Никогда раньше Хитер не переполняли столь сильные смешанные чувства. — В час отчаяния им было ниспослано спасение, указан выход из мрака, избавление от безнадежности. Она не имела понятия, что разумел под словами «значительная сумма наличностью» адвокат, но полагала, что одно ранчо, если его продать, принесет достаточно денег для того, чтобы оплатить все их счета и ипотеку, и еще останется ощутимый счет в банке. Она почувствовала головокружение от дикого возбуждения, которого не знала с тех пор, как была маленьким ребенком и верила в сказки и радостные чудеса.

С другой стороны, это наследство должен был получить Томми Фернандес, если бы его не убили. Эта мысль уменьшала радость от подарка.

Некоторое время она размышляла, разрываясь между радостью и чувством вины, и наконец решила, что реагирует, как Бекерман, а нужно позитивно, как Макгарвей. Она сделала бы что угодно, чтобы вернуть Томми Фернандеса к жизни, даже если бы это означало, что наследство никогда не перейдет к ней с Джеком. Но холодная правда была в том, что Томми мертв, лежит в земле уже шестнадцать месяцев, и никто тут не поможет. Судьба ведь так часто зла и скупа, а так редко щедра и было бы глупо не радоваться этому потрясающему благодеянию.

Ее первой мыслью было позвонить Джеку на работу. Она даже пошла к настенному телефону, начав набирать номер, но затем повесила трубку.

Такое уникальное событие случается раз в жизни. Никогда у нее не будет другой возможности сообщить ему что-то настолько же восхитительное. Нет, к черту телефон, — она должна видеть глаза Джека в тот момент, когда он услышит эту новость.

Взяв блокнот и карандаш с полки под телефоном, вернулась к столу, где снова перечитала письмо. Написала вопросы для Пола Янгблада, затем вернулась к аппарату и позвонила ему в Иглз Руст, штат Монтана.

Когда Хитер представлялась секретарю адвоката и затем ему самому, ее голос дрожал из-за боязни, что вот сейчас ей сообщат, что все было ошибкой, что кто-то оспорил завещание, или, что найдено более позднее, а это, которое называло Джека единственным наследником, аннулировано. Ведь все могло быть.

Ужинать сели позже из-за того, что Джек задержался на полтора часа, застряв в пробке. Усталый и измотанный он изображал из себя человека влюбленного в свою работу и довольного жизнью.

Закончив есть, Тоби попросил разрешения посмотреть любимую телевизионную программу, и Хизер отпустила его. Она хотела сообщить новости Джеку, оставшись с ним наедине, пусть будут только они двое, Тоби узнает позже.

Как обычно, Джек помог убрать со стола и загрузить посудомойку. Когда они с этим покончили, он сказал:

— Пройдусь, потренирую ноги.

— У тебя боли?

— Только небольшие судороги.

Хотя Джек и прекратил пользоваться тростью. Хит боялась, что он не скажет ей, если возникнут проблемы с равновесием или какие-нибудь другие.

— Ты уверен, что все в порядке?

— Совершенно. — Он поцеловал ее в щеку. — Ты и Моше Блум никогда не смогли бы пожениться. Вам пришлось бы вечно ссориться, решая, кто из вас должен быть Матерью, чья прерогатива проявлять  заботу.

— Присядь на минутку, — сказала она, подталкивая мужа к столу и усаживая. — Нам нужно кое о чем поговорить.

— Если дело в зубах Тоби, я сам этим займусь.

— Не в зубах.

— Ты видела этот последний счет?

— Да. Я его видела.

— Кому вообще нужны зубы? У моллюсков нет зубов, и они превосходно справляются. У устриц нет зубов. И у червяков. Очень многие не имеют зубов, но они совершенно счастливы.

— Забудь о зубах, — сказала Хитер, беря письмо Янгблада и фотографии с холодильника.

Он взял протянутый конверт:

— Что ты такая радостная? Что здесь?

— Прочти…

Хитер села напротив Джека, поставив локти на стол, подперев голову ладонями, и принялась пристально глядеть на него, пытаясь отгадать по выражению лица, какое место письма он сейчас читает. Зрелище мужа, впитывавшего в себя новости, доставляло ей удовольствие, которого она уже давно не испытывала.

