Поверенный встретил их фразой: «Привет, соседи! Рад вас видеть, очень рад». У него было твердое рукопожатие и мягкая улыбка.

В Лос-Анджелесе Пола Янгблада никто не принял бы за адвоката. В шикарных конторах юридических фирм, расквартированных в небоскребах Сенчури-Сити таких не водилось. Ему за пятьдесят. Высокий, долговязый, с когда-то пшеничными, а теперь все больше серо-стальными волосами. Его лицо было морщинистым и румяным от многих лет на свежем воздухе, а кожа ладоней больших рук загрубела от физического труда. Он носил потертые ботинки, коричневые джинсы, белую рубашку и галстук-шнурок с серебряной застежкой в виде вставшей на дыбы дикой лошади. В Лос-Анджелесе дантисты, бухгалтера или администраторы так наряжались, собираясь на вечер в Кантри-Вестерн бар, но по ним все равно было видно кто они такие на самом деле. Янгблад же выглядел так, как будто он родился в такой одежде, где-то между зарослями кактусов и походным костром, а рос верхом на коне.

Обладая достаточно внушительной внешностью для того, чтобы захаживать в бар байкерам или общаться без опаски с ковбоями, адвокат говорил тихим голосом и был так вежлив, что Джек почувствовал, насколько дурны его собственные манеры, ухудшившиеся под постоянным воздействием повседневной жизни в городе.

Янгблад покорил сердце Тоби, назвав его скаутом и предложив учиться верховой езде: «Придет весна, начнем с пони, конечно… убедим сначала твоих, что все безопасно!» Когда юрист надел замшевую куртку и ковбойскую шляпу чтобы проводить их на ранчо Квотермесса, Тоби уставился на него, раскрыв широко глаза от благоговения.

Они проехали за белым «Форд Бронко» Янгблада двадцать шесть километров по земле, даже более прекрасной, чем казалось по фотографиям. Две каменные колонны, увенчанные деревянной аркой, отмечали въезд в их имение. Выжженная на арке надпись: «Ранчо Квотермесса». Свернули с трассы и направились вверх.

— Это все наше? — спросил Тоби с заднего сиденья, в восторге от вида всех этих полей и лесов. Прежде чем Джек или Хитер ему ответили Тоби задал вопрос, который, без сомнения, хотел задать уже несколько недель:

— Могу я завести собаку?

— Только собаку? — спросил Джек.

— А?

— У нас так много земли, что мы можем завести ручную корову.

Тоби засмеялся:

— Коровы не бывают ручными.

— Ты ошибаешься, — сказал Джек, пытаясь говорить серьезным тоном. — Они отлично поддаются дрессировке.

— Коровы?! — воскликнул Тоби недоверчиво.

— Да, правда. Ты можешь научить корову носить тапочки, толкать что-нибудь носом, просить есть, здороваться и выполнять все другие обычные собачья трюки — плюс корова дает молоко к хлопьям на завтрак.

— Ты меня разыгрываешь. Мам, он серьезно?

— Единственная проблема в том, сказала Хитер, — что тебе может попасться корова, которая любит гоняться за автомобилями, в этом случае от нее будет гораздо больше вреда, чем от собаки, представляешь сколько придется платить за поврежденные чужие машины.

— Да, это ужасно, — сказал Джек. — Тогда я за собаку.

— Ты вправду? Я могу завести собаку? — Спросил Тоби, все еще не веря.

Хитер удивилась:

— Не понимаю, почему бы нет.

Тоби завопил от восторга.

Подъехали к дому, перед домом луг с золотисто-коричневой травой. В последний час своего путешествия к западным горам солнце осветило все поместье и дом отбросил длинную тень со стороны парадного крыльца. Они припарковали машину в этой тени за фордом Янгблада.

Они начали осмотр дома с подвала. Он был расположен полностью под землей. В первой комнате находились стиральная машина, сушилка, двойная раковина и ряд шкафов. Углы потолка были оживлены паутиной с мотыльками в коконах. Во второй комнате стояла электрическая печь, водонагреватель и японский генератор, размером со стиральную машину. Казалось, он способен производить энергии достаточно, чтобы обеспечить светом небольшой город.

— Зачем он нам нужен? — спросил Джек, указывая на генератор.

