Она повертела кольцо в разные стороны, словно пытаясь поймать на гладкую грань камня отблеск солнца, которого сегодня не было.

Поднесла к лицу, принюхалась. Пахнет табаком и свежим, на основе лемонграсса, одеколоном.

Чихнула.

Возле причала заходились плачем чайки, кружась над неправильно-неспокойной иссиня-черной водой Стылого озера.

Снова пошел пушистый снег, который, впрочем, тут же сметал с палубы невесть откуда взявшийся проворный юнга. Зря старается. Все равно этот снег не продержится долго. К вечеру растает.

А еще Гведолин подумала, что ни к чему дальше тянуть. Арон прав — нужно купить небольшой ткацкий станок. Глаза и пальцы ее еще не подводили, но теперь ей все чаще хотелось соткать небольшой коврик, теплый дорожный плащ или мягкую ткань для исподнего.

Тем более, на городской площади скоро собирается ежегодная большая ярмарка.

На площади сожгли двух ведьм. Похоже, прямо на ежегодной ярмарке в честь праздника Сольгрейн, надеясь придать событию наибольший размах и зрелищность.

Возвращаясь от Терри Гведолин пришлось пройти через Имперскую площадь, на которой происходили гуляния. Так короче. Возможно, она еще успеет вернуться в работный дом до начала утренней смены. Возможно, даже успеет переодеться.

Площадь рано утром, после ярмарочной суматохи, напоминала большую помойку. Кучка беспризорников и нищих, надеясь обнаружить что-нибудь стоящее или съестное, копалась в мусоре, дерясь с бродячими собаками за каждые обнаруженные объедки.

Гведолин шла быстрым шагом, почти бегом, молясь Пречистой Воде, чтобы на нее не напали и чтобы ее отсутствия ночью никто не обнаружил.

Но не смогла пройти, не бросив полный ужаса взгляд на страшные, торчащие вверх черные столбы с перекладиной посередине.

Как-то раз Терри рассказал легенду о древнем маге, распятом на кресте, но не сожженном, а медленно умиравшем в течение нескольких дней от жажды и страданий. Маг был молод, умен и хорош собой. Он странствовал по свету, неся людям просвещение, даря любовь, делясь мудростью, уча справедливости и исцеляя от болезней наложением рук. Люди тянулись к нему, как мошкара к свету, верили и воплощали в жизнь девять простых правил, которые проповедовал путник. Толпы приверженцев образовывались всюду, где бы маг ни появился. Некоторые, избранные, начали странствовать вместе с ним. И все бы хорошо, если бы у мага не появились завистники. Те, для кого свободная воля и возможность выбора не значили ничего. Те, для кого улыбки исцеленных и нищих были подобны кинжалу в сердце.

Те, для кого Учение о Жизни представлялось иллюзией, а сам Учитель — лжецом и самозванцем. Сговорившись, эти злые люди заколдовали ближайшего ученика мага и тот, будучи под властью чар, предал своего Учителя. Молодого мага нашли, схватили, долго пытали и допрашивали, выпытывая секрет целительских способностей и умения очаровывать толпу. Но на все расспросы он лишь измученно улыбался и неизменно отвечал, что лишь сила любви сделала его тем, кем он является. Это и есть секрет.

На что злые люди саркастично смеялись и плевали ему в лицо. А потом — распяли. Маг умер, а через шесть дней воскрес и явился своим ученикам. Ученики посчитали воскрешение добрым знаком и с тех пор стали почитать мага как Бога. По всему свету принялись строить для него храмы, похожие на храмы Пречистой Воды.

И сейчас, глядя на два опаленных столба, Гведолин словно воочию увидела крест, на котором распяли того несчастного из легенды Терри.

А в голову лезли всякие неуместные мысли, наподобие тех, почему ведьм на сей раз решили привязать таким изощренным способом? Ведь до сих пор столб ставили один, без перекладины…

Ведьм боялись до суеверного ужаса в глазах. Никто не знал пределы их возможностей. Но вот что наверняка знал каждый: там, где появлялась ведьма, начинали происходить несчастья. А еще все знали, что ведьмы частенько выдают себя за целительниц. И пусть они лечат так, что любой доктор с образованием, шесть лет отучившийся в Академии, и в подметки им не годится. Люди боятся, а страх парализовывает не только тело, но и разум, заставляя обращаться к целительницам только в случае крайней нужды, тогда, когда пойди за помощью уже больше не к кому.

