— За Эдуардо Фернандеса, — сказала она вместо тоста.

— За Томми.

Они выпили, стоя у стола, и затем Джек ее поцеловал. Его быстрый язык был сладким от шампанского. Они снова сели.

— Боже мой, Хитер, ты понимаешь, что это все означает?

— То, что когда мы пойдем ужинать в следующий раз, это будет ресторан, где еду подают на настоящих, а не на бумажных тарелках.

Его глаза сияли и она радовалась, видя мужа таким счастливым.

— Мы сможем оплатить ипотеку, все счета, отложить деньги на учебу Тоби в колледже после окончании школы. Можем даже поехать путешествовать — и это на одни эти наличные. А если мы продадим ранчо…

— Погляди на фото, — перебила она его, схватила фотографии и разложила на столе.

— Очень мило!

— Больше, чем мило. Это роскошно, Джек. Погляди на эти горы! А сюда — гляди, это снято, стоя перед домом, да на это все можно любоваться вечность!

Он оторвал взгляд от снимков и встретился с ней взглядом:

— Что я слышу?

— Нам не обязательно продавать ранчо.

— И жить там?

— Почему бы и нет?

— Мы люди города. Прожили в Лос-Анджелесе всю жизнь.

— Это легко может стать прошлым.

Хитер видела, что эта идея его захватывает, и ее собственное возбуждение росло, по мере того, как Джек начинал соглашаться с ее точкой зрения.

— Мы так давно хотели перемен. Но я никогда не думал, что они будут так радикальны.

— Погляди на фото.

— Хорошо, да, это роскошно. А что мы будем там делать? Куча денег, но на всю жизнь не хватит. Кроме того, мы молоды — не можем же мы всю оставшуюся жизнь прожить как растения!

— Может быть, сможем начать бизнес в Иглз Руст.

— Какой бизнес?

— Я не знаю. Какой-нибудь. Давай съездим, посмотрим и определимся там на месте, может быть, сразу же найдем возможность. А если нет… ну, поживем год, два, и если не понравится, продадим.

Он допил свое шампанское и налил снова в оба бокала: 

— Тоби идет в школу через две недели…

— В Монтане тоже есть школы, — ответила она, хотя и знала, что это не то, о чем он хотел сказать.

Джек без сомнения, думал об одиннадцатилетней девочке, которую застрелили насмерть в квартале от начальной школы, куда должен был пойти Тоби.

Она слегка подтолкнула его локтем:

— У него будет шестьсот акров для игр, Джек. Он так долго хотел собаку, золотистого ретривера, там мы сможем ему это позволить.

Поглядев на один из снимков, Джек сказал:

— Сегодня на работе мы говорили о всех кличках, которые есть у этого города, их больше, чем у всех других. Ведь Нью-Йорк — это Большое Яблоко. Но Лос-Анджелес имеет кучу имен — и ни одно из них ему не подходит, они все ничего не значат. Например, Большой Апельсин. Но здесь больше нет апельсиновых рощ, все вырубили под дома, магазины и стоянки машин. Называют его Городом Ангелов — но в нем нет ничего ангельского, слишком много на улице чертей.

— Город, где Рождаются Звезды, — подсказала она.

— Лишь один из тысячи претендентов становится кинозвездой, а что происходит с остальными? Ломаются, становятся наркоманами, бандитами.

— Город, где Садится Солнце.

— Да, с этим не поспоришь, оно все еще садится на западе, — признал он, взяв в руки фотографию. — Говоришь, Город, Где Садится Солнце… Это заставляет вспоминать о тридцатых и сороковых. О джазе, мужчинах, приподнимающих шляпы друг перед другом и придерживающих двери для дам в черных вечерних туалетах. Элегантные ночные клубы, окнами выходящие на океан. Богарт[39] и Гейбл[40]. Люди потягивают мартини и глядят на золотой закат. Все прошло. Большей частью. Сегодня его надо звать Городом Умирающего Дня.

Джек умолк. Тасуя фотографии, рассматривая их.

Наконец он поднял глаза и сказал:

— Давай сделаем это!

