– Господи, ну что ты маешься, бедняжка, – насмешливо фыркнул Артём, развалившись в кресле и наблюдая за лихорадочными метаниями друга по гримёрке. Он был облачён в костюм Кавалера и тоже должен был выходить на сцену лишь во втором акте, во время бала. Главных ролей в театре Артёму не давали, но парень не хватал звёзд с неба и вполне был доволен своим положением в кордебалете.

– Было бы ради кого… Блин, Пашка, я реально не понимаю, с какой радости ты из-за неё себе вечно нервы мотаешь и сердце рвёшь. Вы ведь даже не пара. Не парень с девушкой.

– Мы друзья, а это намного важнее, – сухо отозвался Павел.

– Да что это за дружба, на хрен, когда она тупо пользуется твоей добротой, а ты только и делаешь, что вытаскиваешь её из разномастных куч всевозможного дерьма, в которые она всякий раз с удовольствием вляпывается?!

– Ты не поймёшь, Тём, – вздохнул Павел. – Тут всё сложно. Я знаю Милку почти всю свою жизнь, и она была практически единственной, кто поддержал меня, когда я оказался в детском доме… в общем, забей. Это наши с ней дела, наши долги, а ты… ты просто не бери в голову.

– Да я-то что, – недовольно проворчал Артём. – Мне до твоей Милки дела нет. Откровенно говоря, она просто стерва. Сука бессердечная! А вот на тебя смотреть больно… Сердце кровью обливается! – шутливо провыл он и тут же изобразил комическую пантомиму, будто вырывает из собственной груди окровавленное сердце и нежно баюкает его в ладошках.

***

Павел впервые появлялся на сцене во время Мазурки на балу и дальше был занят до самого финала спектакля. В этот раз он не чувствовал даже естественного в таких случаях волнения, просто добросовестно исполнял всё, что от него требовалось, ни разу не сбившись, а мысли его по-прежнему были далеко отсюда… Ей-богу, на генеральном прогоне он и то больше нервничал.

Во время Адажио – дуэтного танца Золушки и Принца – даже партнёрша забеспокоилась, всё ли с ним в порядке.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она, почти не шевеля губами, на которых застыла приклеенная улыбка.

– Да. А в чём дело? – коротко отозвался он, придерживая приму за руку и медленно вращая её в арабеске.2

– Танцуешь сносно, а вот выглядишь, честно говоря, паршиво… Будто вот-вот в обморок рухнешь.

Павел подхватил её за талию, с кажущейся лёгкостью поднимая в верхнюю поддержку.

– Ты ничего себе случаем не потянул, не порвал и не сломал? – настойчиво продолжала допытываться она, когда её ноги вновь коснулись сцены.

– Я в порядке, Насть. Правда, – заверил он, справляясь со сбившимся дыханием.

***

Он не помнил, как дотянул свою партию до финала. Доволок, как нерадивый грузчик тащит чужую мебель, не особо заботясь о том, чтобы сохранить её целой и невредимой.

Пришёл в себя лишь после Аморозо в конце третьего акта – апофеоза всего балета, когда наконец опустился занавес и зал взорвался аплодисментами и воплями «Браво!».

Павел с трудом выдержал финальный поклон, изнывая от желания поскорее смыться. Он даже не стал переодеваться – так и помчался вниз в образе Принца, всё ещё загримированный и разгорячённый после спектакля, чтобы услышать от вахтёрши очередное безжалостное: «Елисеева не объявлялась».

Уже без всякой надежды он вновь набрал Милин номер и – о чудо! – после пятого гудка она наконец-то соизволила ответить.

– Привет, Паш, – как ни в чём ни бывало поздоровалась с ним она. – Как ты? Как делишки?

Фоном её жизнерадостному голосу звучали громкая музыка, чей-то смех и звуки прочего бурного веселья. Павел даже не сразу нашёлся, что ей сказать.

– Ты охренела? – выдавил он наконец севшим голосом. – Ты же сама мне звонила и рыдала взахлёб пару часов назад…

– Ах, это, – беззаботно прощебетала Мила. – Теперь уже всё хорошо. Всё отлично, жизнь прекрасна и удивительна, Пашечка!

