— Эти птицы уже больше века здесь не были…

Среди столпившихся людей вдруг протиснулся сутулый человек в оборванных грязных одеждах. Его лицо скрывала деревянная маска, к ужасу окружающих, изображающая лик погибшего существа. Голову неизвестного скрывал чёрный капюшон — часть поношенного длинного плаща, чей подол волочился по земле, слизывая пыль с каждого камня. Незнакомец ухватил мёртвую эрию за сломанное крыло и вскинул вверх. Люди охнули от неожиданности.

— Война грядёт! — закричал он как безумный. — Зло уже пробудилось и в скором времени попытается заполучить ваши души!

— Да по́лно тебе! — возмутилась стоящая с краю женщина, однако мужчина её, казалось, не слышал. Он тряс птицей над головами собравшихся, заставляя одних пятиться, а других целовать три скрещённых пальца и возносить молитвы Геул.

— Трепещите! Вооружайтесь! Стройте высокие заборы! Геул проклял нас, отдал на растерзание богу смерти! Мы, грешники, будем наказаны и низвергнуты в ад! Улицы наших городов утонут в крови! Наши дети будут распяты! Вот она, кара небес! — Он снова затряс птицей. — Вот кровь, знаменующая начало конца! Молитесь! Молитесь, да будет часть из нас спасена от жнецов смерти! Мы, те, кто отверг пророчества жрецов, будем распяты дважды!

— Он ненормальный! — загудели одни, другие начали охотно соглашаться, но незнакомец продолжал.

— Не господствовать нам больше на земле! Быть смертниками нам или рабами! Мы сами избрали такой путь! Мы ослепли! Решили, что стоим выше других! Но на всякую силу находится управа! Осталось лишь бежать или сражаться! Те, кто, быть может, выживут, искупят грехи человеческого рода!

Людям речь сумасшедшего оборванца пришлась не по душе, и каждый начал горланить свои «против». Заметив нарушение порядка, в толпу протиснулись стражи и, скрутив зачинщика волнений, сбили с него маску. Народ охнул и отпрянул. Какое жуткое у него было лицо!

— Демон!

— Прокажённый!

— Да он сама смерть!

Толпа загудела ещё громче. Неизвестного куда-то поволокли, и люди в страхе расступались, не желая даже случайно задеть этого человека.

— Разойтись! Разойтись всем! — кричали стражники, и народ начал потихоньку рассасываться. Гелата, увлечённая происходящим, наконец заметила, что окружена мужчинами и женщинами, которые, разинув рты, уставились в окно. Она осторожно выскользнула из-за стола, взяла за руку Делэль и вместе с ней протиснулась через взволнованный народ. Беспокойство отхватило её. В теле как будто бы всё сжалось. Пророческие слова мужчины стояли в ушах. Зло? Война? Всеобщая погибель? Неужели правда? Неужели человечество изжило себя?

Как никто другой она понимала, насколько эти предсказания близки к истине. Кажется, Элоф и правда победит. Энэйн овладеет его телом и государство будет захвачено врагом. Что смогут сделать люди, лишившись правителя? Как можно собрать и организовать силы, если маги уничтожат всех изнутри? Хаос, реки крови, стенания и вопли — вся эта жуткая картина представилась Гелате так ярко, что ей захотелось плакать. Неужели ничего нельзя изменить? Она, та, кто знает, в чём заключается опасность, должна что-то предпринять.

Крепко сжимая руку Делэль, Гелата преодолевала ступени. «Что, если я убью себя?» — на мгновение мысль, пронзившая сознание, показалась девушке правильной. Если умрёт она, то, возможно, умрёт и Энэйн, или останется пленницей её тела. А если нет Энэйн, то и войне не быть. Но что, если это заблуждение? Если Энэйн всё-таки выживет? Тогда Гелата окажется вдвойне бесполезна… Никуда не годный план. Да и умирать Гелате не хотелось. В конце концов, почему она должна жертвовать собой ради возможного мира? Ради людей, которых даже не знает? Разве жизнь не была жестока к ней? Нет, девушка ни за что не сделает этого!