В далекие времена динозавры, ужасные создания,  гибли проваливаясь в коварные ямы со смолой первобытных болот, над которыми строители Лос-Анджелеса позже возвели автострады, торговые центры, дома, здания разных офисов, театры, топлес бары — то есть бары, в которых вас обслужат обнаженные до пояса девушки,  рестораны в форме хот-дога или котелка, церкви, автомойки, и все прочее. Глубоко под линиями метро, эти окаменевшие монстры лежат в вечном сне.

Весь сентябрь и октябрь Джек ощущал, что город — та же яма, в которой он серьезно завяз, подобно доисторическому ящеру. Он предупредил Лайла Кроуфорда о своей отставке за тридцать дней. По совету своего агента по недвижимости, прежде чем выставить дом на продажу, они выкрасили его изнутри и снаружи, положили новый ковролин и сделали мелкий ремонт. Джек уже мысленно упаковал вещи и снялся с места. Теперь его сердце было в горах Монтаны , а он сам все еще пытался вытянуть ноги из лос-анджелесской трясины.

Макгарвеям теперь не требовалось считать за каждый доллар, и дом, чтобы его быстрее продать, они оценили ниже его рыночной стоимости. И уже к двадцать восьмому октября был заключен договор с покупателем, который казался надежным, и завершение продажи можно было доверить риэлтору.

Четвертого ноября Макгарвеи отбыли к своему новому дому на «Форд Эксплорер», купленном на деньги из наследства. Джек настоял на том, чтобы выехали в шесть утра, заявив, что их последний день в городе не должен содержать утомительное ползание в час пик.

Взяли с собой только несколько чемоданов с личными вещами и немного коробок, загруженных по большей части книгами. Фотографии, которые дополнительно прислал Пол Янгблад, убеждали, что их новый дом уже меблирован в том стиле, к которому они смогут легко привыкнуть. Предстоит лишь кое-где заменить обивку, но в целом вся мебель была антиквариатом высокого качества и немалой стоимости.

Выехав из города по федеральному пятому шоссе, они не оглядывались назад. С каждым километром Джек чувствовал, как все выше поднимается из эмоционального и духовного мрака. Он был как пловец, отягощенный железными кандалами и наручниками, тонувший в океанских глубинах, а теперь освободившийся и оказавшийся на поверхности, увидевший свет, глотнувший воздух. 

Тоби был очарован сельскохозяйственными угодьями, прилегающими к шоссе, и Хитер зачитывала ему пассажи из справочника для туристов:

— Мы сейчас едем по долине Сан-Хоакин. Ее длина более двухсот сорока километров. Эти тысячи квадратных километров самые плодородные в мире, на них выращивается восемьдесят процентов всех овощей и дынь страны, половина фруктов и миндаля и многое другое.

Они остановились на обочине около ларька и купили жареного миндаля за четверть той цены, которую пришлось бы платить в супермаркете. Джек стоял у машины, поедая орехи и глядя на просторы плодородных полей и садов. День был благословенно спокоен, а воздух чист.

Живя в городе, легко забыть, что есть еще и другая жизнь, другой мир, вне пределов переполненных улиц человеческого улья. Он словно спал, а теперь проснулся в этом другом, настоящем мире, более разнообразном и интересном, чем тот, в котором он жил прежде, да и была ли та жизнь настоящей, может это был просто дурной сон, сон, а не реальность.

Заночевали в Рино, на следующий день были в  Солт-Лейк-Сити а в три часа дня шестого ноября прибыли в Иглз Руст, штат Монтана.

«Убить пересмешника» была одной из любимых книг Джека, а Аттикус Финч, отважный юрист из повести Харпер Ли, чувствовал бы себя как дома в конторе Пола Янгблада на верхнем этаже единственного трехэтажного здания в Иглз Руст. Деревянные ставни середины века. Панели из красного дерева, книжные полки и шкафы с гладкими, как стекло, поверхностями после многих десятилетий полировки человеческими руками. В комнате царила атмосфера аристократизма и занятий наукой, на полках рядом с книгами по юриспруденции стояли томики по истории и философии.