Он подписался на это, к счастью или к сожалению.

И он пойдёт до самого конца.

Глава 6. Дракон

Он видит сны в оттенках фуксии, индиго и серого.

Он огонь.

Он никто.

Он гобелен за светом.

Он заполняет трещины между тьмой и светом. Он остаточное изображение, чёрно-белое фото, окрашенное кровавыми и разноцветными нитями. Полосы цвета живут по краям его силуэта, но он — чёрная линия, толщиной с волосок, едва заметная…

Он своеобразие.

Он тишина, где все звуки накладываются друг на друга.

Он ничто.

Он в то же время всё на свете.

Он то, что живёт в промежуточных пространствах.

Между тьмой и светом.

Между Барьером и не-Барьером.

Между Барьером и тем, что за его пределами.

Между жизнью и смертью.

Он наблюдает, как разряды проносятся мимо, света подобны прогулочным лодкам, перекатывающимся по тёмным облакам. Он наблюдает за далекими звёздами, движущимися в небе. Он льстит и дразнит. Он притягивает разряды, привлекает их ближе, отбрасывает дальше. Он чувствует… так много.

Он не чувствует ничего.

Это дым и стекло. Это смерть. Они отстраивают это снова и снова, хлипкие отклонения в мерцающих тенях и тусклых огоньках.

Он раб.

Он кукловод. Он владеет ими всеми.

Войти через выход…

Теперь на виду. Разоблачённый. Она чувствует его там, хотя ещё не может дать ему имя. Она видит его во снах, хотя ещё не узнаёт его. Она ищет его, того, кем он может быть в следующий раз, зная лишь то, что это будет кто-то, кого она любит.

Она придет сюда.

Она не может игнорировать его вечно.

Она примет его, как предписано.

Вместе.

Вместе они будут смотреть, как мир горит.

Вместе они закроют все оставшиеся двери.

Я скрестила руки на груди, кивая и глядя на горизонт из тёмных зданий, обрамлённых светом садящегося солнца.

Вид, на который я смотрела, не был настоящим.

Ну, по факту он был настоящим, но я смотрела на него не с вершины первоклассного жилого здания, как раньше. Вместо этого вид проецировался в пространство вокруг нас через какое-то виртуальное соединение, организованное Данте и Виком.

Легко было забыть об этом, когда я смотрела, как солнце опускается ближе к горизонту.

Дыра в дальней стене все ещё дымилась вдалеке.

Я чуяла дым в мимолетных порывах влажного ветра, долетавшего до крыши.

Я слышала эхо периодических вспышек автоматных выстрелов.

Красноватое солнце отражалось от мерцания реки. Я видела, как его яркий свет отражается от верхушек зданий, включая и священные ваты¹, расположенные в старейшей части города.

На границе горизонта собрались облака, окрашенные розовыми, красными и оранжевыми оттенками с легкими мазками индиго на фоне.

Пока что я не видела прямо перед собой звёзд, но будь это настоящий вид, они бы начали проступать буквально через несколько минут, если бы я просто обернулась через плечо.

В моей голове промелькнула случайная мысль.

Эта мысль не была неприятной, но в данный момент она была непрошеной.

Я вспомнила, как мы с Ревиком сидели на другой крыше, в другом городе, на другом конце света, когда самолёты ещё пролетали над головами, а неон на городских зданиях и люди, бродившие толпами на улицах внизу, обладали своеобразной цивилизованной красотой. Мы нежились в джакузи на крыше через несколько дней после нашей свадебной церемонии в том ресторане в Центральном парке и обсуждали перспективу медового месяца на пляже.

Ревик поручил мне найти место.

Он припомнил это вновь в Сан-Франциско прямо перед тем, как мы отправились на операцию по извлечению тех людей-Списочников из дома Джейдена у парка Золотые Ворота.

Оба раза Ревик дразнил меня, что место для медового месяца придется выбирать мне, потому что он организовал нам ту хижину в Гималаях. Гаренше позднее шутил, что всерьёз намеревается поехать с нами, поскольку ему не довелось присутствовать на самой свадьбе.

