Чэнь Цзюань замутило. Ей никогда не приходилось чувствовать то, что чувствовала заточенная в этой камере. Но ей хватало воображения, чтобы это себе представить.

Она открыла дверь.

Девочка — женщина — была одета в рубище; большие зеленые глаза, длинные костлявые руки и ноги, которые когда-то явно были грациозными. Она скорчилась в углу на соломе, подтянув колени к подбородку, подобрав пальцы, выставив когти. Лицо бледное — такого не бывает, если человек выходит на воздух. При виде Чэнь Цзюань губы ее дрогнули, к смятению в глазах примешался страх.

— Что? — спросила она по-русски.

— Ме-ни-а зо-вут Грейс, — откликнулась Чэнь. Женщина — хоть какое-то облегчение — выглядела нетронутой: руки в ссадинах — она лупила ими в дверь, — лицо изможденное, на щеке синяк, но ни порезов, ни ожогов нет — пока. — Я пришла тебя спасти. Спокойно. Идти можешь?

Женщина кивнула.

— Давно ты тут?

— Много дней. Недель?

— А знаешь, сколько тут вас всего?

— Нет.

— Подожди, — сказала Чэнь. — Вызволю остальных.

В соседней комнате оказалась девушка из Фуцзяня — в гораздо худшем состоянии. Она явно дралась упорнее. Когда Чэнь Цзюань открыла дверь, девушка бросилась на нее. Оказалась сильной, но не слишком проворной — Чэнь повалила ее без особого труда.

— Я пришла тебе помочь.

Взгляд девушки она расшифровала без труда: доверительный, но только дай повод, и станет мстительным.

Всего пленниц оказалось одиннадцать, в некоторых камерах их было по две. В основном фуцзянки и цзянсийки и несколько русских белоэмигранток — наемные партнерши по танцам, которым не повезло обзавестись опасным врагом. Чэнь полагала, что двенадцатой стала бы она, а сам Антопов оказался бы тринадцатым участником проводимого им ритуала. Иностранцы почему-то любят число тринадцать. Полный звездный круг плюс один. Осталось две минуты, сообщили ей часы.

Со стороны реки загремели выстрелы. Она чертыхнулась. Уцзин поторопился.

— Пошли, — обратилась она к узницам.

Лестничная клетка по-прежнему пустовала. Девушки спустились следом за Чэнь. За дверями главного помещения хлопали выстрелы, звучали мужские голоса, раздавался визгливый пронзительный хохот.

Первый этаж.

Дверь открылась в тот момент, когда Чэнь потянулась к ручке. Куривший охранник оторопело замер, не успев дотянуться до кобуры. Чэнь Цзюань ударила его в колено и в горло, он завалился назад и уже не встал. В переулке стояла тишина. В Пудуне после наступления темноты выстрелами никого было не удивить.

А выстрелы продолжали звучать — к пистолетным присоединились автоматные очереди. Чэнь прислушалась. Кричали по-китайски. Может, люди Антопова, может, ее коллеги. Она вроде как распознала голос Уцзина. Заложницы заколебались: в здании казалось безопаснее.

Она обязана вывести их отсюда. В этом и состоял весь план. Доставить их на катер, потом встретиться с Уцзином в Центре.

Но кто-то начал штурм раньше времени, прошло уже четыре минуты, а Уцзин все не подавал сигнал «все чисто».

Чтоб вас всех.

Я тебя подстрахую, а ты — меня.

— Двигайте, — обратилась она к заложницам. — Вон к тому фонарю. Потом налево. Бегите в сторону доков. Там ждет моторный катер. Передайте капитану вот это. Она запустила руку за воротник куртки, вытащила свой крест. — Он поймет, что вы от меня. — Девица, которая напала на нее наверху, выглядела хладнокровнее других — ей Чэнь и отдала крест. — Я должна помочь друзьям. Бегите.

Они побежали. Чэнь забрала у поверженного охранника пистолет. Сама она пришла без оружия: зачем оно ей на втором этаже? Проще пользоваться тем, что подвернется.

Из складского помещения снова долетел крик.

Она отсчитывала собственные вдохи, пока заложницы не скрылись за углом. Четыре. Пять.

Прокралась по коридору, приоткрыла дверь склада.

Свет ее ослепил. Пахло горячим воском и горелым волосом. Антопова она опознала по фотографиям — хотя ни на одной фотографии он не был запечатлен парящим в полуметре над землей и квохчущим. Трое его приспешников засели за огромным железным котлом с крышкой — о его назначении Чэнь предпочитала не думать — и вели огонь по ее коллегам.