– Где ты сейчас? – он сглотнул. – С кем?

– Да так… с друзьями развлекаемся, – беззаботно отозвалась она. Павел знал цену этой мнимой беззаботности.

– Надеюсь, никакой травы и прочих глупостей? – жёстко спросил он. – Слушай, Мил, я порядком задолбался всякий раз тебя отмазывать.

– Ну что ты! У нас всё чинно-благородно… Мы даже не пьём. Только лимонад! – и снова взрыв безудержного хохота.

– Так ты не приедешь?

– Куда? – недоумевающе спросила она.

– Ты собиралась ко мне в театр, – напомнил он, стараясь не сорваться на крик. Его буквально трясло от злости на эту дрянь, на которую сегодня было потрачено столько нервных клеток.

– Нет, сегодня никак, извини, я же сказала, что тусуюсь с друзьями. Но как-нибудь на неделе надо увидеться, да?.. Я соскучилась.

Разумеется, тем, как прошла его премьера, Мила даже не поинтересовалась. Скорее всего, эта незначительная мелочь просто вылетела у неё из головы. Правильно сказал Артём – она просто бессердечная сука.

– Алло, Паш, ты куда пропал?.. Не слышу тебя, – позвала Мила.

– Приятного вечера. Развлекайся! – выдохнул он в ярости, завершая вызов.

Повертел телефон в руках, а затем со всей дури швырнул его прямёхонько в противоположную стену.

…Она всегда появлялась не к месту, некстати и не вовремя.

Звонила именно в те моменты, когда он совершенно не мог разговаривать. Требовала внимания именно тогда, когда его голова была занята собственными заботами. Возникала на пороге, когда он торопился уходить и не в состоянии был уделить ей ни секунды.

Она бесцеремонно врывалась в его жизнь и с облегчением обрушивала на него град своих проблем, зная, что Пашка обязательно разрулит. Поможет. Вытащит. И как бы он ни был занят, как бы ни спешил и о чём бы сейчас ни думал – ради Милы он бросал все дела и сломя голову мчался на помощь, чтобы собственноручно утереть слёзы с этого милого кукольного личика.

Он до трясучки ненавидел её – за эгоистичную требовательность и нечуткость к другим, зацикленность на себе и наивное убеждение, что все ей должны. Ненавидел – но никогда, ни единого раза, не отказал в помощи. Просто не мог, не имел права оставить её одну…

Слишком уж через многое они вместе прошли.

– Девчонки, чего скучаем?

Над их столиком бесцеремонно навис некий субъект абсолютно гопнического вида, одетый в олимпийку, спортивные штаны и вязаную шапочку. Две симпатичные студентки привлекли его внимание, когда он возвращался из туалета, и эта личность почему-то вообразила, что будет вполне уместно немного возле них задержаться и завязать лёгкую непринуждённую беседу.

Откровенно говоря, Даша пребывала в наивной уверенности, что подобные утрированно карикатурные типажи давно уже канули в небытие и существуют лишь в туманных воспоминаниях о лихих девяностых да в сериале «Реальные пацаны». Как его вообще пропустили внутрь, неужели охрана не видела, с кем имеет дело?..

– Меня Вован зовут, – отрекомендовалось это нечто. Ну вот, прямо-таки хрестоматийное «меня зовут Вова, я знаю три матерных слова, на этом словарный запас мой исчерпан».4

Коротко переглянувшись, девушки моментально поняли друг друга, и Алёна тут же бросилась грудью на амбразуру.

– С чего вы взяли, что мы скучаем? – холодно вопросила она.

– Не скучаем, – быстро поддержала её Даша, заметно нервничая. – У нас свой… женский разговор. Приватный.

– А можно послушать? – внаглую осклабился этот невозможный тип, даже не думая смущаться. – Интересно же, о чём могут общаться между собой такие клёвые девчонки. О любви, точно ведь?

– Пожалуйста, молодой человек, – произнесла Алёна решительным, но всё-таки чуть дрогнувшим от волнения голосом, – оставьте нас в покое, ладно? Мы правда не нуждаемся в компании. Ни в вашей, ни в чьей-либо другой.