Сорокапятиминутные хореографические классы в театре были обязательны к посещению; единственными, кто изредка мог позволить себе роскошь прогулять, были примы, премьеры и ведущие солисты – особенно если спектакль, где они были задействованы, давался несколько вечеров подряд.

Вообще-то обычно Павел не пропускал утренние хореографические занятия, поскольку всей душой любил их, но сегодня ему хотелось спокойно поговорить с Милой. Вчера они практически не пообщались – так, перекинулись парой дежурных фраз ни о чём… А ведь что-то у неё всё-таки случилось. Ради чего-то она всё же приехала к нему и терпеливо дожидалась, сидя несколько часов на полу в подъезде.

– Ну ладно, – Артём пожал плечами, – побегу тогда. Завтрак там на плите… я на вас обоих приготовил. Надеюсь, хватит.

– Ты святой человек, Тёмочка, – протянула Мила, сладко потягиваясь.

– К сожалению, не могу сказать того же о тебе, душа моя, – подмигнул он. – Хоть бы ляжки прикрыла.

– Ох, можно подумать, ты мои голые ноги первый раз в жизни видишь! – засмеялась она.

– Не в первый, – признал Артём. – И не только ноги. Сиськами тоже приходилось любоваться. Ничего так сиськи. Зачётные!

– Чего ты врёшь?! – вяло возмутилась Милка, приподнимая голову. – Вот грудь я тебе точно никогда не показывала. Если только ты не подсматривал за мной в душе, грязный извращенец!

– И правда, Тём, когда это ты успел? – подал голос Павел.

– Ага, занервничал?.. Саечка за испуг! – заржал Артём. – Да было дело, Милка как-то полотенце забыла и промчалась из ванной в комнату в одних труселях.

– Господи, да что ты там рассмотреть-то успел за пару секунд? Точно извращенец, – подколол его Павел.

– Как что? Хорошую такую, симпатичную «двоечку». Хоть сам я предпочитаю формы попышнее, но уважаю твой вкус…

– Заткнись, – простонал Павел, снова зарываясь лицом в подушку. – Господи, и как тебе не надоело, а?

– Слушайте, мальчики, – оживилась вдруг Милка, – а правда, что балерины утягивают грудь эластичным бинтом?

– А тебя это, к примеру, почему заинтересовало? – озадачился Артём.

– Так любопытно же! Я не могу вспомнить ни одной грудастой балерины… ну, кроме Волочковой, пожалуй.

Артём сложил ладони в молитвенном жесте:

– Пожалуйста, не упоминай это имя и слово «балерина» в одном контексте! А если серьёзно… ну представь, что по сцене будут порхать виллисы с подпрыгивающими, как мячики, огромными сиськами! Душераздирающее зрелище!

– Виллисы? – Милка сморщила нос. – Кто это?

– Ой, всё, – страдальчески промычал Павел, не отрывая лица от подушки. – Тёмыч, заканчивай ликбез.

– Нет, подожди, я ещё спросить хотела, – возразила девушка.

– Мне уже страшно, впервые на моей памяти Мила искренне заинтересовалась балетом! – с комическим ужасом констатировал Артём.

– Если бы балетом… Ты ещё не знаешь, что она сейчас спросит. Давай, Мил, не разочаруй нас, – подбодрил Павел.

И она не разочаровала!

– Мальчики, а у вас во время танцев с партнёршами… встаёт?

– А-а-а-а!.. – раздался рёв из глубины подушки, а Артём, театрально закатив глаза и приложив ладонь ко лбу, сполз по дверному косяку на пол.

– Нет, ну правда… – Милку нельзя было смутить решительно ничем. – Вы же трогаете их по-всякому за разные места, обнимаете, прижимаете к себе… Неужели не хочется? А если хочется, то как вы это контролируете? У вас же такие обтягивающие колготки, всё на виду.

– Трико!!! – заорали хором Павел и Артём.

– Да какая разница, пусть будет трико. И всё-таки… что вы делаете в таких случаях? – не унималась Мила.

– Видишь ли, радость моя, – откашлявшись, первым пришёл в себя Артём, – есть такая специальная штука, которую мы надеваем под трико…

– Стринги? – понятливо спросила Мила.

– Нет, не стринги. Это бесшовный бандаж. Он защищает нас от нечаянных ударов партнёрши в пах во время выступления и заодно визуально выравнивает всё, что… хм… выступает.

– Тём, вали уже! – взвыл Павел. – На утренний класс опоздаешь! А то вы сейчас с ней тут до такого договоритесь, я чувствую…

– Ну ладно, – Артём невинно заморгал. – И правда, побегу. Счастливо оставаться, дети мои. Предохраняйтесь!

