— Итак, решено, пора становиться добрым католиком, — обрадовался Валленштейн, — ибо я привык открыто и честно предаваться различным порокам.

На следующий день Валленштейна, который лишь с трудом мог самостоятельно передвигаться, торжественно крестили прямо в его роскошной спальне. Муцио Вителески утверждал, что дорога в собор даже в карете для его пациента — слишком опасна.

Радостно возбуждённый епископ Пазмани лично провёл обряд крещения. В честь этого события в замке был устроен торжественный обед, на который были приглашены все имеющиеся в наличии представители католического духовенства.

Валленштейн превзошёл самого себя и продолжал заниматься возлиянием даже тогда, когда большинство участников торжества оказались под столами. Только Муцио Вителески, епископ Пазмани и барон Илов оказались крепче других и угомонились лишь к утру, рухнув раскрасневшимися мордами в блюда, стоящие на столе. Вероятно, Валленштейну так понравилась возможность безнаказанно предаваться пороку, что он впал в тяжёлый запой.

Встревоженная не на шутку баронесса вынуждена была обратиться за советом к епископу Пазмани, который решил лично прочитать ему нравоучительную проповедь. Беседа длилась довольно долго, к ней присоединился и Муцио Вителески. Когда же баронесса осмелилась прервать воспитательную беседу отцов-иезуитов и послала к ним горничную с приглашением на обед, то последняя с изумлением увидела следующую картину: епископ Пазмани, професс ордена иезуитов Вителески и сам погрязший в гнусном пороке рыцарь сидели за столом, сплошь заставленным бутылками. На залитом вином роскошном мавританском ковре валялась почти дюжина пустых бутылок. Слуга же, растянувшись во весь рост на хозяйской кровати, храпел во всю мочь.

Рыцарь, епископ и професс же, обнявшись, пытались петь нестройными голосами, им довольно удачно подпевала Ингрид — единственный трезвый человек во всей этой компании:

После этого случая баронесса с большим опасением приглашала католических прелатов для бесед с доблестным рыцарем. Однако последний полюбил эти душеспасительные беседы, обнаружив, что католические монахи и прелаты — оригинальные собеседники и, главное, — отличные собутыльники, знающие толк в добром вине.

— Чем больше пьёшь, тем более трезвеешь. In vino veritas![110] Содержимое одной бутылки затуманивает мозги, а содержимое полудюжины бутылок их прочищает, и это знают только отцы-иезуиты, — не уставал повторять Валленштейн.

Отцы-иезуиты хохотали до слёз при этих словах. Смеялся и сам рыцарь, но его светло-серые глаза при этом оставались грустными, это замечала только Ингрид, только она одна знала истинную причину беспробудного пьянства Валленштейна: воспоминания о Флории-Розанде ни на минуту не покидали его. Все усилия баронессы фон Ландтек, пытавшейся бороться с порочными наклонностями Валленштейна, разбивались о хитрые козни отцов-иезуитов, обожавших дармовую выпивку и обильную закуску, приготовленную в замке искусными поварами. Бесконечные кутежи продолжались больше года, к тому времени Валленштейн окончательно оправился от ранения, а Вителески был срочно вызван в Рим и назначен одним из четырёх главных советников и наблюдателей при генерале ордена.

Валленштейн уже мог без посторонней помощи вскакивать в седло и возобновил занятия фехтованием. Он нашёл себе новое развлечение: искал повод для ссоры с дворянами из окрестных поместий и разными заезжими молодцами, чтобы подраться на дуэли. Это была самая настоящая охота за местными и заезжими бретёрами, Валленштейн несколько раз был ранен на дуэлях, но, к счастью, дело обходилось для него лишь лёгкими царапинами, хотя сам он всего лишь за три месяца отправил на тот свет около полудюжины противников и не меньше дюжины серьёзно ранил. Его стали не на шутку опасаться во всей Моравии и обходили десятой дорогой обширные поместья баронессы фон Ландтек.

Слава о его дуэльных подвигах докатилась до самой Праги. Эрцгерцог Маттиас, получив серьёзное внушение от своего брата, императора Рудольфа II, велел Валленштейну угомониться, пригрозив, что иначе дело может кончиться эшафотом на Старградском Ринге в Праге. Однако к середине ноября 1608 года тот и сам внезапно угомонился. Чёрная дата и связанные с ней воспоминания снова бросили Валленштейна в объятия Вакха. Во время одного из кратких перерывов между кутежами, в конце января 1609 года Валленштейн неожиданно для всех вступил в законный брак с владетельницей богатых моравских поместий, баронессой Лукрецией фон Ландтек, став не только совладетелем богатейшего состояния, но и, как единственный наследник супруги, войдя в число самых богатых магнатов Моравии. Во время Великого предпасхального Поста Валленштейна словно подменили, он неожиданно для всех бросил пить и усиленно занялся хозяйственной деятельностью. Успехи на этом, новом для него поприще были поразительны. В первую очередь он резко сократил крепостные повинности, дав своим крестьянам больше времени на занятия личным хозяйством, справедливо решив, что гораздо выгоднее владеть богатыми, способными платить подати крестьянами, чем не имеющими за душой и гроша несчастными людишками, мрущими от голода, словно мухи. К неудовольствию супруги, Валленштейн разрешил крестьянам для своих нужд валить в разумных пределах барский лес и ловить рыбу в разных барских водоёмах, а также в большей мере заниматься отхожим промыслом. Вскоре к огромному изумлению Лукреции нововведения супруга стали давать свои плоды, и в их казну неиссякаемым ручьём потекло золото и серебро. Однако на этом Валленштейн не остановился. На своих землях он стал строить мукомольни, солеварни, дубильни, винокурни, но и мельницы для размола серы, необходимой для изготовления пороха, также кузницы, плавильные печи для производства меди и чугуна, открыл различные мастерские для починки и изготовления оружия и солдатской амуниции. Он организовал производство отличного пороха и фитилей для артиллерийских орудий и, кроме того, ещё и небольших пушек — ведь Европа уже стояла на пороге затяжной изнурительной войны.

Принято считать, что грянувшая в центре Европы в начале XVII века кровавая религиозная междоусобица, распространившаяся затем на весь христианский мир, была результатом исключительно восстания чехов-протестантов в 1618 году. Действительность сложнее и противоречивее. Корни конфликта следует искать в небольшом германском княжестве Клеве. Едва Валленштейн обвенчался с Лукрецией фон Ландтек, как внезапно в марте 1609 года умер душевнобольной владетель этого княжества Иоганн Вильгельм фон Клеве. В пределах его владений сосуществовала пёстрая смесь различных христианских конфессий, начиная от добрых ортодоксальных католиков и кончая лютеранами кальвинистами, цвинглианцами, анабаптистами[111] и другими. Ситуация усугублялась тем, что рядом с Клеве находились герцогства Юлих и Берг. На эти владения претендовали четыре высокородные сёстры, их мужья, а также их многочисленные потомки и родственники, ведущие своё происхождение от дальней ветви княжеского рода покойного Иоганна Вильгельма фон Клеве. В результате Брандербургский и Пфальц-Нойбургский княжеские дома первыми перешли от угроз к непосредственным действиям, стягивая войска к этим богатым землям, оставшимся без прямого законного наследника. Такие действия не могли не привести к первым военным стычкам, которые в результате послужили сигналом для политического вмешательства соседних государств, прежде всего, управляемых католическими князьями-епископами, а также протестантским правителем Соединённых Нидерландов[112]. Не остался в стороне также император Рудольф II и эрцгерцог Леопольд V[113], как комиссар по вопросам легитимного наследования и вассалитета.