— Глубокий психологический анализ, — фыркнула Мила. — А впрочем… впрочем, ты права. В любом случае, я не хочу терять Пашку, понимаешь? Такие друзья на вес золота. Да у меня и нет больше друзей, по большому счёту… Всем на меня наплевать. Люди либо тупо меня используют, либо просто проводят со мной время от скуки. Кроме Пашки, никто меня не любит.

— А как же твой муж? — осторожно спросила Даша. Милка расхохоталась — искренне, от души.

— Издеваешься?! Да Мишке на меня плевать так же, как и всем остальным.

— Зачем тогда… всё это? — имея в виду свадьбу, с недоумением поинтересовалась Даша.

— Просто Мишке со мной весело и легко, — она улыбнулась. — Родители ему к свадьбе квартиру подарили. Ну, и в сексе у нас всё отлично, уж прости за откровенность.

— Потрясающая причина для брака. И конечно, это всё объясняет, — съязвила Даша. — То есть твоему парню просто нужна была отдельная хата, где можно спокойно потусить и потрахаться?

— Отдельная хата — не так мало, как тебе кажется, — Милка философски пожала плечами. — Для меня это тоже стало одним из решающих аргументов… Очень уж хотелось из дома сбежать. Подальше от моих дорогих мамочки и папочки, — язвительно добавила она, имея в виду приёмных родителей.

— Они, наверное, переживают за тебя…

— За меня? Хрена с два, — Милка зло рассмеялась. — В списке людей, которым на меня насрать, родители будут занимать почётное первое место.

— Да не может такого быть! — не поверила Даша. — Они же тебя удочерили. Зачем им это делать, если бы ты была им не нужна? Они тебя любят…

— Они не меня любят. Они любят память о своей погибшей дочери и много лет безуспешно пытаются впихнуть меня в рамки её иконописного образа. Я — их великое разочарование.

— Знаешь, в чём твоя проблема? — устало вздохнула Даша. — Ты не хочешь верить людям, убедив себя в том, что никому не нужна. Словно боишься признать тот факт, что не все вокруг такие уж плохие… и мир к тебе не так уж жесток. Куда удобнее изображать жертву, отвергая всё хорошее, что дано тебе судьбой. Даже Пашку… Давно пора было честно сказать ему о своих чувствах.

— О каких чувствах? — испугалась Мила.

— Ты же любишь его.

— Люблю, но…

— Не просто “люблю”. Я имею в виду, ты влюблена в него… совсем не по-дружески. Причём давно и бесповоротно.

В Милкиных глазах всплеснулся ужас.

— Нет, нет… с чего ты взяла?! У нас… очень близкие отношения, но не…

— Это видно невооружённым глазом, — перебила Даша. — Ты любишь его как мужчину, как парня, но по каким-то своим идиотским причинам не разрешаешь себе эту любовь. Мучаешь его, убегаешь и снова возвращаешься. Захочу — к сердцу прижму, захочу — к чёрту пошлю… А на самом деле, давно надо было ему признаться. Иначе в один прекрасный день вы просто поубиваете друг друга…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— И ты так спокойно об этом говоришь? — недоверчиво протянула Милка.

— Я хорошо притворяюсь, — спокойно отозвалась Даша. — Мне нелегко сейчас, не буду лукавить, но… я не могу мешать человеку страдать и убиваться, если ему самому это нравится. С тобой и так всё ясно, мне ни капли не жаль тебя, ты сама в конце концов профукаешь самое лучшее и дорогое в своей жизни, если не поумнеешь. А вот Паша… Пашу мне жалко, — признала она. — Но и с ним я тоже не собираюсь нянчиться. Большой мальчик, справится. Если ему нравятся такие нездоровые отношения с садо-мазо уклоном — вперёд. Может, он как раз прётся от сильных эмоций и страданий — для творчества самое то.

Даша ожидала какой угодно реакции на свои слова, но только не улыбки.

— Я соврала, — сказала Милка.

— В чём именно?

— В том, что ты мне не нравишься. Ты ведь и Пашку тоже чем-то зацепила… В тебе что-то есть.

Даша издала короткий смешок.

— В тебе определённо тоже. Но не рассчитывай, что я сейчас как в дурной мелодраме брошусь тебе на шею и мы станем лучшими подругами. Наоборот, искренне надеюсь никогда больше тебя не увидеть.

Даша решительно поднялась с пола, одёрнула подол платья.

— Можно попросить тебя об одном одолжении?

— Да, — Мила удивлённо взглянула на неё.

— Я сейчас уйду. Имею в виду — совсем уйду, в зал больше не вернусь. Если Паша будет спрашивать… не говори ему, что видела меня. Если, конечно, — с горькой иронией добавила она, — он в принципе заметит, что я ушла.

Когда прошло не менее получаса, Павел наконец сообразил, что Даша как-то слишком долго не возвращается. Всё это время он провёл, уткнувшись в телефон и практически не вникая в то, что происходит вокруг. На счастливых молодожёнов смотреть не особо хотелось, и он даже не пытался анализировать причины этого нежелания.

— Скучаешь, Паша? — услышал он и, подняв глаза, увидел Веронику Рязанову — Милкину приёмную мать. Его отношения с родителями Милы нельзя было назвать слишком близкими или доверительными, но всё же это были не чужие люди, они хорошо знали Павла и во время его учёбы в академии не раз приглашали мальчика в гости, когда у него случался выходной.

— Не скучаю, тётя Ника, — улыбнулся он. — Просто жду свою девушку.

— Я присяду, пока она не вернулась? — женщина покосилась на свободный стул с ним рядом. Павел молча кивнул, разрешая.

— Девушку, говоришь… — задумчиво протянула Рязанова. — Хорошая она у тебя. Милая, симпатичная. Но не балерина ведь?

— Нет, — он фыркнул. — Балерин мне и в театре хватает. Даша — студентка журфака.

— Хорошая девочка, — снова повторила Рязанова — почему-то показалось, что с грустью. — Ты вообще молодец, Паш. Всё у тебя получается, всё слава богу. И карьера, и личная жизнь… Мы ведь давненько с тобой уже не виделись, правда? Ты к нам теперь почти не заходишь.

— Ну… — он смутился. — Мы с Милой сейчас реже видимся. У меня очень мало свободного времени остаётся после театра, а у неё… своя компания, я не знаю её друзей.

— Понимаю, — кивнула она, и на этот раз он отчётливо уловил горечь в её голосе, — я всё понимаю, Паша.

Глаза у неё при этом были как у побитой собаки.

— А у вас-то всё хорошо? — спросил он на всякий случай.

— Ну вот… как видишь, — Рязанова усмехнулась. — Выдали нашу девочку замуж. Если она счастлива — то и мы с Олегом тоже за неё счастливы.

Однако Павел готов был поклясться, что в голосе женщины не было ни счастья, ни хотя бы чувства удовлетворения от факта Милкиного бракосочетания. Он неопределённо пожал плечами, ещё больше смущаясь и не зная, какой реакции от него ждут и что вообще хотят сказать.