Граф Трчка защищал Валленштейна с левой стороны и сумел провести такое опустошение в рядах противника, что драгуны и алебардиры снова вынуждены были отступить, оставив на поле боя несколько окровавленных трупов. От него не отставал и граф Кински, прикрывающий герцога с правой стороны.
— Нет, так дальше не пойдёт, — процедил сквозь зубы Батлер, дрожа от ярости. — Долг за вчерашнюю карточную игру я выплачу сполна! — С этими словами он подал знак своим спутникам.
По его команде они деловито установили на упоры алебард свои мушкеты и прицелились в герцога и в его оставшихся защитников. Руки у них почему-то сильно дрожали, и противная дрожь передавалась мушкетным стволам. По команде Батлера грянул залп из дюжины мушкетных стволов. Граф Трчка закачался, получив пулю в правую сторону груди, но удержался на ногах. Граф Кински только мотнул головой, когда кусок свинца вырвал у него чуть повыше левого уха изрядный клок светло-русых волос. Валленштейн и его камердинер не получили ни одной царапины.
— Вперёд, канальи, подлые трусы! — взревел Батлер и лично повёл в атаку озверевших при виде свежей крови гвардейцев.
На этот раз тяжелораненый граф Трчка сумел заколоть только одного, неосторожно приблизившегося к нему драгуна, но и сам был ранен ударом шпаги в лицо: клинок оберста рассёк ему сначала правую щёку, а затем лоб, и когда кровь залила глаза отважному офицеру, Лесли нанёс ему страшный удар прикладом тяжёлого мушкета по голове. Выронив клинок, верный соратник герцога упал лицом вниз, и Пикколомини нанёс ему, уже безоружному и беспомощному, удар шпагой в шею. После этого смертельно раненого оберста Зигмунда Адама Эрдманна, графа Трчка добили прикладами мушкетов, мстя за значительный урон в рядах заговорщиков и опасаясь, что поверженный опасный противник, даже смертельно раненый, может принести ещё много бед.
Герцогу под прикрытием графа Кински и верного камердинера удалось отступить в спальню. Граф, один из последних доблестных защитников Валленштейна, сражённый клинком Нитарда, и был добит прикладами мушкетов перед самой спальней, в которую отступил герцог.
Рейнкрафт едва успевал защищаться от вконец озверевших драгун и алебардиров, прикрывая собой Брунгильду, которая упрямо не желала спасаться в одиночку. Пробиться на помощь к герцогу не было никакой возможности. В последний раз барон встретился с взглядом Валленштейна, когда Деверокс алебардой на пороге спальни свалил камердинера. Герцог, благодаря своему высокому росту, в последний момент заметил барона, отражающего атаки обезумевших от сознания своего ничтожества и чувства безнаказанности бывших своих солдат, и снова между двумя выпадами зажатым в руке кинжалом дал знак Рейнкрафту отходить.
В следующее мгновенье шпага герцога была сломана ударом тяжёлой алебарды. Он увернулся от следующего удара алебардой, направленного ему в живот, отшвырнул от себя замешкавшегося драгуна прямо на остриё шпаги Пикколомини, успел добежать до окна и даже распахнуть его. В этот момент гауптман Деверокс настиг его. Герцог обернулся к своему преследователю, чтобы грудью, как подобает настоящему рыцарю, встретить смерть. Деверокс с размаху всадил остриё алебарды ему в живот, а подоспевшие Нитард и граф Пикколомини нанесли несколько ударов шпагами в грудь. Когда герцог уже свалился на пол и скорчился в углу комнаты, за него с удивительным рвением принялись Батлер, Лесли, Гордон и Мак-Леод, продолжая наносить жестокие удары холодным оружием и прикладами мушкетов. Затем пришла очередь остальных участников этой жуткой кровавой вакханалии. Обезобразив тело генералиссимуса до неузнаваемости, солдаты во главе с гауптманом Девероксом и графом Пикколомини сорвали с него почти всю одежду, выволокли труп во двор и, привязав его к строевой лошади, протащили волоком по улицам Эгера.
