— Почти, ваша экселенция. Я родом из Саксонии, а именно из Хемница.

— Это неплохо, — снова обернулся к Нитарду генерал. — Это неплохо, — повторил он, подходя к огромному письменному столу из чёрного дерева, заваленному свитками пергамента и кипами бумаги, на котором красовался глобус из чёрного, красного, розового и белого дерева, инкрустированный слоновой костью, драгоценными металлами и камнями. Генерал лёгким движением костлявой руки крутанул глобус и продолжил нагоняющим скуку, глухим, монотонным голосом: — Весь земной шар нами разделён на тридцать девять провинций. Наши миссии есть в Китае, Японии и в обеих Индиях. Со временем в каждой из этих провинций мы должны установить своё полное господство, и только тогда, наконец, будет создана Всемирная католическая империя, где люди будут жить по законам, дарованным самим Спасителем, по канонам настоящей, высокой, церковной морали, которую так яростно отвергают нынешние еретики-протестанты. Однако война в Германии и победа протестантов надолго могут отодвинуть создание этой Империи. Герцог фон Валленштейн в угоду своему честолюбию готов вступить в преступный богопротивный сговор с этими еретиками. Поэтому мы будем считать, что свою миссию в этой затянувшейся войне он уже выполнил, и не наша вина, что с пути истинного его сбил сам дьявол. Тех же, кто имел неосторожность попасть в когти к дьяволу, следует спасать, выжигая греховную мерзость калёным железом. Я уверен в твоей преданности Святому Апостольскому Престолу и убеждён, что именно ты, сын мой, сумеешь навести должный порядок в этой провинции. — С этими словами генерал ткнул сухим длинным пальцем в то место на глобусе, где должна была находиться Германия. — Однако, сын мой, занимаясь делами Церкви и Ордена, ты под своим нынешним именем уже успел приобрести некоторую известность в стане врагов Святой Католической Церкви, поэтому на свою родину ты отправишься под другим именем. Итак, с сегодняшнего дня ты — Хуго Хемниц, простой монах-минорит. Впрочем, в случае необходимости, я позволяю тебе, сын мой, быть и светским человеком, например, саксонским дворянином, которым ты являешься по праву рождения. Все необходимые бумаги здесь, на столе, возьми их. И да поможет тебе Бог! Ступай, сын мой, Святая Католическая Церковь ждёт от тебя подвига!

Нитард поднялся с колен и, осенив себя крестным знамением, отвесил низкий почтительный поклон и молча вышел.

Генерал с мрачной улыбкой некоторое время прислушивался к чеканным шагам в коридоре, затем подошёл к окну и застыл, задумчиво наблюдая, как по двору мадридской резиденции группками по трое человек[171] прогуливаются послушники. Затем стал пристально вглядываться в горизонт. «Эх, Валленштейн, мы ведь ещё четверть века назад в Падуе тебя предупреждали, что возмездие по отношению к отступникам — неотвратимо», — подумал он с сожалением и тяжело вздохнул, опустив глаза, увидел стремительно пересекающего двор Нитарда. «Если обернётся, — значит, выполнит свою миссию успешно», — загадал Муцио Вителески. Однако Нитард чётким шагом матерого ландскнехта быстро пересёк двор резиденции генерала ордена иезуитов, вышел через открытые ворота наружу.

Генерал огорчённо вздохнул. «Суеверия не угодны Господу Богу», — вдруг вспомнил он и в этот момент, уже в самом конце улицы, перед поворотом Нитард внезапно обернулся и в следующее мгновенье исчез за углом мрачной монастырской стены.

