И снова — ни записки, ни карточки, Павел сразу же проверил. Только коробочка чёрного цвета, аккуратно упрятанная меж стеблей. Мистика какая-то! Чертовщина!.. Павел беззвучно — чтобы не смущать Карину — выругался. У него сегодня не было спектаклей, но, тем не менее, букет каким-то непостижимым образом оказался в его персональной гримёрной. Теперь стало совершенно очевидно, что это сделал не благодарный зритель, а кто-то “изнутри”, то есть из своих, балетных.

— Это что, цветы-ы-ы? — протянула Карина с искренним удивлением. — А почему они… такие?

— Какие? — мрачно уточнил Павел.

— Ну… — она заколебалась, подбирая подходящее слово, — жуткие. Как на похоронах.

Его передёрнуло от этого сравнения. Но ведь и правда — аналогия была совершенно очевидной… Чёрный — цвет траура.

Он с ожесточением вскрыл коробочку и увидел то, что и в прошлый раз. Кошмарное дежавю: фарфоровая танцующая фигурка, лишённая головы.

— Ой! — вскрикнула Карина огорчённо. — Человечек разбился…

Да не разбился, а специально разбили, подумал Павел, всё более мрачнея. Что это за идиотская игра? Что за намёки?

Мог ли это быть Марсель?.. Вчера он казался довольно убедительным в своём искреннем удивлении, изображая невинность. Но зато у него были и возможность, и… мотив, как бы смешно это ни звучало. И что теперь? Не в полицию же идти, да его там на смех поднимут… А может, установить в гримёрке скрытое видеонаблюдение?

— Что это, Паша? — настороженно повторила Карина, наблюдая, как он сосредоточенно хмурится и что-то напряжённо обдумывает.

Он опомнился, сфокусировал взгляд на сестре и улыбнулся через силу.

— Так… просто глупая шутка. Не бери в голову.

После чего букет вместе с подарком, как и накануне, был отправлен в мусорку. “Какая прелесть, у нас с этим загадочным дарителем уже появляются свои идиотские традиции”, — подумал Павел, горько усмехнувшись.

— Так, — он взял себя в руки и ещё шире улыбнулся сестре. — Я же обещал сюрприз? Я слов на ветер не бросаю. Бегом одеваться, мы с тобой посетим одно замечательное место… отсюда совсем недалеко.

Заинтригованная Карина тут же выкинула из головы все беспокойные мысли, моментально забыв и о букете, и о безголовой статуэтке, и радостно закивала.

“Одним замечательным местом” оказался интернат.

Откровенно говоря, Павел предпочёл бы устроить для сестры экскурсию по академии, но она сейчас не работала, поскольку у студентов наступили зимние каникулы. А вот в интернате по-прежнему кипела жизнь: далеко не все ребята разъехались по домам на новогодние праздники. Кто-то был занят в спектаклях Театра балета — в основном, конечно, в “Щелкунчике”, где всегда нужна была детская массовка; кто-то просто решил остаться, а кто-то и сам ждал приезда родителей в Москву на Новый год.

Проникнуть внутрь не составило особого труда. Охранник оказался незнакомым, но моментально узнал в госте ведущего солиста МГАТБ и с удовольствием разрешил ему и Карине прогуляться по зданию интерната.

Павла с головой затопило воспоминаниями. Когда он ступил на второй этаж, показалось, что его буквально отшвырнуло назад, в прошлое… Словно и не было тех лет после выпуска. Ему даже пригрезилось, что сейчас распахнётся знакомая дверь — вон та, четвёртая по коридору, слева — и оттуда выскочит Тёма или Шейл, он действительно в это поверил… Павел забыл обо всём, просто стоял и пялился во все глаза на эту дверь, словно гипнотизируя её взглядом. Наконец, вспомнил о том, что он не один, перевёл взгляд на Карину и виновато улыбнулся.

— Это моя бывшая комната, — пояснил Павел. — Давай заглянем?..

К сожалению, дверь оказалась запертой снаружи. Очевидно, новых хозяев сейчас не было в интернате.

Затем они просто прогулялись по коридорам. Иногда им навстречу попадались мальчишки и девчонки — весёлые, беззаботные, в общем-то, мало отличающиеся от остальных сверстников, но Карина смотрела на них всех, раскрыв рот, как на небожителей.

Павла постоянно узнавали — всё же, балетная детвора. Кое-кому даже уже выпадала честь выходить с Калининым на сцену в одном спектакле. Правда, сам Павел, конечно, не помнил их всех в лицо так же хорошо, как они его.

В одном из хореографических залов в полном одиночестве тренировался мальчишка. Павел вновь едва не забыл о присутствии Карины — привалившись плечом к дверному косяку, он словно видел маленького себя — со стороны, прямо из будущего.

“Гранд жете хорошо делаешь, почти профессионально, — услышал он как наяву. — Но над баллоном надо бы ещё поработать…”

Неужели всё это и правда было с ним когда-то?..

Тем временем мальчишка попытался сделать гранд жете ан турнан ан манеж.* Хотя бы один полный круг по залу! Он прыгал с грациозностью оленёнка и топал как маленький слон. Это сочетание выходило таким забавным, что Карина не выдержала и громко фыркнула.

Мальчишка заметил их, остановился и попытался отдышаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Прости, — повинился Павел, — мы не хотели тебе мешать. У тебя всё круто получается, можешь продолжать.

— Вы Павел Калинин? — вмиг узнал его пацан, приоткрыв от изумления рот. — Вау, офигеть! А автограф именной дадите? Меня Саша Семакин зовут.

— Первый дробь пятый? — усмехнувшись, уточнил Павел, расписываясь на подсунутом листочке из блокнота и снова испытывая дежавю.

— Ага, — Саша перевёл взгляд на Карину. — А ты из какого класса?

— Я пока у вас не учусь, — смутившись, пробормотала Карина. — Может быть, в следующем году…

— Не “может быть”, а точно, — подбодрил её Павел, подмигивая. — Побольше боевого настроя!

— Тяжело тут? — с уважением и опаской спросила у Саши Карина.

— Нормально, — солидно отозвался тот. Не жаловаться же — он всё-таки мужчина… — Жить можно. Скучно точно не будет!

___________________________

* Гранд жете ан турнан ан манеж (от фр. Grand Jete en Tournant en Manége) — исполнение прыжка и шпагата по кругу.

Новогодние планы, связанные с поездкой в Таганрог, пришлось отменить: Павел очень неудачно потянул мышцу во время последнего в уходящем году спектакля. В театральном медпункте дежурный врач осмотрел его ногу и утешил, что растяжение лёгкое, через несколько дней всё нормализуется, но о том, чтобы куда-то ехать и гулять, не могло быть и речи — повреждённой конечности требовался полный покой.

— Артисты балета вообще поголовно сумасшедшие, — ворчал врач, накладывая на ногу компресс со льдом. — Нормальные люди хотят вылечиться, а вы мечтаете просто побыстрее ликвидировать симптомы, чтобы и дальше танцевать!

— Правильно, — усмехнулся Павел, — мы же приходим в театр не болеть, а работать. Мы, наверное, ментально не настроены на то, чтобы лежать и прохлаждаться. На сцену нужно выйти в любом состоянии.

— Даже если умер? — скептически поинтересовался врач.

— Ну, если умер… как минимум позвони в театр и предупреди! — Павел расхохотался. Он вообще расслабился, узнав, что ничего опасного в его растяжении нет, и заметно повеселел.