— Нас тут крабулоны хотят убить, а ты в собаку играешь! — Тоби слез с кровати и подошел к ретриверу у двери. — Я знаю, что ты не должен хотеть в туалет. Папа тебя уже выводил, и ты весь снег желтым сделал.

Пес снова заскулил, затем угрожающе зарычал и отступил от двери.

— Да там никого нет, просто ступеньки и все.

Фальстаф оскалился, его черные губы обнажили зубы, он пригнулся, как будто приготовившись к битве с крабулонами, которые прямо сейчас войдут в эту дверь, — скрак-скрик-скрак-скрик, — глаза на полуметровых стеблях вертятся над головой.

— Глупый пес. Смотри!

Он открыл замок и повернул ручку.

Собака заскулила и попятилась.

Тоби открыл дверь. На лестнице было темно. Он щелчком зажег свет и шагнул на площадку.

Фальстаф заколебался, оглянулся на полуоткрытую дверь в спальню, как будто ему хотелось туда удрать.

— Да ведь ты сам интересовался, — напомнил ему Тоби. — Теперь давай, смотри никого нет — только ступеньки.

Как будто устыдившись, пес, поджав хвост, присоединился к Тоби на площадке. Кончик его хвоста обвился вокруг задней лапы.

Тоби спустился на три ступеньки, морщась, когда они скрипели, сначала первая, а затем и третья. Если мама или папа сейчас внизу на кухне, его могут поймать, и тогда они подумают, что он крадется, чтобы набрать немного снега, — с босыми-то ногами! — и принести его в комнату, чтобы посмотреть, как он будет таять. Вообще-то, неплохая идея. Интересно, а вкусный ли снег? Пройдя три ступеньки и услышав два скрипа, он остановился и оглянулся на пса.

— Ну?

С неохотой Фальстаф двинулся к нему.

Они пытались ступать как можно тише. Ну, во всяком случае, один из них пытался держаться поближе к стене, где ступени не так сильно скрипели. Но у другого-то были когти, которые стучали и царапали дерево.

Тоби прошептал:

— Лестница. Ступеньки. Видишь? Ты можешь спуститься. Можешь подняться. А ты думал, что там за дверью? Собачий ад?

Спускаясь, из-за того что лестница была винтовая, Тоби видел перед собой лишь несколько ступенек со стертой краской и много теней из-за тусклых ламп, площадки первого этажа видно не было. Она могла быть и через десять ступенек или через сто. А, может он будет спускаться ниже и ниже, кружа, пока не  окажется в центре Земли, с динозаврами и затерянными городами.

— В собачьем аду, — рассказывал Тоби Фальстафу, — дьявол — это кот. Ты знаешь, какой? Большой кот, по-настоящему огромный, стои́т на задних лапах, а когти как бритвы…

 Все вниз и вокруг, медленными шагами.

— …этот большой дьявольский кот носит кепку, сделанную из собачьей шерсти, ожерелье из собачьих зубов…

Все вниз и вокруг.

— …а когда он играет в шарики…

Дерево скрипело под ногами.

— …то пользуется собачьими глазами! Да-да, так и есть…

Фальстаф заскулил.

— …он очень подлый кот, большой подлый кот, гадкий, как дерьмо.

Первый этаж. Вестибюль. Две двери.

— Кухня, — прошептал Тоби, указывая на одну. Он повернулся к другой. — А эта на заднее крыльцо.

Наверное, можно открыть замок, проскользнуть на крыльцо, набрать две горсти снега, даже если для этого придется спуститься во двор! Но он же вернется и прибежит в свою комнату так, что ни мама, ни папа даже не узнают. Сделает настоящий снежок, попробует его на вкус. Когда тот начнет таять, положит его в угол комнаты и утром от него и следа не останется. Просто вода. Если кто-нибудь ее и заметит, все можно будет свалить на Фальстафа.

Тоби взялся правой рукой за дверною ручку, а левой — за замок.

Ретривер подпрыгнул, уперся обеими лапами в стену рядом с дверью и сомкнул челюсти на левом запястье Тоби.

Тоби издал тихий вопль изумления.

Фальстаф держал руку крепко, но не кусал, и вообще не было больно: просто держал и смотрел на Тоби, как будто то, что он сказал бы, если бы мог говорить, было что-то вроде: «Нет, не открывай, это безумие, забудь об этом, ни за что.»