– Пошёл ты… – Павел нашарил подушку и, прицелившись, запустил её в сторону друга, но Артём уже успел выскочить за дверь.

***

Милка сидела за кухонным столом – всё ещё сонная, чуточку припухшая, лохматая – и с удовольствием уплетала яичницу с жареными сосисками. Понаблюдав, с каким аппетитом она ест, Павел переложил ей на тарелку половину своей порции: он сам почему-то совершенно не чувствовал голода.

Вчера он был зол на неё, поэтому не особо рассматривал. Сейчас же, вглядываясь в её лицо, он отмечал произошедшие с Милкой перемены. Сколько они не виделись? Месяц, два?.. Она сменила причёску и цвет волос. Похудела, скорее даже осунулась. Несмотря ни на что, он почувствовал, что отчаянно скучал по ней. Мила раздражала его до трясучки, но без неё ему всё-таки было плохо. Вот такой парадокс…

– Я замуж выхожу, Паш, – сообщила Милка, макая сосиску в совершенно невкусную, по мнению Павла, смесь из кетчупа, горчицы и майонеза.

– И кто этот бедняга? – моментально откликнулся он, потянувшись за чашками для кофе. Новость не то чтобы удивила, вполне в Милкином стиле… но как-то неприятно царапнула, хотя, казалось бы, ему-то что за дело до её личной жизни? У неё там вечно такой бардак – ногу сломать можно.

– Да так… – она неопределённо дёрнула плечом. – Один знакомый. Вроде нормальный парень. Весёлый, адекватный… кажется.

– Вроде… кажется… – передразнил Павел. – «И эта же Дунечка за это кажется замуж идёт!»15

– Чего? – Мила оторвала взгляд от тарелки и непонимающе захлопала ресницами.

– Ничего, – махнул рукой он, – говорю, уж замуж невтерпёж?

– Невтерпёж из дома свалить, – сердито пробурчала она, снова жадно накидываясь на еду (господи, и как в неё всё помещается? не в коня корм, худая как щепка…). – Достали своими нотациями. Иди учись, иди работай… а куда я пойду, в «МакДональдс»? Или курьером? А может, полы мыть в офисе?

– В «Мак» тебя точно не возьмут, там дисциплина о-го-го… А выйдешь замуж, стало быть – и можно с чистой совестью не работать?

– Ага. У Мишки родители богатые, сыночка единственного балуют и в попу ему дуют, так что будут с удовольствием обеспечивать молодую семью, – Мила дочиста обтёрла опустевшую тарелку куском хлеба и тоже отправила его в рот.

Так… судя по всему, «Мишка» был таким же праздным бездельником и прожигателем жизни, как и сама Мила. Ещё прекраснее.

– Ужас, – покачал головой Павел. – Ведёшь себя как расчётливая стерва.

– А я и есть расчётливая стерва, – хмыкнула она, потянувшись к вазочке со всякими печеньями и сухариками, засунула себе в рот целый пряник и с неугасающим аппетитом принялась жевать.

– И правда, чего это я… – усмехнулся Павел и поставил перед ней чашку с кофе. – Не жри всухомятку, подавишься.

Милка задержалась взглядом на его мускулистых плечах. Впрочем, не одну её привлекали эти рельефы – «выразительным рукам Павла Калинина» хором пели оды ещё его педагоги в академии и журналисты в СМИ. Налюбовавшись на руки, Мила чуть повернула голову и оценила стройный обнажённый торс с безупречным прессом.

– Красивый ты, Пашка, – заметила она мимоходом, как будто даже удивляясь этому. – Иногда смотрю на тебя словно другими глазами… и самой не верится, что тот, ради которого девчонки толпами выпрыгивают из трусов – это пацан из моего сопливого детства. Мой лучший друг…

– Я всё тот же, – отозвался он, пожав плечами. – А вот ты изменилась.

Вдруг её глаза лукаво вспыхнули.

– А помнишь, как мы с тобой в мой день рождения…

Павел с грохотом свалил грязную посуду в мойку, повернувшись к Миле спиной.

– Конечно, помню.

Эта чёртова ночь была лучшей в его жизни.

Обычно на каникулах всех воспитанников старались почаще выводить «на волю», чтобы они развлекались с пользой и культурно просвещались, не дурея от безделья и праздности в детдомовских стенах. Под присмотром педагогов дети гуляли по городу, купались в мелком и тёплом море (чтобы окунуться хотя бы по грудь, приходилось брести вглубь чуть ли не на километр), катались на аттракционах в парке, а в прохладное время года посещали культовые туристические места и музеи. Пашка с жадностью впитывал информацию о родном городе и при желании сам мог бы с лёгкостью водить по нему экскурсии. В Таганроге было столько удивительного и интересного!