Не так вел себя этот енот. Казалось, что он вовсе не боится и, тем более, не чувствует никакой униженности перед человеком.

— Ты что не желаешь склонять голову перед таким жалким старикашкой, да?

Зверек только смотрел на него.

В конце концов, жажда пересилила интерес к еноту и Эдуардо пошел в дом за следующей банкой пива. Пружины на петлях сетчатой двери, которую он повесил на сезон всего две недели назад, пропели, когда он дверь открыл  и вновь пропели, когда пружины закрыли ее за ним. — Раздался стук захлопнувшейся двери

Ожидая, что эти звуки спугнут енота и тот унесется прочь, поглядел сквозь сетку, но увидел, что маленький мошенник подошел на метр ближе к ступенькам и, остановившись прямо напротив двери, держит его под наблюдением.

— Забавный негодник!

Затем прошел на кухню, в конец холла и первым делом поглядел на часы, висевшие над двухконфорочной плитой, так как наручных не носил: три двадцать.

Эдуардо был приятно возбужден и намеревался поддерживать в себе это состояние до самого сна. Он решил быть предусмотрительным и перенести ужин на час раньше, на шесть вместо семи, хорошенько поесть, заполнить желудок пищей, а не только пивом перед предстоящими ожидаемыми событиями. Надо будет взять книгу в постель и лечь как можно раньше.

Ожидание того, что должно что-то случиться, расшатывало нервы.

Он достал из холодильника еще бутылку «Короны».

Откручивая крышку с бутылки, он случайно бросил взгляд за окно поверх раковины — и увидел енота на заднем дворе. Тот был где-то в четырех метрах от крыльца. — Сидел на задних лапах, передние у груди, голова задрана кверху. Из-за того, что двор имел подъем к западному лесу, енот оказался в таком месте, откуда мог смотреть поверх перил крыльца, прямо в кухонное окно.

И он смотрел на него.

Эдуардо прошел к задней двери, открыл замок и отворил ее.

Енот перешел со своего места на другое, откуда мог продолжать свое наблюдение.

Эдуардо открыл сетчатую дверь, которая издала такой же скрипучий звук, как и та, что была в передней части дома, вышел на крыльцо, поколебался, затем спустился по трем ступенькам во двор.

Черные глаза зверька заблестели.

Когда Эдуардо преодолел половину расстояния между ними, енот встал на все четыре лапы и быстро пробежал метров шесть вверх по склону. Там он остановился, повернулся к мужчине, сел на задние лапы и уставился на него, как прежде.

До сих пор он думал, что это тот же самый енот, который разглядывал его на переднем дворе. Внезапно пришло в голову, что это может быть уже и другой зверь.

Эдуардо быстро обошел дом, стараясь держать енота в поле зрения. Дошел до той точки, с которой мог видеть одновременно и передний, и задний двор — и двух часовых с полосатыми хвостами.

Они оба глядели на него.

Он направился к еноту, который сидел перед домом.

Зверек развернулся к нему хвостом и побежал через двор. Там, где он счел себя в безопасности, остановился и сел спиной к высокой нескошенной траве луга, глядя на Эдуардо.

— Будь я проклят, — произнес Эдуардо.

Он вернулся к парадному крыльцу и сел в кресло-качалку.

Ожидание кончилось. Прошло чуть больше пяти недель, и события начались.

Тут он вспомнил, что оставил пиво у раковины на кухне и пошел внутрь, потому что теперь больше чем когда-либо нуждался в пиве.

Задняя дверь была открыта, хотя сетчатая дверь закрылась за ним, когда он вышел на улицу. Он закрыл дверь, взял банку и встал у окна, поизучал некоторое время енота на заднем дворе, а затем вернулся к переднему крыльцу.

Первый енот снова был в трех метрах от крыльца.

Эдуардо поднял видеокамеру и пару минут снимал маленького негодяя. Не было ничего достаточно убедительного для доказательства, что ночью третьего мая открылся портал, однако, для ночного животного было не обычным так долго позировать средь бела дня, столь явно встречаясь глазами с оператором камеры. Это могло оказаться первым маленьким фрагментом в мозаике доказательств.

