Главною пружиною всех действий Валленштейна было непомерное честолюбие. Как государственный человек, он не выказал особых качеств; успех же его военных предприятий основывался не столько на искусстве, сколько на численном превосходстве над противником. Он действовал на людей золотом и страхом, но не имел способности привлекать к себе их сердца. Безгранично щедрый в наградах, он, с другой стороны, отличался крайнею суровостью и даже жестокостью наказаний. При неутомимой деятельности и выдающейся отваге он был во всём умерен, соблюдал простоту в одежде и в обычаях.

Вообще Валленштейну нельзя отказать в некотором величии, чему соответствовала и наружность его: высокий рост, крепкое сложение; небольшие чёрные глаза, взгляд которых редко кто мог выдержать; выражение лица всегда холодное и серьёзное; вся осанка величавая, гордая. Валленштейн никогда не смеялся: говорил редко, отрывисто и в обращении был суров.

Не секрет, что в марксистской историографии роль института королевской власти, аристократии, церкви и вообще духовенства в развитии общества замалчивалась и принижалась. С точки зрения классового подхода рыцари представлялись эксплуататорами, а лица духовного знания — мракобесами. Кем же они были на самом деле и «мрачную эпоху» Средневековья? Чтобы ответить на итог вопрос, следует обратить внимания на систему образования, существовавшую в средневековой Европе, покрытой целой сетью различных академий, коллегиумов, университетов и прочих школ. В этих учебных заведениях «грубые» и «невежественные» рыцари и «прожорливые» и «вечно полупьяные» представители духовенства успешно овладевали не только «семью свободными искусствами» (триумом и квадриумом), но и другими знаниями и науками. К числу таких известных просвещённых людей, как рыцарь Ульрих фон Гуттен, Людвиг, герцог Баварский, рыцарь Георг фон Эхинген (автор знаменитого «Путешествия за подвигами»), Георг Фишер (Цвифальтенский аббат), граф Альберт фон Больштедт (Альберт Великий), Швабский — учитель самого Фомы Аквинского), Гартман фон Кирхберг (аббат Фульденский), Буркхардт Эгельберт фон Хорнберг (аусбургский архитектор), Фридрих, граф фон Цоллерн (ректор Фрейбургского университета) смело можно отнести и герцога фон Валленштейна, получившего блестящее образование в иезуитском коллегиуме в Ольмюце, затем в университетах Гольдберга, Альтдорфа и Падуи.

Разумеется, действующие лица и герои эпохи кровопролитной и разорительной Тридцатилетней войны (по выражению фон Валленштейна: «Война кормит войну») были людьми своего времени, и рыцари — не исключение. Наряду со всеми своими недостатками — грубостью, высокомерием, необузданностью в оргиях и прочими ландскнехтскими привычками, они не лишены были настоящего дворянского благородства и порой во имя высоких идеалов, не задумываясь, жертвовали своей жизнью. Именно рыцари ещё в эпоху раннего Средневековья создали замечательный культ Прекрасной Дамы, поднявший европейскую женщину на небывалую высоту почитания, что выгодно отличало её от восточной современницы своего времени. Рыцари в истории были известны как свирепые и жестокие ландскнехты, но за один благосклонный взгляд предмета своего поклонения были готовы отдать жизнь. В этом отношении показательны трагические и полные драматизма судьбы барона фон Рейнрафта и его соперника герцога Христиана фон Брауншвейга. И всё же главное заключается в том, что именно рыцари в XVII веке сумели отразить экспансию хищной Османской империи, которая стремилась поработить Европу и уничтожить христианство. А этого вполне достаточно, чтобы наряду с рыцарем Альбрехтом фон Валленштейном действующие лица и герои страшной и кровавой эпохи могли занять своё законное место в истории.

Часть первая

ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ПОДВИГАМИ

Молод я был,

странствовал много

и сбился с пути;

счёл себя богачом,

спутника встретив, —

друг — радость друга.

Муж не должен

хотя бы на миг

отходить от оружья;

ибо как знать,

когда на пути

копьё пригодится.

