Борьба за Юлих-Клевское наследство и последовавшая за ней Градисканская война, начавшаяся в 1615 году, оказались взаимосвязанными и, в конечном итоге, поставили всю Европу на грань катастрофы, ибо внутренние межрегиональные усобицы разгорались во время резкого усиления экспансионистской политики Порты.

Валленштейну не пришлось принять участия в войне за Клевесское наследство, ибо он усердно готовился к более важным, с его точки зрения, делам, которые должны были сделать его обладателем королевской короны или, на худой конец, короны герцога.

— Пожалуй, эта крепость была бы не по зубам даже самому Одиссею, легендарному царю Итаки, который, как известно, отличался редким умом и хитростью, — процедил сквозь зубы адмирал флота ускоков, самопровозглашённый губернатор Градиски Вук Мертич, внимательно разглядывая в подзорную трубу мощные укрепления богатого торгового города Зары.

Хильденбрандт, с не меньшим вниманием изучая неприступные бастионы, прикрывающие вход в гавань портового города, мрачно усмехнулся.

Их небольшой двухмачтовый бриг прибыл под видом обыкновенного торгового судна к побережью прекрасной Иллирии, к порту города Зары, принадлежащего Венецианской республике, для разведки. Сербским, черногорским, хорватским и прочим иллирийским пиратам, так называемым ускокам, уже давно не давала покоя эта богатейшая венецианская колония на побережье Адриатики. Главаря ускоков адмирала Вука Мертича особенно раздражали не в меру предприимчивые жители Зары, а также их алчные венецианские покровители. У адмирала были старые счёты с ними: в своё время он был предводителем отряда сербских и черногорских повстанцев, долго и довольно успешно воевал с турками. Когда же на помощь беглербею[114] Юсуф-аге турецкий султан Осман послал сорокатысячную армию во главе с Ибрагим-пашой, чтобы, наконец-то, разделаться с непокорными сербами и черногорцами, Мертич вынужден был бежать в Зару, наивно полагая, что христианин христианина всегда выручит из беды, позабыв, что Венеция была давним и основным торговым партнёром турок в Средиземноморье. Коварные венецианцы, радушно приняв беглецов и борцов против турецкого ига, через некоторое время внезапно их всех арестовали, заковали в кандалы, погрузили в трюм огромного пузатого галеона и отвезли прямиком на Кипр, на знаменитый невольничий рынок в Фамагусту. С тех пор Вуку Мертичу пришлось хлебнуть горя: он гнул спину на виноградниках и мандариновых плантациях, из-за строптивого характера угодил в критские каменоломни, долго глотал красную пыль на железных рудниках Анатолии, потрудился на строительстве роскошного дворца одного на редкость благочестивого турецкого аги в Андрианополе и в кузнице и, сумев избежать свинцовых рудников, куда строптивый серб должен был отправиться из-за нежелания отречься от православия и принять веру Пророка, умудрился удрать из Андрианополя аж в Македонию, а оттуда — в Черногорию. Вскоре он уже находился в знаменитом пиратском гнезде Градиска д’Исонцо.

Историю мытарств Хитрого Вука Хильденбрандт прекрасно знал, однако не проявлял заметного сочувствия к своему товарищу по ремеслу. Имея кроме небольшого двухмачтового брига ещё и захваченный у генуэзцев фрегат с мощной парусной оснасткой и сорока пушками на борту, а также опытную в морском деле и дисциплинированную команду, в которой было достаточно хороших канониров, мушкетёров и профессиональных абордажных рубак, барон в отличие от адмирала никогда бесцельно не шнырял по Адриатике, охотясь за всякой мелочью, а привык действовать только наверняка. Было ясно, что и сейчас он неслучайно появился в Градиска д’Исонцо, у него, как и у Вука Мертича, прошлое тоже было довольно бурным. Береговое братство было сильно озадачено и удивлено наличием на борту фрегата, который барон переименовал в «Энтхен»[115], необычайно красивой золотоволосой женщины и годовалого ребёнка, которых лишь во время особо опасных пиратских рейдов он оставлял в Градиска на попечение людей Хитрого Вука. Это вынужденное соседство очень не нравилось суеверным морским разбойникам. От Градиски было недалеко до Падуи, при одном упоминании которой барон незаметно вздыхал: он всё ещё тосковал по мантии магистра медицины, но пиратское ремесло окончательно затянуло его в свою кровавую трясину. Однажды Вук Мертич прямо спросил его: «Почему он не вернётся к той жизни, по которой втихомолку тоскует, ведь несмотря ни на что большинству членов берегового братства сразу было видно его происхождение невооружённым глазом».

— Пока что я — Одиссей, — ответил на это Хильденбрандт.

