия были не совсем адекватны, но сейчас очень важно, чтобы ты сказала все, как есть. Я должен понимать твои мотивы.

Вероника не верила своим ушам. От абсурдности ситуации голова пошла кругом. Интересно, за что, по мнению Селоустьева, ей должно быть стыдно? Хотя, какая разница, псих он и есть псих. Она с неохотой стала вспоминать подробности их знакомства.

Дело было прошлой зимой. На одной из перемен она торопилась к Ире в класс, чтобы отдать той тетрадку. На беду, ее путь проходил по коридору второго этажа, где как раз дежурил Селоустьев. Правда, тогда она еще не знала ни его имени, ни фамилии. Девушка точно помнила, что останавливать ее было не за что, потому что на бег она не переходила. Однако это не смутило дежурного, который сразу выделил ее из толпы. Грубо схватив Веронику за локоть, он рывком притянул ее к себе поближе и поинтересовался, куда она так спешит.

— А какие проблемы? — растерялась она, глядя на высокого незнакомого парня, стоящего перед ней. — Я же не бежала, просто быстро шла.

Парень прищурился. Она не могла объяснить почему, но он сразу ей не понравился. Все ее существо будто бы отторгало его. Объективно он не был уродлив или неприятен, но в его мимике, жестах, словах было что-то очень отталкивающее.

— Милая девочка, кажется, я не спрашивал, бежала ты или нет. Я спросил, куда ты спешишь.

Вероника потом тысячу раз мысленно прокручивала этот разговор в голове, и каждый ее новый ответ был лучше предыдущего. Если бы она тогда сказала ему любую из этих выдуманных впоследствии фраз, она бы уж точно поставила его на место, как он того заслуживал. Но в тот момент, растерявшись от наглости незнакомца, она, глядя в пол, только и смогла, что робко пробормотать:

— Мне нужно к подруге, можно я пойду?

— Нет, сначала ты напишешь мне объяснительную. Я, такая-то, такая-то, нарушила школьную дисциплину, подвергая других учеников опасности. Была поймана с поличным Селоустьевым Константином, учеником десятого «А» класса, который в этот день исполнял обязанности дежурного. Раскаиваюсь и обещаю впредь не допускать подобных инцидентов…

Не дав ему закончить, Вероника крикнула:

— Отпусти меня!

С этими словами она выдернула свой локоть из его крепкой хватки. Неожиданное сопротивление только раззадорило Костю. Он резко схватил ее за запястье, с силой сжав его своими длинными пальцами. Ей повезло вовремя заметить мимо проходящего учителя Владимира Олеговича, который вел в их школе черчение и ОБЖ. Крик ученицы мгновенно привлек его внимание. А вот Селоустьев, похоже, так увлекся происходящим, что не заметил приближающегося к нему преподавателя.

— По-моему, я ясно выразился. Ты никуда не пойдешь, пока не напишешь мне объяснительную. Листок и ручку я тебе предоставлю.

— А ты напишешь объяснительную мне, да, Селоустьев? — недобро улыбаясь, сказал Владимир Олегович, положив руку на плечо Косте.

Было в этом пожилом учителе нечто неуловимое, что выдавало в нем человека, которого едва ли хотелось видеть в числе своих врагов. Может, сказывалось его военное прошлое, может, что-то еще, но в школе его уважали и побаивались одновременно. Вот и Селоустьев, несмотря на всю свою показную дерзость, при виде учителя в одно мгновение сжался до размеров букашки. Он был на две головы выше Владимира Олеговича, но Вероника готова была поклясться, что в тот момент он смотрел на учителя снизу вверх, как нашкодивший ребенок.

Костя открыл было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но учитель жестом заставил его замолчать.

— Я нахожусь в этом коридоре около минуты, и за это время мимо тебя пронеслась целая толпа бегунов. Некоторые из них даже успели подраться. Насколько я понимаю, вся твоя задача состоит в том, чтобы предотвращать травмоопасные ситуации. Я уж думал, это только в книгах бывает, когда какой-нибудь недоумок, получая минимальные полномочия, начинает мнить себя властелином мира. Жду от тебя объяснительную со всеми подробностями. В учительскую, живо! — Учитель перевел взгляд на Веронику: — А ты, Каспранская, ступай по своим делам. И если он еще раз тебя тронет, дай мне об этом знать. Хотя, я уж надеюсь, что у него хватит ума больше никогда не брать на себя непосильную ношу коридорного смотрящего.

