— Что же теперь делать? — растерялась Хрусталёва. — Сегодня последний тур… Дойти почти до победного конца и в итоге так глупо упустить свой шанс! Бедный, бедный ребёнок, как он расстроится… Впрочем, ладно, — она попыталась взять себя в руки, — здоровье важнее всего. Лена, может, позвонишь в “скорую”?

— Так, не паникуй, подруга, — строго осадила её Заболоцкая. — Подожди сдаваться. Давай-ка попробуем привести твоего пацана в чувство своими силами… Ну глупо же, ты сама говоришь — глупо упускать последний шанс!

— Ты что? — поразилась Ксения Андреевна. — Хочешь, чтобы я отправила больного мальчишку на экзамен?! Да я никогда в жизни себе этого не прощу. И как ему сейчас танцевать, ты подумай — он даже сидеть не может!

— Сидеть… могу, — Пашка с усилием приподнял тяжёлую взлохмаченную голову. — Я поеду на третий тур.

— Лежи уже, ненормальный! — она в отчаянии замахала на него руками. — Какой тебе третий тур?! Я… попробую договориться в академии, позвоню Серёже и…

— Не надо никому звонить, — сердито выдохнул Пашка и, пошатываясь от слабости, уселся на постели. Голова у него шла кругом, перед глазами всё плыло. — Я буду сам поступать. Я… правда смогу.

— Молодец, — серьёзно сказала Заболоцкая, — сразу видно, балетный характер. Мы все ненормальные — на сцену и с температурой, и с болью, и с растяжениями, и с переломами…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да что ты такое говоришь! — воскликнула Хрусталёва, гневно сверкая глазами. — Что ты сравниваешь взрослых здоровенных мужиков-танцоров и десятилетнего ребёнка! Ему нельзя сейчас никуда, ему лечиться надо…

— Значит, будем лечить, — кивнула бывшая прима. — Экстренно, всеми доступными методами. Жаропонижающее, обтирание уксусом, клюквенный чай. Я заварю и дам вам с собой в термосе…

Хрусталёва прижала ладони к щекам, поняв, что подруга не шутит — она действительно намеревается отправить её с больным мальчиком в академию.

Тем временем Пашка поднялся с кровати и поплёлся в сторону ванной.

— Не паникуй, Ксюша, — сказала Заболоцкая всё так же спокойно. — Температуру мы ему быстро собьём, я уверена… Но если ты его сейчас не отпустишь, он же потом ни тебе, ни себе этого не простит.

Хрусталёва беспомощно опустилась на смятую постель и в волнении сцепила изящные кисти рук.

— Я не знаю… — выдохнула она. — Чувствую себя чудовищем.

— Всё будет хорошо, — подбодрила её подруга. — Ты же сама говорила мне, что он гений. Вот пусть едет и сдаёт… а потом — сразу же, без проволочек, немедленно — к врачу!

Третий тур Пашка помнил словно в тумане. Температуру и правда удалось сбить, но слабость, разбитость и головокружение никуда не делись. Он просто стиснул покрепче зубы и сказал себе, что должен это выдержать. Должен поступить. Во что бы то ни стало!

Концертмейстер играл какую-то мелодию, и Пашка импровизировал под неё — рассказывал в танце всё, что чувствовал. Любовь к маме и отчаянную тоску по ней… любовь к Милке… к родному городу… к детскому дому, к Высоцкой, к Хрусталёвой… и к балету. Конечно же, превыше всего — к балету. Он кружился по классу, где проходил экзамен, и прыгал, и распластывался на полу, и снова поднимался… и ничего и никого не видел вокруг. Он даже не сразу сообразил, что музыка остановилась.

— Паша, что с тобой? — услышал он будто сквозь вату. Та самая женщина в очках, которая запомнилась ему ещё с предварительного отбора, встала из-за стола и сейчас приближалась к нему. — Ты хорошо себя чувствуешь?.. Мы же сказали: стоп, спасибо!