Целигельница… Все в работном доме уже знали, кто она такая. И с каждым новым днем, с каждой оплавившейся свечой, а особенно после таких, наводящих ужас зрелищ, Гведолин начинала все больше бояться, что однажды ее тоже примут за ведьму. И сожгут.

Мэла она нашла в псарне.

Парень все еще возился со щенком, которому три дня назад здорово попало от самого злющего козла во дворе. Мужчинам и мальчишкам работного дома самим, порой, приходилось прятаться, почуяв козлиную вонь и услышав надсадное «меканье». Мел давно предлагал зарезать вредную скотину, но козел был прекрасным производителем, и тетка Роуз не соглашалась ни в какую.

Этот щенок оказался либо особенно глупым, либо просто не успел вовремя убраться с козлиной дороги. Буйное животное с разбегу ткнуло его рогами, один из которых угодил прямо в глаз. Тот вытек и теперь гноился, вызывая мучительное воспаление и боль. Щенок отказывался есть и пить. И жалобно надсадно скулил.

— Если заражение попадет в кровь, он не жилец, — подняв голову и слегка прищурившись, сказал Мел. Осторожно погладил щенка по голове. — Посмотришь, Гвен?

Она села на корточки возле несчастного малыша, потрогала нос и уши.

— Не жилец. Чем ты промывал?

— Все перепробовал. Начиная с отвара ромашки и заканчивая даже… даже… — тут он замялся и покраснел, — собственной мочой.

— Отличное средство, — Гведолин не стала глупо хихикать, зная от бабки Зараны, что моча действует иногда лучше самых проверенных настоек. — Но ему не помогло.

От Мела разило перегаром. Обычно аккуратный парень, с волосами цвета спелого ореха лещины, желтыми, как у кота глазами и пытливым выражением лица, выглядел сейчас изрядно помятым и истаскавшимся. В волосах застряла солома, рубашка оказалось порванной и грязной. Похоже, он хорошо погулял на ярмарке и сегодняшнюю ночь провел прямо здесь, в псарне. Если заметят, ему придется худо.

— Не помогло, — горестным эхом отозвался он. — Можешь что-нибудь сделать?

Она могла. До сегодняшней ночи. Пока не исчерпала себя досуха, пытаясь вернуть к жизни Терри.

— Мел, я бы с радостью… но не сейчас.

Вот как ему объяснить? Смотрит преданно, ждет. За минувшую осень все они здесь оценили ее целительские способности. А ведь не верил никто поначалу! Особенно когда они с бабкой Зараной по вечерам перешептывались. Работники недоумевали — чему может научить полоумная старуха? Но той зимой убедились. Весной — поверили. Летом — заставили работать. Своя бесплатная целительница — разве не выгодное приобретение? Вот только и от основной работы ее никто освобождать не стремился.

Гведолин вспомнила, как однажды в начале весны за ней прислала тетка Роуз. Оказалось, нынешний теткин любовник — мясник Кверд, — вторую неделю мучается от затяжного запоя. Тетка потребовала сделать все возможное и невозможное, дабы Кверд не скончался прямо здесь, в работном доме, в ее комнате.

А Гведолин целый день за работой. Скудная еда. Пальцы ноют и горят, помня только шерстяную нить, которая все тянется, и тянется, до бесконечности. Она устала. Очень устала. А лечение требовало сил. И в случае с Квердом, как оказалось, одними настойками было не обойтись.

Любовник тетки Роуз медленно сгорал. Гведолин почувствовала это сразу, как только вошла. В предсмертном состоянии у людей менялась аура. У нее еще не всегда получалось точно определять состояние людей по аурам, как учила бабка Зарана. Но когда человек почти за гранью, такое сложно не заметить.

Сначала раствор соды с солью, как можно больше, чтобы промыть желудок. Затем — контрастное обливание. Тетка Роуз сама вызвалась тащить любовника. Ругалась сквозь зубы, но тащила. Гведолин помогала. Растереть. Снова напоить — особым зеленым сортом чая с лимоном. Влить как можно больше. Растереть виски мятной мазью. Но в случае Кверда этого было недостаточно. Он почти подступил к той черте, через которую никак нельзя перешагивать. Сердце отказывало. Чуда от Гведолин не ждали. Просто ясно дали понять, что ей будет очень и очень плохо, если Кверд умрет.