Его разбудили внезапно. Цепкие жилистые руки, словно острые когти коршуна, намертво вцепились в его измученное тело, стащили с охапки гнилой соломы и рывком поставили на ноги. Была поздняя ночь, и рыцарь Валленштейн, ошалело моргая сонными глазами, вынужден был прищуриться и резко откинуть голову от пламени чадящего смоляного факела, слишком близко поднесённого к его бледному осунувшемуся лицу. Огонь обдал рыцаря невыносимым жаром и смрадом горящей смолы. Ещё немного, и у него загорелись бы свисающие на лоб, длинные спутанные пряди грязных сальных волос. Валленштейн на этот раз отчётливо понял, что это конец. Сейчас его проведут по длинным запутанным переходам тюрьмы в огромный подземный склеп, где заседает трибунал святой инквизиции[1], зачитают вердикт, после чего окончательно передадут в руки светской власти, и его короткий земной путь завершится костром, повторяя печальную судьбу неистового упрямца Джордано Бруно[2]. Именно поздней ночью трибунал принимал специальные решения, касающиеся судьбы очередного несчастного подследственного, то есть очередной жертвы, которую, по мнению учёных братьев-доминиканцев[3], необходимо было срочно поджарить на костре к неописуемой радости добрых католиков. Обычно последнее заседание трибунала заканчивалось торжественным ритуалом сожжения преступника на медленном огне на самой большой городской площади в присутствии множества восторженных зрителей, среди которых всегда находилось достаточное количество знатоков и тонких ценителей различных способов и видов казней.

Позади было почти три месяца бесконечных изнурительных допросов и уговоров учёных братьев доминиканцев, которые ведали делами инквизиции: он — рыцарь Валленштейн — должен признать себя виновным в богопротивной ереси и полностью раскаяться в гнусном преступлении против католической церкви. Он за собой не чувствовал никакой вины. Правда, чрезмерное увлечение астрологией, астрономией и математикой привело его в конце концов к учениям Коперника[4] и Галилея[5], а потом и к философским выкладкам монаха Джордано Бруно. Впрочем, последний был просто обыкновенным философом и имел весьма туманное представление о сложной гармонии движения небесных светил, но его оригинальная философия натолкнула Валленштейна на весьма любопытную мысль: «в этом мире много миров», — а значит и каждом мире есть и свой собственный творец. Однажды после полудюжины бокалов доброго вина рыцарь громогласно высказал эту замечательную мысль в тесном кругу вагантов[6] — близких друзей и постоянных собутыльников. И вот теперь он здесь, в мрачных зловещих застенках инквизиции. При этой мысли Валленштейн горько улыбнулся: так нелепо и странно закончилось его «путешествие за подвигами», которое он совершил под влиянием знаменитого литературного произведения рыцаря Георги фон Эхингена. Стоило ли тогда, ещё в 1601 году, поено окончания лютеранского университета в Альтдорфе предпринимать рискованный кавалерийский пробег на верном Шпатце[7] почти через всю Европу в страну, где были заложены основы нынешней христианской цивилизации? Он на свою беду стремился в Падую, знаменитую споим университетом. Если в стенах alma mater[8] в Альтдорфе Валленштейн успешно освоил тривиум — грамматику, риторику и диалектику, — то в падуанском университете не только значительно усовершенствовал свои прежние знания, но и не менее успешно постиг квадриум — арифметику, геометрию, астрономию и музыку. Кроме того, происходя из древнего рыцарского рода фон Вальдштейнов, имеющего отношение к арнаурской ветви чешского рыцарства, он всегда помнил, кем является в этом жестоком и диком мире, имея пристрастие к наукам, ни на минуту не забывал, что он в первую очередь — рыцарь, а значит, должен владеть любым видом оружия. Регулярные занятия в школе Моравских братьев и в иезуитском[9] коллегиуме в Ольмюце, где он провёл юность, а затем в университетах Гольдберга и Альтдорфа, где заслужил громкую славу забияки и дуэлянта, сделали своё дело. Рыцарь, которому не исполнилось ещё и двадцати лет, когда он, проскакав верхом всю Европу, попал в Падую, вскоре стал королём записных дуэлянтов в университете и продолжал совершенствоваться в боевом искусстве, теперь уже в знаменитых итальянских фехтовальных школах.