Но коллегам ее, похоже, было не до стрелков. Они были заняты: дрались со статуями из воска.

Восковые изваяния выскакивали из корыта, стоявшего у ног Антопова, и по мере продвижения обретали форму: сперва у них было восемь ног, потом четыре, потом они делались человекообразными и неслись на бойцов Уцзина, распахнув восковые рты в беззвучном крике. На полу после них оставались пузырящиеся лужи.

— Иди сюда, — произнес Антопов по-русски и рассмеялся. Этот смех Чэнь Цзюань слышала и раньше, в схожих обстоятельствах, в последний раз — в Харбине. Нормальные люди, насколько ей было известно, так не смеялись. Слишком высокий тембр для человека в своем уме.

Чэнь проскользнула внутрь. Увидела, что Антопов парит над огромным подсвечником, вырезанным из кости, на котором стоит зажженная свеча толщиной с бедро самой Чэнь. Антопов шевелил пальцами с длинными ногтями, пламя вздымалось, восковые монстры двигались.

— Вы пришли ко мне, в мой дом, будто я — обычный преступник. Но я благородной крови, мне доводилось гореть в тайном пламени. Я вас призвал — я вас и растоплю.

Восковая горилла набросилась на Ахсана, они покатились по полу. Ахсан был силен, широкоплеч, но, когда он ударил мягкотелое существо кулаком, руки его увязли в расплавленном воске. С гориллы на него падали капли — в глаза, в рот, он закричал. Уцзин выскочил из укрытия, ударил гориллу в морду. Один из приспешников Антопова прицелился в него.

Чэнь Цзюань уложила его двумя выстрелами — в спину и в голову.

Прежде чем остальные успели обернуться, она прицелилась в Антопова, выстрелила трижды. Дважды — в середину туловища, третий раз, на всякий случай, в голову.

Из корыта выплеснулся воск, перехватил летящие пули. Парящий в воздухе русский повернулся к Чэнь, рыча от ярости. Его приспешники вскинули оружие. Уцзин увидел, что его подруга в опасности, поднял пистолет, выстрелил. Один из приспешников упал, другой крутанулся на месте — и тут восковой тигр прыгнул на Уцзина, повалил его, впился зубами в лицо.

Уцзин закричал.

Закричала и Чэнь Цзюань. Кинулась на Антопова, все еще сжимая пистолет; напрыгнула, заслоняя лицо руками.

Она была тяжелее пули. Пленка горячего воска покрыла ее кожу, одежду. Воск обжигал, но это ее не остановило. Через миг она прорвалась и обрушилась на Антопова, схватила за ноги, дернула вниз, преодолевая гнусную невесомость, созданную его магией.

Русский с криком свалился, ударился об пол. Чэнь вскарабкалась на него, не обращая внимания на боль от ожогов, вонь от подпаленных волос и непривычный тошнотворный привкус воска во рту.

Антопов змеей вывернулся из-под нее, согнулся пополам, лбом ударил ее в переносицу. Она отлетела в сторону, он перешел в нападение — стремительно, слишком стремительно, а пламя свечи у него за спиной вымахало в световой столб, лизнуло стропила. Чэнь рвала, царапала его лицо, но ее ногти вместо кожи сдирали полоски воска, обнажая в нижних слоях тот же воск, но цвета крови.

— Слишком поздно, — проквохтал Антопов. Зубы у него были желтые, язык розовый. — Пламя — дух, а воск — плоть. Разум — форма, а мясо — глина.

Рука его сделалась огромной, тяжелой, он ударил Чэнь по лицу. Пальцы впечатались в ее щеку, расплавленный воск залепил ноздри и рот. Вторая его рука превратилась в змею, обвилась вокруг ее предплечья. Когда она отшатнулась, конечности его стали удлиняться, точно подтаявшая тянучка, но ее не выпустили. Балки пылали. Воск на ее коже пузырился. Уцзин поднялся, шатаясь — голова его по-прежнему была в челюстях тигра, — и стал из последних сил вырываться. Ахсан лежал неподвижно.

Чэнь Цзюань пыталась руками разлепить рот, но дышать не могла. Между нею и миром заплясали черные точки, у точек были лица, лица эти состояли из одного рта, и рты смеялись в такт нечеловеческому хохоту Антопова. Чэнь пошатнулась, поймала равновесие, оперлась на подсвечник. Руки залил расплавленный воск — с тех пор, как она вошла в помещение, огромная свеча успела оплавиться на четверть.