Барон Рейнкрафт и Брунгильда, к счастью, всего этого уже не видели. Генерал-вахмистру удалось, отбив удары алебард и шпаг, быстро проскочить в женские покои и, захлопнув дверь, задвинуть на ней засов. Схватив Брунгильду за руку, он побежал по коридору в её спальню. Не обращая никакого внимания на визжащую от ужаса горничную, Рейнкрафт распахнул створки высокого стрельчатого окна и глянул вниз на блестящую в темноте у подножья замка воду так и не замёрзшего в этом году пруда, а потом посмотрел в глаза Брунгильды. Та всё поняла без лишних слов. Из коридора уже доносились приближающиеся яростные крики и громкий топот. Барон Рейнкрафт и Брунгильда встали в полный рост на широком подоконнике огромного окна и, взявшись за руки, одновременно бросились вниз. Ледяная, тяжёлая, словно свинец, вода сомкнулась над ними, приняв эту пару отважных безумцев в свои холодные объятия.
Ужасающая картина открылась взорам маркграфа Нордланда и барона Хильденбрандта, когда они, наконец, добрались до ставки герцога. Оставив карету недалеко, у одного из захудалых городских трактиров, поручив её заботам несказанно обрадованного свалившимся невесть откуда счастьем хозяина этого питейного заведения, они тайком пробрались в замок. По нему бродили пьяные солдаты из роты Деверокса, алебардиры, шотландские стрелки, городские стражники и прочие ландскнехты, попадались солдаты из полка оберста Батлера. Сквернословя и устраивая драки между собой, иногда даже с применением оружия, они занимались привычным мародёрством. Маркграф, улучив момент, прикончил одного из предателей, которым по воле рока оказался Мак-Леод. Не долго думая, Нордланд напялил на себя не только его камзол и перевязь со шпагой, но и длинный клетчатый шотландский плащ и заодно завладел парой великолепных бельгийских пистолетов. Кутаясь в просторный плащ, он с Хильденбрандтом бродил из комнаты в комнату замка, пытаясь обнаружить хотя бы тело герцога или найти кого-нибудь из его соратников, но всё было тщетно: в заваленном трупами и залитом кровью зале, под грудой окровавленных мёртвых тел драгун и алебардиров они нашли только четырёх мёртвых офицеров, сохранивших верность генералиссимусу, а также бездыханное тело камердинера.
— Однако, тел дочери герцога и барона Рейнкрафта здесь почему-то нет! Неужели эти двое остались живы в этой мясорубке и сумели скрыться? — задумчиво произнёс маркграф.
— Скорее всего, они захвачены в плен, — высказал свою точку зрения Хильденбрандт.
Нордланд с сомнением покачал головой:
— Барон не из тех, кого можно взять в плен даже во время такой бойни.
Так и не обнаружив никого из соратников герцога, которые бы могли каким-то чудом выжить, они, не мешкая, отправились по запутанным переходам замка Эгер к выходу. Несколько раз они натыкались на мертвецки пьяных солдат, попадались им и твёрдо державшиеся на ногах мерзавцы, тогда быстрые клинки маркграфа и барона действовали безотказно. И всё же тело Валленштейна им не удалось найти: потерявшие человеческий облик и накачавшиеся под самую завязку дорогим вином из подвалов замка солдаты продолжали измываться над мёртвым герцогом, перед которым ещё вчера трепетали. Каждому ничтожеству хотелось лишний раз пнуть изувеченный труп некогда грозного рыцаря, главнокомандующего имперской армией и войсками Католической Лиги. Особенно усердствовали в этом гнусном развлечении граф Пикколомини, гауптманы Деверокс и Лесли, а также оберст Батлер. Благодаря службе в лейб-гвардии, они ближе всех находились к герцогу и, несмотря на все милости и привилегии и щедрые подачки, которыми были усыпаны, почему-то теперь люто возненавидели своего благодетеля.
— Мыши дёргают мёртвого кота за усы, — с горечью констатировал барон Хильденбрандт, внимательно наблюдая за происходящим. — Я предупреждал герцога, что Фердинанд фон Штайермарк, словно ядовитая змея, может ужалить в любой момент!
Это безобразие продолжалось до самого утра, пока в город не ворвались два полка тяжеловооружённых рейтар во главе с Рейнкрафтом и большая часть кирасир, входивших в полки графа Трчка и графа Кински. Взбешённый генерал-вахмистр к утру сумел собрать не только своих солдат, но и солдат своих боевых соратников, расположившихся на постой в окрестностях Эгера. Он горел желанием мести, поклявшись сполна рассчитаться за предательское убийство генералиссимуса. Рядом с озверевшим до крайней степени бароном скакала на великолепной испанской лошади не менее озлобленная Брунгильда, воистину являя собой олицетворение воинственной валькирии. В руке её молнией сверкал клинок валлонской шпаги, и она безжалостно рубила всех попадающихся на пути перепившихся солдат.