От мысли о Гаре в моём горле тоже встал ком.

Он много шутил о той свадьбе, но я знала — его действительно беспокоило, что он её пропустил.

И да, я это сделала — в смысле, я выбрала место.

Фиджи.

Понятия не имею, почему я хотела, чтобы мы поехали на Фиджи, просто это вызывало лучшие картинки в моей голове. То ли я полностью выдумала эти картинки, то ли они всплыли из какого-то подсознательного воспоминания о телепередаче, которую я видела в детстве, не знаю.

Просто у меня появлялись образы бирюзовой воды, соломенных шляп и пляжей с белым песком.

Я даже не знала, существует ли Фиджи до сих пор. Тот натиск цунами из Тихого океана мог полностью стереть его с лица Земли.

Даже наш разговор об этом, казалось, случился миллион лет назад.

Заставив себя вернуться в настоящее, я посмотрела на видящего, с которым делила виртуальное пространство. Всмотревшись в его янтарные глаза, я снова скрестила руки на груди.

— Ты уверен? — спросила я у него. — Ты не стал бы врать мне об этом, Фигран?

Его брови озадаченно нахмурились.

Взгляд, конечно же, не казался сосредоточенным на мне. Вместо этого он остановился на чём-то в ста метрах позади меня. Или в тысяче метров.

Зная Фиграна, может, даже в миллионе метров.

Он сидел на полу, всё его худое тело сгорбилось над огромным альбомом для рисования. Со времени нашей последней встречи он похудел. Похоже, чем дольше он был отделен от конструкции Менлима, тем сильнее он терял вес, но медики заверили меня, что он совершенно здоров.

Он повозился с рядочком угольных палочек и карандашей, разложенных вокруг него в какой-то точной манере, известной лишь Фиграну.

Однако какой-то порядок явно имелся.

Я чувствовала этот порядок даже среди рандомности.

Снова сосредоточившись на самом Фигране, я заметила видимые очертания его рёбер под распахнутой пижамной рубашкой. Окинув взглядом гладкость его бледной кожи, более тёмные, почти красноватые соски и безволосую грудь, я вздрогнула, почувствовав, что невежливо пялюсь.

Реакция была вызвана не его телом, а тем, что я увидела, когда я вошла сюда.

Очевидно, переезд «расстроил» Фиграна.

В последнее время Варлан занялся успокоением эмоциональных взлётов и падений Фиграна, применяя те методы, которые работали, когда опекуном разделённого видящего был Галейт.

Насколько я поняла, это преимущественно делалось через сексуальное удовлетворение.

Хотя привязанность тоже была частью этого, наверное.

И да, это сработало (лучше всего остального, что мы пробовали с ним, это точно), но это тревожило меня. Фигран так походил на ребёнка и во многом был отрешённым, что мне сложно было не думать, будто Варлан злоупотребляет полубезумным видящим. Как минимум, в моём сознании это больше походило на регулируемое насилие, нежели на что-то, происходящее по настоящему обоюдному согласию.

Варлан относился к этому буднично. Он утверждал, что Галейт десятилетиями так справлялся с Фиграном. Именно так Фиграна обучили находить утешение.

Я знала, что Варлан делает это не с целью навредить Фиграну, но… да.

Это никак не могло ощущаться «нормальным» для меня.

Таким образом, когда я мельком увидела их через портальное окно, я наградила Ревика потрясённым взглядом, который сменился чем-то чертовски близким к злости. Ревик тоже не выглядел обрадованным, но он лишь пожал плечами и прямо сказал мне:

— Он попросил его.

Я знала, он имел в виду то, что Фигран попросил позвать Варлана, но это знание ничуть не смягчило мою реакцию. Один лишь вид того, как Варлан получает минет от Фиграна, гладя видящего по длинным рыжевато-каштановым волосам и наслаждаясь этим, наверняка навеки выжегся на моей сетчатке.