— Чем отличается современный балет от классического? — спрашивала она его. Пашка изо всех сил напрягал извилины, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Современный танцуют под современную музыку? — нерешительно предполагал он.

— Необязательно, — говорила Хрусталёва. — Есть, к примеру, такой знаменитый английский хореограф Мэтью Борн… В своём творчестве он часто обращается к классическим спектаклям и сюжетам, придавая им новую, оригинальную трактовку. Так, он поставил собственную версию балета “Лебединое озеро”, где передал партии лебедей танцовщикам-мужчинам…

Пашка, не удержавшись, фыркнул. Должно быть, это было забавно и интересно…

— Тебе смешно? — горько вздохнула балерина. — А мне вот грустно от подобных экспериментов.

— Так чем отличается? — напомнил Пашка.

— Классика допускает использование только определённых фигур и движений, в то время как современному, прости господи, балету не чужда свободная интерпретация и новое прочтение известных произведений… — Хрусталёва и не думала скрывать своего пренебрежительного отношения к новомодным веяниям. — Нынешняя культура тяготеет к ремейкам, стремится приблизить классический балет к зрителю, сделать его более понятным… для идиотов. Всё подчинено культу новизны, поэтому каждая свежая постановка оригинальнее и необычнее предыдущей, этакая гонка — кто кого переплюнет, кто круче извратится…

Несмотря на то, что Хрусталёва тяготела к классике, сам Пашка часто ловил себя на мысли, что ему в принципе интересно попробовать в танце всё. Однако он помалкивал, чтобы не расстраивать балерину.

— Классический танец в балете не терпит отклонений от шаблона, — внушала ему Ксения Андреевна. — Здесь всё должно быть безупречно отработано и представлено. В чём задача балета?

Пашка пожимал плечами.

— В воспевании мастерства танцора, — наставительно произносила она, — в красоте хореографии и артистизме исполнителя. Имеет значение всё, не только язык тела. Мимика, актёрское мастерство… запомни, мальчик мой: ты не танцор, ты — артист! Когда ты выходишь на сцену, у тебя душа должна рваться от чувств и эмоций. Вот когда ты поступишь в академию…

Она не говорила “если”, она говорила “когда”, и эта железобетонная уверенность, звучавшая в её голосе, вдохновляла и Пашку. Он уже сам взахлёб мечтал поехать Москву и учиться балету, в который с каждым днём влюблялся всё больше и больше. Он лелеял эту мечту, но одно омрачало радостный трепет его ожидания: чувство вины. Пашка скрывал от Милки свои планы относительно поступления в академию в будущем году, потому что совершенно не мог предугадать, как она отреагирует.

У него снова появилась от неё тайна, и опять эта тайна была связана с балетом…

Пашка точно знал, что у самой Милки нет и не было от него никаких секретов.

Он был единственным, кому она призналась, что влюбилась — первой, наивной и смешной детской влюблённостью. Объектом её обожания стал семиклассник Димка Ненашев, который, разумеется, не обращал на мелюзгу вроде Милы никакого внимания.

Особой притягательностью в глазах девчонки Ненашев обладал ещё и потому, что его собирались усыновить: он вот-вот должен был покинуть детдом, и это делало его “избранным” в глазах остальных. Счастливчиком, у которого совсем скоро появится свой собственный, настоящий, уютный и тёплый дом. У него будут родители, новая жизнь, новая школа и новые друзья…

Димка посматривал на всех остающихся свысока, как король — на чернь. Время от времени супружеская пара, которая в самом ближайшем будущем должна была стать его семьёй, приезжала за ним и забирала на целый день или даже на все выходные. Ненашев заметно выделялся среди остальных детдомовцев: модная и дорогая одежда, стильная причёска — мелированная чёлка спадала по косой, прикрывая подростковый прыщавый лоб… У него всегда были припрятаны шоколадки, чипсы, баночки с колой или спрайтом, и малышня из дошколят охотно выполняла мелкие Димкины поручения и оказывала ему разного рода услуги за эти нехитрые, но такие заманчивые вкусняхи. Сложное чувство восхищения, смешанное с завистью, не давало Милке спокойно спать, и ночами, тайком пробравшись в комнату мальчиков, она снова и снова шёпотом изливала Пашке душу, а он послушно поддакивал и мычал что-то в ответ, периодически проваливаясь в дремоту.

В тот день, когда Димку забирали навсегда, проводить его во двор высыпал чуть ли не весь детский дом в полном составе. Ребята крутились возле машины усыновителей, робко и заискивающе заговаривали с ними, желали Димке удачи на новом месте и брали с него бесконечные обещания не забывать их, а тот лишь лениво кивал, втайне раздуваясь от гордости и осознания собственного величия. Он прекрасно понимал, что сейчас оказаться на его месте мечтают буквально все.

Милка не пошла провожать Ненашева вместе с остальными. Она стояла у окна в спальне девочек, наблюдая за этой суетой, и изо всех сил стискивала зубы, чтобы не разреветься от досады. Пашка подошёл к ней, неслышно встал рядом — плечом к плечу, нашёл её ладонь и крепко сжал тоненькие пальцы.

— Да ладно тебе, — буркнул он успокаивающим тоном. — Свет клином не сошёлся на твоём Ненашеве.

— Я тоже хочу, чтобы меня забрали в семью, — сказала вдруг Милка. — Только не в какую попало, а в богатую. Чтобы у меня были самые крутые вещи, и мобильник, и Барби, и… чтобы я могла в любой момент заказать себе пиццу на дом. Обожаю пиццу! И чтобы мои приёмные мама и папа очень меня любили. По-настоящему любили!

— А я не хочу в семью, — пожав плечами, признался Пашка. Милка не удивилась его заявлению.

— Ты всё ещё свою родную мать помнишь — поэтому. Если тебя усыновят, ты же постоянно будешь сравнивать. А я… я просто хочу попробовать пожить нормальной жизнью. Дома, с родителями. Как все обычные дети, понимаешь?!

Пашка понимал и не понимал одновременно. Сам он был категорически против того, чтобы его усыновили. Не только потому, что помнил маму — с некоторых пор его главным заветным желанием стала учёба в Москве, а кто знает, если бы его забрали в новую семью, согласились бы приёмные родители на Пашкину балетную карьеру?..

Многие пары, желающие усыновить ребёнка, обращали внимание на Пашку — с первого взгляда этот милый золотоволосый мальчуган с ясными голубыми глазищами производил впечатление ангелочка. Но как только очередная семья начинала более серьёзно и подробно интересоваться его персоной, Пашка преподносил себя с такой “прекрасной” стороны, что потенциальные усыновители сами в ужасе отказывались.

Примерно та же история складывалась и с Милкой — с той только разницей, что ей не приходилось никого специально отпугивать. Она и рада была бы попасть в хорошую и добрую семью, да только никто не спешил удочерять девочку со столь сложным и своенравным характером.

А потом ей сказочно, просто неслыханно повезло…

Санкт-Петербург, 2017 год

В Питер они прилетели поздно и сразу же отправились в гостиницу.

Даша была приятно удивлена, что Павел забронировал для них отдельные номера. Он донёс её сумку до номера, не переступая порога, вежливо пожелал спокойной ночи, поцеловав в щёку, и сказал, что будет ждать её завтра внизу в девять часов утра. Даша почувствовала бесконечную признательность за эту деликатность. Павел сказал — свидание, но если вместо этого сразу попытался бы затащить её в постель, всё очарование и романтичность питерской поездки были бы для неё безвозвратно утеряны. Даше хотелось спокойно принять душ, выспаться, а утром не спеша собраться… чтобы быть красивой для него.