Главнокомандующий войсками Католической Лиги, адмирал Океанических и Балтийского морей, герцог Фридландский и Мекленбургский, князь Сеганский Альбрехт фон Валленштейн по прозвищу Железная метла, уютно расположившись на обитом красным испанским бархатом сиденье в своей роскошной карете, украшенной гербами и вензелями, имеющими отношение к его многочисленным титулам и имени, дремал, мерно покачиваясь в такт движению экипажа на мягких рессорах, делающих не столь заметными выбоины или рытвины, которыми изобиловал тракт между Висмаром и Шверином — столицей герцогства Мекленбургского. Именно туда двигалась карета, запряжённая шестёркой сытых могучих коней. Герцог не только клевал носом, но и время от времени громко всхрапывал, полностью отрешившись от окружающего мира. Это был высокий худощавый и широкоплечий мужчина лет сорока пяти, с мужественным и довольно красивым, несмотря на зрелый возраст, лицом. Резкие, но правильные черты его изобличали сильную волю и твёрдость характера — отпечаток долгой ландскнехтской жизни. Высокий лоб свидетельствовал о недюжинном уме и способностях и, как говорится, нёс на себе печать таланта, в данном случае — полководческого. Кипучие страсти оставили на нём глубокие морщины. Невероятное честолюбие, неуёмная жажда власти и славы, благородство духа и беззаветная отвага, нечеловеческое сверхмужество и жестокий нрав странным образом уживались в мрачных глубинах души герцога.

Напротив него удобно расположился теперешний фаворит герцога — изящный молодой человек с удивительно красивыми чертами лица. Печальная улыбка то и дело скользила по его губам, в больших лучистых, тёмных глазах, окаймлённых длинными чёрными ресницами, проглядывали тревога и тоска. Причиной невесёлых раздумий графа Октавио Пикколомини была прелестная Изабелла фон Валленштейн, жена герцога. Эта блистательная красавица, известная своей набожностью, фанатичной преданностью папству и строгостью нравов и затмившая своей яркой внешностью многих первых красавиц Пражского королевского и даже Венского императорского дворов, накануне призналась графу в своих чувствах. Привыкшая получать всё немедленно, она потребовала удовлетворения своей страсти сразу же после своего возвращения из Фридланда в Шверин. Граф Пикколомини уже был довольно известным в Италии кондотьером и, в силу своего авантюрного характера, даже успел ввязаться в войну за Мантуанское наследство. После возвращения из Мантуи он по рекомендации Вальтера Деверокса, хорошо знавшего молодого тосканского дворянина ещё со времён подавления восстания чешских протестантов, был принят на службу в личную гвардию герцога Валленштейна. Впрочем, Пикколомини в особых рекомендациях не нуждался, поскольку Валленштейн запомнил обрист-лейтенанта, служившего у него в период датско-нижнесаксонской войны. Поэтому герцог без колебаний принял графа на службу и даже назначил молодого тосканца командиром одной из рот гвардейских алебардиров — это было исключительным случаем в практике военной карьеры того времени — и приблизил к себе, как искусного фехтовальщика и отличного наездника.

«Нет, я не могу пойти на такую неслыханную низость после того, что для меня сделал его высочество герцог», — размышлял обеспокоенный случившимся Пикколомини, глядя на уставшее лицо своего покровителя.

Герцога сопровождал на редкость немногочисленный эскорт: лишь шестеро гвардейских драгун во главе с Гауптманом Девероксом и генерал-вахмистр фон Илов.

Валленштейн, как обычно, пренебрегал личной безопасностью, всецело полагаясь на своё солдатское счастье, в которое свято верил.

Всадники скакали гурьбой на резвых откормленных конях, время от времени перекидываясь солёными шутками и надрываясь от смеха, вспоминая, как они в Висмаре обобрали, а потом убили двоих ганзейских негоциантов, после чего пропьянствовали всю ночь в таверне «У Дикого кабана», где бравые вояки герцога чуть не утопили в сорокавёдерной бочке с пивом несчастного владельца таверны, а его смазливую жену изнасиловали прямо на неубранном столе, за которым только что шёл пир горой.

Вдруг впереди драгуны увидели повозку с двумя фигурами, плотно закутанными в суконные коричневые плащи.

Барон Илов подал знак драгунам и кучеру остановиться, а сам, пришпорив коня, поскакал к повозке. Приблизившись вплотную, он увидел рослого широкоплечего мужчину зрелого возраста с чёрной повязкой на левом глазу и глубокими шрамами на чисто выбритом лице. Рядом с одноглазым здоровяком, невозмутимо теребившем вожжи, сидела девушка, судя по фигуре — несколько высоковатая.