— Так это… я… но почему, черт возьми?.. — Он оторвал взгляд от письма и посмотрел на нее. — Это правда?

Она радостно рассмеялась. Так она не смеялась уже целую вечность.

— Да. Да! Это правда, невероятно, но каждое слово — правда. Я звонила Полу Янгбладу. Судя по голосу, он очень хороший человек. Он был соседом Эдуардо и его адвокатом, ближайшим соседом, всего в четырех километрах. Он подтвердил все, что написано в письме. Спроси меня, сколько это — «значительная сумма наличностью»?

Джек глуповато моргнул, ошеломленный и тупо спросил:

— Сколько? — Было впечатление, что он получил пыльным мешком по голове и еще не пришел в себя.

— Он еще не совсем уверен, пока не получил окончательную цифру налогов, но приблизительно это будет триста пятьдесят — четыреста тысяч долларов.

Джек побледнел:

— Этого не может быть!

— Так он мне сказал.

— Плюс ранчо?

— Плюс ранчо.

— Томми рассказывал о местечке в Монтане, говорил, что отец любит это место, а он — ненавидит. Мол, скука, ничего не происходит, полный отстой. Он любил своего отца, рассказывал про него смешные истории, но никогда не говорил, что тот богат. — Джек снова взял письмо, которое дрожало в его руке. — Почему отец Тома оставил все мне, ради Бога?

— Это было в числе вопросов, которые я задала Полу Янгбладу. Он сказал, что Томми, бывало, писал отцу о тебе, какой ты отличный парень. Рассказывал о тебе как о брате. Поэтому, когда Томми погиб, его отец решил оставить все тебе.

— А что скажут на это другие родственники?

— Нет никаких других родственников.

Джек потряс головой.

— Но я никогда не видел… — он глянул в письмо, — Эдуардо. Боже. Это безумие. Я имею в виду это чудесно, но это безумие. Он оставил все тому, кого даже не видел?

Не в силах усидеть на месте, в волнении, Хитер вскочила и подошла к холодильнику.

— Пол Янгблад говорит, что эта идея пришла Эдуардо в голову потому, что он сам унаследовал все восемь лет назад от своего хозяина, и это было тоже для него полной неожиданностью.

— Черт меня побери! — воскликнул Джек с удивлением. — Надо же.

Она достала бутылку шампанского, которую спрятала в отделении для овощей, чтобы Джек не увидел ее раньше времени.

— Я думаю, Эдуардо решил преподнести тебе сюрприз… ну, ему наверно казалось, что его хозяину понравился бы такой поступок.

Когда она вернулась к столу, Джек нахмурился на бутылку шампанского.

— Я переполнен счастьем и как воздушный шарик готов взлететь к потолку, но… в то же время…

— Ты думаешь о Томми, — произнесла она.

Он кивнул.

Сняв фольгу с горлышка бутылки, она сказала:

— Мы не можем его воскресить.

— Нет, но…

— Он бы порадовался нашему счастью.

— Да. Я знаю. Томми был отличным парнем.

— Поэтому давай быть счастливыми.

Джек ничего не ответил.

Раскручивая проволочную сеточку, которая которая удерживала пробку, она сказала: — Мы были бы идиотами, если не были бы счастливы.

— Я знаю.

— Это чудо, и как раз такое, в котором мы нуждаемся.

Он уставился на шампанское.

Хитер напомнила: — Это не только наше будущее. И Тоби тоже.

— Да, теперь он может уладить все с зубами.

Смеясь, она согласилась:

— Это замечательно, Джек.

Наконец его улыбка стала широкой и ни чем не сдерживаемой:

— Ты права, черт возьми, — это замечательно. Теперь нам не нужно будет слушать, как малыш мелет еду деснами.

Сняв проволоку с пробки, она заявила:

— Даже если мы не заслужили такую удачу, Тоби заслужил.

— Мы все заслужили. — Джек встал, подошел к ближайшему шкафу, и взял чистое посудное полотенце с полки. — Вот, давай мне. — Он взял у Хитер бутылку, обернул полотенцем. — Может взорваться. — Вытащил пробку, хлопок прозвучал, но пена выше горлышка не пошла.

Хитер принесла пару рюмок, Джек их наполнил.