В этот момент заиграла какая-то романтическая песня, и Павел решительно тряхнул головой.

– Анжел, потанцуем? – спросил он, обращаясь к девушке.

При этих словах Миллер нервно и болезненно дёрнулся, а лицо его дочери посерело.

– Очень смешно, – отозвалась она без всякого выражения, крепко вцепившись пальцами в подлокотники своего инвалидного кресла. – Прямо-таки шутка дня.

Миллер открыл было рот, явно намереваясь осадить зарвавшегося наглеца с его неуместными хохмами, но Павел не дал ему ничего сказать, вновь серьёзно обратившись к Анжеле:

– Это не шутка. Я буду крепко тебя держать. Просто доверься мне.

– Держать?! – щёки девушки залил румянец; она вообще удивительно легко краснела, что, впрочем, ни капли не портило её хорошенькое личико. – Я… тяжёлая.

Он улыбнулся:

– Забыла, с кем имеешь дело? Я привык носить девушек на руках.

– Что ты задумал? – настороженно, с беспокойством спросил Миллер, но Павел состроил самую что ни на есть невинную гримасу, он это умел:

– Ничего, просто собираюсь немного потанцевать с вашей дочерью.

– Она же сказала, что не хочет, – резковато произнёс тот, но Анжела перебила его:

– Нет-нет, я согласна!

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – буркнул Миллер, буравя Павла подозрительным взглядом.

– Можешь обнять меня за шею? – наклонившись к Анжеле, тихо спросил Павел. Девушка с готовностью закивала:

– Конечно! У меня вообще сильные руки, как почти у всех колясочников, если ты не знал.

Он подхватил её легко, точно пушинку, и прямо так – словно жених с невестой на руках – двинулся к танцполу, игнорируя любопытные взгляды окружающих и крайне растерянное и оттого бестолково-беспомощное лицо Миллера.

Анжела так нежно обвивала его шею руками и с таким обожанием заглядывала Павлу в лицо, что ему даже сделалось чуточку неловко.

– Тебе правда не тяжело? – обеспокоенно спросила она.

– Да брось, наша прима и то больше весит, чем ты, – отозвался он. – А мне ведь её даже одной рукой поднимать приходится…

Остановившись посреди танцпола, Павел принялся медленно покачиваться и кружиться в такт музыке, имитируя некое подобие танца, продолжая держать Анжелу на руках.

– Знаешь, – сказал он весело, – есть в балете такая верхняя поддержка… мы называем её «покойничек».

– Как? – недоверчиво переспросила Анжела и прыснула.

– «Покойничек», – с улыбкой подтвердил Павел. – Это когда нужно удерживать партнёршу наверху, подхватив под спину и ноги, а она должна принять в воздухе горизонтальное положение. От балерины при выполнении этой поддержки требуется посильная помощь – она должна оттолкнуться от пола. Так вот, у нас в театре была одна танцовщица, которая никогда не помогала. Тупо валилась партнёру на руки, когда чувствовала их под своей спиной. Представляешь мои мучения?! Вместо толчка приходилось делать жим… Я, честно, еле-еле её вытягивал и мечтал только о том, чтобы это поскорее закончилось. К счастью, в прошлом году она ушла в декрет.

Анжела заливисто хохотала, пряча лицо на груди у Павла, с трепетом прижималась к нему, обхватив руками его шею, и, по всей видимости, находилась на вершине блаженства.

– И всё-таки… зачем ты меня сюда вытащил? – отсмеявшись, спросила она наконец. – Подальше от папиных ушей?

– А ты догадливая, – он посерьёзнел. – Да, хотелось бы прояснить кое-какой деликатный вопрос…

– Ай, брось! Не надо ничего прояснять, – воскликнула она с досадой. – Папа просто вбил себе в голову, что у нас с тобой роман.

– А ты?.. – осторожно уточнил он.

– Ну я же не дура, Паш! С чего бы мне воображать подобное? Ты никогда не давал мне никаких обещаний и не переходил границ настолько, чтобы я могла вообразить, будто ты испытываешь ко мне какие-то чувства.

– Я… хорошо к тебе отношусь, Анжела, – честно ответил Павел.