— А почему тебя называют Одиссеем? Неужели ты перенёс столько же страшных испытаний и успешно выкручивался из всех передряг, как этот герой?

— Достаточно, чтобы заслужить это имя, но я так и не успел совершить главное деяние в своей жизни. Я, как и ты, побывал в рабстве у турок, только был прикованным к вёслам на галере, — усмехнулся барон. — Мне чудом удалось выбраться из этой передряги, чтобы снова чуть не угодить в турецкое рабство, куда меня хотели спровадить коварные генуэзцы, бывшие хозяева моего фрегата «Энтхен». С тех пор меня, как самого Одиссея, носило не только по всему Средиземноморью, но я неоднократно уходил за Геркулесовы столбы[116] и добирался даже до Вест-Индии, что и не снилось гомеровскому Одиссею, доходил даже до Фарерских островов, но так и не добрался до родной Балтики, до родного побережья Померании. Гомеровский Одиссей только в одном меня превосходит: ему удалось взять Трою, но зато моя Пенелопа — всегда при мне. Правда, баронесса Гертруда фон Лютцов дала торжественный обет, что не обвенчается со мной до тех пор, пока я не оставлю своё нынешнее ремесло, и упрямо придерживается своего каприза, но она, к счастью, не давала обет целомудрия, благодаря чему у меня теперь есть прелестная дочь Ханна. К сожалению, ремесло корсара я пока бросить не могу, ведь до сих пор так и не взял ещё свою Трою. Если это случится, я обязательно обвенчаюсь с баронессой и навсегда брошу своё нынешнее кровавое ремесло и эти тёплые моря, чтобы вернуться в свой родовой замок в Померании.

— Так вот она, твоя Троя! — воскликнул Вук Мертич, широким жестом указывая на бастионы Зары, величественно проплывающие мимо левого борта брига. — Докажи, что ты действительно достоин своего корсарского имени.

— Но тогда мне придётся венчаться же в самое ближайшее время. Например, послезавтра.

У Вука Мертича от удивления отвисла челюсть.

— Я не ослышался? Ты собираешься уже завтра взять Зару? — наконец выдавил из себя Вук Мертич.

— Можно было бы и сегодня, но мы до заката уже не успеем приготовить троянского коня, — с самым серьёзным видом заявил барон. — Да, кстати, что ты собираешься делать с захваченным вчера ганзейским купцом?

— Для начала отремонтировать, а затем переоборудовать в боевое судно и приспособить по новому назначению. А что ещё? — пожал широкими плечами Вук Мертич.

— Одолжи его мне до завтрашнего дня в том виде, в котором находится судно сейчас, и уже завтра ночью ты будешь хозяином Зары.

— Ты шутишь, Одиссей?

— Отнюдь, — усмехнулся Хильденбрандт. — Сегодня я как никогда серьёзен. — И он вкратце изложил Хитрому Вуку свой план.

— Пожалуй, ты и в самом деле настоящий Одиссей, вернувшийся из седой древности в наше весёлое время! До этого не додумался бы даже сам дьявол!

План Хильденбрандта был гениальным и простым: он состоял в том, чтобы проскочить в гавань, охраняемую фортом с дальнобойными орудиями, при помощи недавно захваченного и основательно потрёпанного в морской схватке ганзейского купеческого судна. Барон надеялся, что весть об исчезновении ганзейца ещё не дошла до подесты Зары и тем более до венецианского дожа и его цепного пса — адмирала Чезаре Боргезе. Ганзейский корабль — вместительный трёхмачтовый шлюп «Эйнхорн» — должен был сыграть роль своеобразного троянского коня. На глазах военного гарнизона и всех жителей Зары барон собирался разыграть целое морское сражение. Ганзеец должен был, «героически» отразив все попытки корсаров сблизиться с ним, ловким манёвром оторваться от преследователей и беспрепятственно войти в гавань Зары. Пираты же на виду у жителей и гарнизона города уберутся восвояси. Для правдоподобности на «Эйнхорне» оставят все повреждения, полученные во время предыдущего, настоящего морского боя. Для имитации пожара и взрывов ядер на шкафуте у фальшбортов и даже внутри главного люка взорвут несколько глиняных горшков с порохом, подожгут кучу стружек, отсыревшую солому и старую парусину. Преследователи будут вести стрельбу из орудий холостыми зарядами, но время от времени для правдоподобности будут выпускать настоящие ядра по курсу «Эйнхорна» перед его форштевнем или с недолётом к борту. Экипаж плавучего «троянского коня» в основном будет состоять из пиратов, получивших ранения и увечья в недавних схватках, способных передвигаться и владеть оружием. Таких было довольно много, поскольку ганзейцы оказали достойное сопротивление и теперь взбешённый Вук прикидывал, как поступить со строптивцами — продать туркам в рабство или повесить на рее?