Закончив съемку, старик сел в качалку, потягивая пиво и поглядывая на енота, наблюдавшего за ним самим. Начал ждать, что же произойдет дальше. Время от времени полосатохвостый часовой приглаживал усы, чесал мех на мордочке, скреб за ушами, и совершал прочие маленькие действия из своего туалетного ритуала. Но никаких необычных изменений не происходило.

Полшестого он пошел внутрь дома пообедать, захватил с собой пустую пивную бутылку, видеокамеру и дробовик. Прикрыл и запер на замок парадную дверь.

За кухонным столом Эдуардо воздал должное раннему ужину из макарон-ригатони с пряной колбасой и тоненькими кусочками густо намазанного маслом итальянского хлеба. Пока ел, описал интригующие события этого дня в блокноте.

Уже почти довел повествование до настоящего момента, когда услышал какие-то щелчки, бросил взгляд на электроплиту, затем в каждое из двух окон, чтобы посмотреть, не стучит ли что-нибудь по стеклу.

Когда повернулся на стуле, то увидел на кухне позади себя енота, сидящего на задних лапах, уставившегося на него.

Он отодвинул стул от стола и вскочил на ноги.

Очевидно, животное проникло на кухню из холла. Однако как оно сначала попало внутрь дома — было загадкой.

Звуки, которые привлекли его внимание, производил зверь, стуча когтями о дубовый пол. Енот снова забарабанил по дереву, но с места  не двинулся.

Эдуардо сначала подумал, что зверек напуган, оказавшись в доме, чувствует себя в опасности, загнанным в угол.

Старик отошел на пару шагов назад, стараясь успокоить зверька.

Енот издал тонкое мяуканье, которое не было ни угрозой, ни выражением страха, а вне всяких сомнений, голосом страдания. Ему было больно, он был ранен или болен.

Его первой мыслью было — енот болен бешенством.

Пистолет двадцать второго калибра лежал на столе: Эдуардо в эти дни постоянно держал оружие рядом с собой. Он взял его, хотя и не хотел убивать енота в доме и надеялся, что этого делать не придется.

Теперь он заметил, что глаза зверька неестественно выпучены и что мех под ними весь мокрый и слипшийся от слез. Маленькие лапки разрезали воздух, а хвост с черным кольцом бешено бился о дубовый пол и болтался из стороны в сторону. Задыхаясь, енот завалился на бок, забился в конвульсиях, бока тяжело вздымались при попытках вздохнуть. Внезапно кровь запузырилась из ноздрей и брызнула струйками из ушей. После последнего спазма, стукнув снова коготками о пол, зверек замер. Умер.

— Боже правый! — сказал Эдуардо, и поднял дрожащую руку к лицу, чтобы вытереть каплю пота  выступившую у него на лбу.

Мертвый енот выглядел не таким большим, как часовые снаружи, но понятно, что он кажется меньше не только из-за того, что смерть его съежила. Совершенно ясно, что это третий экземпляр, моложе тех двух, или, может быть, те были самцами, а это — самка.

Вспомнил, что оставлял кухонную дверь открытой, когда обходил все вокруг дома, чтобы поглядеть, является ли зверек на переднем посту и на заднем одним и тем же. Сетчатая дверь была закрыта. Но она легкая, всего лишь рама из сосновых реек и противомоскитная сетка. Енот вполне мог отжать ее, преодолев усилие пружин, просунуть морду, а затем все тело, и забраться в дом, прежде чем он вернулся и закрыл дверь.

Где зверек прятался в доме полдня, в то время пока я  просидел в кресле-качалке? Чем зверек занимался, пока я готовил ужин?

Эдуардо подошел к окну у раковины. Так как сегодня он ел раньше обычного, а летом солнце заходит поздно, то сумерки еще не наступили, и можно было ясно разглядеть наблюдателя. Тот был на заднем дворе, сидел на задних лапах, и присматривал за домом.

Осторожно обойдя бедное создание на полу, Эдуардо прошел в холл, отпер переднюю дверь и шагнул наружу, желая выяснить, караулит ли еще другой часовой. Зверь был не во дворе, где он оставил его, а на крыльце, рядом с дверью. Он лежал на боку, кровь натекла из того уха, которое было видно, она была на ноздрях, а глаза широко распахнулись и остекленели.