Пусть Энэйн переселится в новое тело, пусть захватит власть, пусть Ревердас сгорит в огне! Какая ей разница? Она никому ничего не должна. Ей не о ком беспокоиться кроме себя. Если выживет, сможет служить магам, ведь Энэйн должна быть признательна, она не может её просто убить. А если не служить, то почему не сбежать на восток? В Эндагоне должно быть лучше. Гелата найдёт способ заполучить скрытые знания, а уж с ними будет несложно пристроиться.

Таким образом чувство страха сменилось возмущением, а затем смирением и даже спокойствием. Пока Гелата рядом с Этцелем, ей ничего не грозит. А потом… потом она разберётся.

Частичное осознание того, что Джаваха был прав, пришло к Блэйру через три дня. Арравел сообщил ему о смерти сициланца, оправдав её внезапным ухудшением здоровья, и безрадостно сказал, что знает, кто стоит за избиением.

— Мой отец недоволен тем, что я неожиданно смог вырваться из-под его давящего сапога, считает, что препятствия покажут мне мою несостоятельность, но не переживай. Я сделаю всё возможное, чтобы в тюрьме тебе ничего не угрожало. Твой враг — мой враг. Вместе мы справимся.

Эта зыбкая фраза не сильно обнадёжила Блэйра, однако времени на то, чтобы предаться скорби, у него было немного. Он думал о Джавахе и его словах про последнюю встречу. Сициланец предвидел собственную смерть? Может, он знал, кто станет победителем, однако предпочёл удержать это втайне? Какие видения посещали его в роковой час?

Ответов было не найти. Ещё через три дня был объявлен первый сбор веларов, на котором должен был утвердиться итоговый список участников. Блэйр шёл на него с одной мыслью: «Нельзя сделать смерть Джавахи бессмысленной». Он был готов убивать. Без разницы кого.

Участников согнали на пустующую арену. Несмотря на солнечный день, погода час от часу становилась прохладнее. Светило будто устало греть бренную землю. «Тем лучше, — рассуждал мужчина, — легче дышится, не плавит мысли». Ветер налетал холодными порывами, поднимая в воздух песок. К удивлению велара, желающих принять участие в смертельной бойне оказалось немало, и судя по всему, здесь присутствовали не только обречённые.

— Хэй, Блэйр! — Мужчина вздрогнул от внезапного оклика. Кто-то тут же ухватил его за руку, и Блэйр встретился глазами с необычно напряжённым и хмурым Канутусом. Тот усадил его на небольшое бревно рядом с собой, будто был хозяином крошечного песчаного островка, и недоверчиво обвёл взглядом шумящую толпу заключённых. Блэйру сделалось не по себе от подозрительного поведения соседа, но прежде, чем он успел выдать какую-нибудь колкость, Канутус заговорил: — Лучше здесь в одиночку не разгуливать, а то убьют ещё до начала.

— Но это запрещено.

— Не будь дураком. Когда преступники жили по законам или морали? Посмотри на эту толпу. Здесь все понимают, что право на жизнь получит только один, а остальные превратятся в гору трупов. Чем меньше соперников, тем больше шансов. Не глупи. Я предупреждал тебя, что дружбу нужно заводить внутри, а не снаружи. Не прошу, чтобы ты доверял мне или делился личными переживаниями, но хотя бы притворись, что мы в одной лодке. Я здесь больше никого не знаю, а двое лучше, чем один, усёк?

— Усёк.

Блэйру спорить не хотелось, в конце концов, Канутус был прав. Быть одиночкой в толпе головорезов небезопасно, тем более, что стражники с удовольствием посмотрят на его случайную смерть. Они подчиняются тем, кто хорошо платит, а этот кто-то очень не хотел, чтобы Блэйр участвовал в турнире.

— Я тебе сейчас хребет вырву, лысый! — Раздался громкий низкий голос со стороны. Внимание мужчин привлекла потасовка, развернувшаяся в нескольких метрах от них. Недовольно кричала огромная мужеподобная женщина с густой неопрятной шевелюрой. Её массивный квадратный подбородок сильно выступал вперёд, а с пухлых, потрескавшихся от сухости губ срывались брызги слюны. Кривой нос стал свидетелем бурной жизни, женщину в ней выдавала лишь внушительная грудь. Даже мускулистые волосатые ноги были настолько мужскими и непривлекательными, что Блэйр невольно поёжился. Казалось, от решительных действий её отделяют лишь закованные руки. Преступница лила на обидчика тонны брани, харкнула ему под ноги и едва не нарвалась на ответный удар.