Пол Янгблад пояснил:

— Буря может прервать подачу электричества на пару дней. Так как природного газа у нас тут нет, а прокладка газопровода влетит в копеечку и не окупится, то мы пользуемся электричеством для отопления, приготовления пищи и всего остального. Для отопления можно конечно пользоваться каминами, но это не идеальный вариант. А Стэн Квотермесс был из тех людей, которые не желают обходиться без комфорта цивилизации.

— Но ведь это — чудовище, — сказал Джек, похлопывая по покрытому пылью генератору.

— Это чудовище обеспечивает основной дом, домик управляющего и конюшню. Если у вас есть бензин, вы можете продолжать жить со всеми удобствами, как будто никакой аварии нет.

— Это, должно быть, забавно, потерпеть иногда пару дней без удобств, — предположил Джек.

Поверенный нахмурился и покачал головой:

— Только не тогда, когда температура ниже нуля, — минус тридцать, да еще с ветром. Я назвал бы это трудным делом.

Джек согласился:

— Я назвал бы это самоубийством. Надо проверить, достаточно ли у нас бензина.

— Ух, — сказала Хитер. Она поежилась и обхватила себя за плечи при мысли о таком арктическом холоде.

Температура в доме, простоявшем порядочное время необитаемым, была низкой, так как термостат был установлен на минимально допустимое значение. Холод постепенно отступал, — Пол включил систему электрообогрева, когда они поднялись из подвала и осмотрели половину первого этажа. Несмотря на утепленную лыжную куртку, Хитер дрожала все это время.

Дом был превосходно приспособлен для жизни и удобен: в нем даже легче устроиться, чем они рассчитывали. Личные вещи и одежда Эдуарда Фернандеса лежали на своих местах, придется им очистить шкафы, прежде чем заполнить их собственными вещами. Четыре месяца со дня смерти старика поместье было закрыто и не посещалось: тонкий слой пыли укутал все. Однако Эдуардо вел упорядоченную и аккуратную жизнь: нигде не было большого бардака.

В последней спальне на втором этаже медный вечерний солнечный свет косо падал через западные окна, и это было похоже на открытую дверцу печи, но это был свет без тепла и Хитер продолжала дрожать.

— Это здорово, да? — не выдержал Тоби. — Потрясающе!

Комната была более чем в два раза больше той, в которой спал мальчик в Лос-Анджелесе, но Хитер знала, что он взволнован не ее размерами, а причудливой архитектурой, которая поразила бы воображение любого ребенка. На высоте в пять с половиной метров потолок был разделен на четыре вогнутые свода, и тени, которые лежали на этих поверхностях, затейливо переплетались.

— Отлично, — сказал Тоби, глазея на потолок. — Как будто висишь под парашютом.

В стене, слева от двери в холл, была ниша почти два метра в глубину и почти три в длину, в которой располагалась сделанная по заказу кровать. За изголовьем кровати слева и в задней стене ниши располагались книжные полки, шкафчики для хранения моделей космических кораблей, солдатиков, игр и других вещей, которые так ценит маленький мальчик. Занавески были раздвинуты, а когда задергивались, то ниша превращалась в купе железнодорожного спального вагона.

— Можно это будет моей комнатой, можно, пожалуйста? — взмолился Тоби.

— Мне так кажется, она для тебя и была сделана, — сказал Джек.

— Отлично!

Открыв одну из двух дверок в комнате, Пол сказал:

— Этот стенной шкаф настолько глубок, что вы можете его считать почти что за комнату.

За последней дверью было начало винтовой лестницы, такой же как в  башне маяка. Деревянные ступени скрипели, когда они четверо спускались по ней.

Хитер сразу же невзлюбила лестницу. Может быть, она испытывала некоторую клаустрофобию в этом стесненном пространстве без окон, следуя за Полом Янгбладом и Тоби, а Джек шел следом. Может быть, недостаточное освещение — две большие голые лампочки под потолком — так ее тяготило. Заплесневелость и смутный запах разложения не прибавляли очарования. Не прибавляли этого и пауки со своими пленниками: мертвыми мотыльками и жуками. Какова бы ни была причина, но ее сердце заколотилось так, словно они поднимались, а не спускались. Хитер охватил безотчетный страх, похожий на ужас в кошмарном сне, — нечто враждебное и бесконечно чуждое ожидает их внизу.