– Я знаю. Я не об этом! – сердито перебила она. – «Хорошо», «очень хорошо», «тепло»… Но ты не влюблён в меня, вот что главное. Поверь, я прекрасно отдаю себе в этом отчёт, что я тебе до лампочки в этом плане и… не виню тебя. Меня вполне устраивает то, что есть сейчас между нами. Ведь мы же друзья?

– Друзья, – подтвердил он после заминки. – Но твой отец…

– Он просто очень любит меня и хочет поскорее устроить мою личную жизнь. Выдать замуж, дождаться внуков…

– Внуков? – переспросил Павел с недоумением и тут же прикусил себе язык за бестактность.

– Моя репродуктивная система функционирует совершенно нормально, – горько усмехнулась Анжела. – Проще говоря, я вполне могу забеременеть и родить. Да, не без рисков и трудностей, но… даже абсолютно здоровые женщины во время беременности не застрахованы от всяческих непредвиденных ситуаций. У меня есть все шансы родить здорового малыша. Даже не одного.

– Я не знал этого, – смущённо пробормотал он, – извини…

Параплегия. Так назывался Анжелин диагноз, что обозначало практически полную потерю контролируемого движения и чувствительности в обеих ногах из-за повреждения спинного мозга. С детских лет серьёзно занимаясь плаванием и увлекаясь прыжками с вышки и трамплина, Анжела однажды просто неудачно нырнула в реку, ударившись головой о дно и повредив шейный отдел позвоночника.

Поначалу семья не восприняла это как приговор – и родителям, и девочке казалось, что через месяцок-другой чувствительность в ногах сама собой чудесным образом восстановится. Анжела воспринимала это скорее как забавный новый опыт, своеобразное испытание… Однако на деле всё оказалось куда серьёзнее. Отец подключил все свои связи в России и за рубежом, обзвонил лучших специалистов, но они лишь разводили руками: ни иглотерапия, ни остеопатия, ни лечебный массаж, ни комплекс физических упражнений не помогали. Нужно было учиться жить по-новому – в инвалидном кресле.

– Я ведь и сексом могу заниматься, – жёстко сказала Анжела. – Говорят, что ощущения существенно меняются по сравнению с тем, что было до травмы. Но… мне ведь и не с чем сравнивать, – добавила она с невесёлой усмешкой. – Когда со мной это случилось, мне едва исполнилось одиннадцать. Я никогда не была с мужчиной. Правда… это не значит, что мне этого не хотелось бы, – тихо докончила она.

Павел почувствовал, что невольно краснеет. Его сложно было смутить подобными разговорами, он с лёгкостью заводил связи на одну ночь или – максимум – на пару недель, искренне полагая, что уж в чём в чём, а в сексе точно разбирается, но тут… Слова этой восемнадцатилетней девочки заставили его сконфузиться, как школьника.

– Ты не переживай, я поговорю с папой, – спокойно произнесла Анжела, закрывая деликатную тему. – Надеюсь, он не станет на тебя больше давить и вообще оставит нас в покое. Ты ему действительно нравишься, он правда хочет, чтобы ты добился всех возможных успехов в своей балетной карьере. Но… мы же продолжим общаться как друзья? – робко, почти умоляюще попросила она.

– Если ты захочешь, – с сомнением отозвался Павел. – Если тебя не будет напрягать то, что я не смогу…

– Я поняла! – перебила она торопливо. – Я не стану ждать и надеяться. Но ведь я тебе не противна?

– Совсем нет, что за ерунда. Мне приятно твоё общество. Ты вообще замечательная.

– Спасибо… – Анжела помолчала немного, собираясь с духом для следующего вопроса. – А у тебя сейчас… есть кто-нибудь?

Павел на мгновение зажмурился. Дыхание перехватило, сердцебиение участилось, и он как наяву увидел тёмные пряди волос, разметавшиеся по подушке… прикрытые длиннющими ресницами глаза цвета горячего шоколада… опухшие от поцелуев губы… бархатистую смугловатую кожу… плавную линию плеч, безупречную грудь и тонкую талию… Мила.

Чёрт бы тебя побрал, Мила!..

– Нет, – стряхивая наваждение и открывая глаза, ответил он. – У меня никого нет.

Пашка не сразу понял, что именно произошло.

– Держите воровку! – запричитала продавщица, уже крепко ухватив трепыхающуюся Милку цепкими сильными пальцами за сгиб локтя. – Она у меня браслет украла! Полюбуйтесь-ка, люди добрые – ни стыда ни совести!