После этого происшествия, Селоустьев при каждой встрече с Вероникой бросал на нее злобные взгляды, словно жаждал возмездия. Но ей было все равно, ведь она знала, что в любой момент может обратиться к Владимиру Олеговичу за помощью. Но затем стадия злобных, но безобидных взглядов вдруг переросла в откровенные домогательства.

Однажды Вероника стояла в очереди в столовой и почувствовала, как кто-то щупает ее сзади. Прикосновения ощущались не так явно, и сперва она решила, что кто-то просто случайно дотронулся до нее, ведь возле зоны выдачи еды была огромная очередь. Но затем до нее снова недвусмысленно дотронулись. Обернувшись, она увидела возле себя толпу проголодавшихся учеников, которые нетерпеливо пытались протиснуться к буфетчице без очереди. Никто из них не обращал на Веронику никакого внимания. Но тут она увидела Селоустьева, который единственный из всей толпы находился к ней спиной и пытался пробраться к выходу. Причем, судя по всему, он был с пустыми руками, так ничего и не купив. Вероника не могла быть уверена в этом на сто процентов, но что-то ей подсказывало, что ее облапал именно он.

Тогда она впервые ощутила свою беспомощность. У нее не было доказательств против него. Она даже не могла пожаловаться Владимиру Олеговичу. Что она ему скажет? Я стояла в очереди в столовой, и кто-то несколько раз дотронулся до моей задницы? Я не видела, кто это был, но уверена, что это Костя Селоустьев? Глупее не придумаешь!

Поняв, что полностью бессильна, Вероника решила забыть об этом неприятном инциденте. На следующий день она вообще уверила себя в том, что никто ее не лапал, и все это ей просто почудилось. В столовке всегда такая давка — мало ли кто мог случайно до нее дотронуться?

Но потом, когда Селоустьев начал играть в открытую, девушка осознала, что ничего ей не показалось. Самое ужасное было то, что, похоже, они оба понимали: она не станет никому жаловаться. Если бы он просто дергал ее за косички, она бы смогла рассказать об этом учителям. Но не так-то просто сказать кому-либо, что какой-то извращенец периодически дотрагивается до твоей груди или задницы. Тем более, что он запросто смог бы все это отрицать, реши она пойти, например, к директору. Единственное, что она могла сделать — это стараться держаться от него подальше. Правда, это не всегда удавалось. И стоящий сейчас напротив нее Селоустьев был тому печальным подтверждением.

Он ждал. Ждал, пока она объяснит ему, почему повела себя так «глупо» при их первой встрече. Вероника с усилием отогнала от себя неприятные воспоминания и снова представила, что находится на театральной сцене.

— Я часто вспоминаю тот день, — начала она, медленно накручивая на указательный палец локон волос. Этим она хотела немного отвлечь внимание Селоустьева, чтобы тот не учуял ложь в ее словах. — Все пытаюсь понять, почему тогда решила пожаловаться учителю. Почему просто не поговорила с тобой… Ты совершенно справедливо остановил меня, ведь я действительно нарушила правила. Даже не знаю, что на меня нашло. Наверное, все дело в тебе… — Вероника взяла небольшую паузу, жестом руки дав понять, что еще не закончила. По реакции Селоустьева она видела, что он буквально упивается ее словами. Это был хороший знак, и девушка почувствовала себя увереннее. — Я наделала глупостей, потому что не знала, как правильно себя вести с таким… таким особенным парнем как ты. — Она отвела взгляд. «Боже, какую чушь я несу!» — Когда в тот день я вернулась домой, мне действительно стало очень неловко за свое поведение. Но я уже ничего не могла исправить. Каждый раз, когда я видела тебя в школе, и наши взгляды пересекались, мне не давала покоя эта недосказанность между нами. Я даже пару раз хотела подойти к тебе и поговорить, но я так и не осмелилась. Мне очень, очень стыдно!