Пашка остановился, тяжело дыша. Волосы прилипли к взмокшему лбу, сердце, казалось, пробьёт сейчас вздымающуюся грудную клетку.

— Паша?.. — снова донеслось до него как будто откуда-то издалека. Это было последнее, что он услышал, прежде чем потерять сознание и рухнуть прямо на торопливо подставленные руки испуганного педагога.

Москва, 2017 год

Никогда ещё Даша не чувствовала себя настолько лишней на чужом празднике. Невысказанный вопрос “Что я здесь делаю?” так и витал в воздухе. Даже в театре, когда Павел пригласил её понаблюдать за спектаклем из-за кулис, она не испытывала столь мучительной неловкости, когда находилась между снующими туда-сюда артистами, хотя, разумеется, тоже была для них чужачкой. Но там, среди танцовщиков, ей было легко и хорошо на одной с ними волне. Здесь, на свадьбе Милы, среди незнакомой толпы — трудно. Не плохо, нет, слишком громкое слово… просто некомфортно. Всё-таки Павел был прав, пытаясь отговорить её от этой затеи.

Когда Даша согласилась пойти на свадьбу, он пришёл в лёгкое недоумение.

— Зачем тебе это надо? — спросил Павел. — Неужели ты веришь в искренность её приглашения?

— Конечно нет. Мила просто привыкла держать всё под контролем…. вот и позвала меня, чтобы не упускать из виду наши с тобой отношения. Она хочет лучше знать своего врага в лицо, — пошутила Даша, — и я решила доставить ей это удовольствие.

В глубине души, чего скрывать, Даше было ещё и любопытно — что за мужа могла себе выбрать такая странная и неординарная девушка, как Мила. Действительно ли она любит его? Ну и… если уж совсем откровенно… хотелось понаблюдать за реакцией Павла на свадьбу своей лучшей подруги.

— Не думаю, что она считает тебя врагом… — возразил Павел, но всё-таки вынужден был признать:

— Да, ей хочется контролировать всё, в том числе и нас с тобой.

— Наверное, — осторожно предположила Даша, — ей нужно окончательно разобраться в том, действительно ли мы с тобой существуем… Если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю, — откликнулся он серьёзно, взяв её лицо в ладони и вглядываясь в глаза, словно пытался прочесть там все её страхи и сомнения. — Мы есть, я это точно знаю.

Даше очень хотелось поверить ему — просто потому, что от одного упоминания имени Милы за последние недели у неё развился натуральный невроз. Каждый раз, когда Павел обнимал или целовал её, ей казалось, что вот-вот откуда-нибудь, подобно чёртику из табакерки, выскочит Мила. Наверное, чтобы окончательно расслабиться, Даше требовалось уехать с Павлом вдвоём куда-нибудь далеко-далеко, за тысячу километров от Москвы, чтобы никто не смог и не посмел их побеспокоить.

Жених в итоге оказался Милке под стать — такой же прожигатель жизни. Красивый богатый мальчик из инстаграма с ветром в голове и отсутствием какого-либо определённого занятия или даже хобби. Мила обмолвилась, что отец собирается приобщать Михаила к семейному бизнесу, но для начала было бы неплохо как минимум нарисовать ему диплом, потому что в Финансовом университете, где парень формально числился студентом, он не появлялся уже год.

Впрочем, смотрелись молодожёны и впрямь эффектно — и, кажется, знали об этом, без устали делая бесконечные совместные селфи для своих подписчиков в соцсетях.

Мила выглядела красоткой. Да она и была красоткой, Даша не могла этого не признать. Пена белоснежных кружев и фата оттеняли смуглую золотистую кожу, волосы были убраны в высокую причёску, открывая шею и нежно-хрупкий изгиб плеч, глаза сияли… Даша нечаянно — честное слово, нечаянно! — поймала взгляд Павла, брошенный на Милу… и предпочла не разбираться в его значениях и оттенках, их было слишком много, причём самых противоречивых. Тем более, что он и сам быстро отвёл глаза, вздохнул… и крепче сжал Дашины пальцы.