— Что ты делаешь? — прошептал Тоби. — Отпусти.

Но Фальстаф не отпускал.

— Ты пускаешь на меня слюни, — ручеек густой слюны потек по его левой руке в рукав пижамной курточки.

Ретривер пошевелил зубами, не сильно, не причиняя никакого вреда своему хозяину, но ясно показывая, что он может сделать больно в любое время, если захочет.

— Что, тебя мама подкупила, да?

Тоби отпустил ручку двери.

Пес покосился на это, ослабил захват, но не отпускал запястья, пока Тоби не снял руку с замка и не опустил руку. Фальстаф съехал по стене лапами и снова встал на все четыре.

Тоби смотрел на дверь, размышляя, сможет ли он действовать так быстро, чтобы открыть дверь прежде, чем собака успеет вскочить и снова схватить его за руку.

Ретривер пристально смотрел на него.

Затем мальчик задумался: а почему Фальстаф не хочет его выпускать наружу? Ведь собаки умеют чувствовать опасность. Может быть, снаружи бродит медведь, про которых папа говорил, что они живут в лесу. Медведь может распотрошить тебя и откусить голову так быстро, что и крикнуть не успеешь. Хрустнет черепом, как карамелью, вцепится зубами в кости, и все, что найдут от тебя утром, — кровавая полоска пижамы и, может быть, палец ноги, который медведь проглядел. — Сам себя напугал.

Проверил щель между дверью и косяком, чтобы убедиться, что запор задвинут, как надо. Он мог видеть его тусклый медный блеск там, внутри. Хорошо. Безопасно.

Конечно, Фальстаф чувствовал запах врага, даже находясь на втором этаже, и спускаться не хотел. Но никто их на лестнице не поджидал. Уж не медведь-то точно.

Может быть, это была бродячая собака, которую он сможет легко напугать?

— Мой папа герой, — прошептал Тоби.

Фальстаф, слушая, склонил голову набок.

— Герой-полицейский. Он ничего не боится, и я ничего не боюсь тоже.

Пес уставился на него, как будто говоря: да? Ну так и что же?

Тоби снова посмотрел на дверь перед собой. Может открыть ее чуть-чуть, быстро глянуть и, если медведь на крыльце, быстро захлопнуть дверь перед его носом?

— Если захочу выйти и погладить медведя, то я так и сделаю.

Фальстаф ждал.

— Но сейчас поздно. Я устал. Если там есть медведь, ему придется подождать до утра.

Они с Фальстафом стали подниматься по лестнице. На ступеньках была разбросана  грязь. Он ощущал ее под своими босыми ногами еще спускаясь. Поднявшись на верхнюю площадку, он очистил ступни ног. Переступил через порог. Закрыл дверь. Запер ее. Выключил свет на лестнице.

Фальстаф был у окна, положив передние лапы на подоконник и глядя во двор. Тоби подошел к нему.

Снег валил так яростно, что, вероятно, к утру его насыпет три метра, а может быть, и пять. Крыша крыльца была белой. Земля была белой повсюду, где он только мог видеть, но далеко ему углядеть не удавалось, потому что снег действительно валил. Леса видно не было, не было видно даже домика управляющего. Невероятно!

Пес убежал, но Тоби смотрел на снег еще долго. Когда его начало клонить в сон, он обернулся и увидел, что Фальстаф сидит на кровати и ждет его. Тоби скользнул под одеяло, ретривера туда он не пустил. Позволить собаке забраться под одеяло было бы нарушением посерьезней. Надежный инстинкт восьмилетнего мальчика говорил ему это. Если мама или папа обнаружат такое — мальчик головой на одной подушке, а пес на другой, и одеяло у них обоих до щек — будут большие неприятности.

Он протянул руку за шнурком, чтобы задернуть занавеску так, чтобы он и Фальстаф смогли спать, как в купе поезда, который несется через Аляску зимой в страну золотой лихорадки, чтобы сделать заявку на участок. После они сменят имя Фальстаф на Белый Клык.[48] Но как только занавески начали задвигаться, пес вскочил на лапы, намереваясь спрыгнуть на пол.

— Хорошо, ладно. Боже ты мой, — сказал Тоби и оставил занавески широко открытыми.

Ретривер улегся у него под боком снова, мордой к двери, ведущей на винтовую лестницу.