Выудив из шляпы честно заработанные монеты, Эль преподнесла их Терри.

— Усложним задачу? — надменно вопросил он.

— Эм… Пятнадцать шагов? — осведомился Жаном.

— Двадцать. И восемь золотых.

— Шесть, — не растерялась Эль, хватая Жанома за руку: — Пусть попробует, Жан, все равно ведь промажет. И у тебя с двадцати не всегда выходит.

— Семь золотых, — не сдавался Терри.

Гведолин понимала, что в чем в чем, а уж в торге сын мясника знал толк как никто другой. Да и считал отлично.

— Пусть попробует, — завопили из зала.

— Да не получится у него!

— А вдруг добросит?

— Брешет! Не выйдет!

Жаном, наклонившись к Эль, что-то зашептал ей на ухо.

Помощница, нервно передернув плечами, подошла к тюльпану, вытащила уголек и несколькими росчерками дорисовала еще один цветок рядом с первым — только поменьше.

— Попасть нужно в лист, стебель и бутон, — проговорил Жаном, подавая Терри ножи. Пять ножей, пять попыток. С двадцати шагов. По рукам?

Терри взвесил ножи в руке.

— По рукам.

Из пяти лишь один нож не удержался в стене и упал на пол. Четыре других исправно торчали в цветке, ощерившемся ими, как еж иголками. И да, Терри попал. В лист, стебель и бутон.

— Заключим пари? — надменно вопросил Терри вконец опешившего артиста, только что расставшегося с семью золотыми. — Два ножа — две попытки.

— Мы больше не играем на нашу выручку, — отрезал Жаном. — Так и вовсе без нее остаться можно. И вообще — представление окончено. Всего хорошего, господин.

— Я предлагаю лишь отыграть назад ваши деньги, — Терри жестом остановил собирающихся уходить артистов. — Десять золотых остаются у меня, если я попаду в цель. Если нет — получите их обратно. По рукам?

Жаном заколебался, несмотря на то, что Эль настойчиво тянула его по направлению к стойке трактирщика.

— А какая мишень? — все-таки поинтересовался артист.

— Живая, — непринужденно улыбнувшись, бросил Терри.

— Да вы с ума сошли, господин! — Эль выпустила руку своего напарника, развернувшись к Терри всем корпусом. — Мы этот номер годами репетировали, я не встану под ножи неизвестно откуда заплутавшего гостя, пусть даже и такого меткого.

— Я и не собирался вас просить, — почти зло выговорил Терри. — У меня есть человек, который мне доверяет.

— Прямо здесь? В этом зале? — опешила Эль.

— Здесь, — Терри кивнул. — Так вы согласны?

— Да Засуха с тобой! — повелся Жаном. — С двадцати шагов в яблоко над головой твоего человека. Идет?

— Согласен.

Они обменялись рукопожатиями.

Народ в зале ликовал, удваивая заказы выпивки и закусок, предвкушая очередное незабываемое зрелище.

Эль тихо шипела в стороне.

Подойдя к столу, где сидела Гведолин, Терри любезно подал ей руку.

— Пойдем. Поможешь мне?

Возможно, зрители нечетко расслышали то, о чем договаривались Терри, артист и его помощница. Но не Гведолин. Она, обладающая ведьминским слухом, слышала каждое слово.

Слышала, но отказывалась верить.

— Помочь в чем?

Терри нетерпеливо схватил ее за руку.

— У стеночки постоять. Ничего сложного.

Постоять. В качестве мишени. Вернее, мишень — яблоко, которое она будет держать, но тем не менее.

— Нет, Терри, — она попробовала вытянуть руку, но не получалось — держали крепко, — я не хочу. Здесь столько народу, все смотреть будут.

Приблизившись вплотную, Терри заглянул ей в глаза. У него глаза прозрачно¬серые, как камешки в воде, у нее — шоколад, который она видела на витрине магазина, но никогда не пробовала.

Светлое и темное…

— Ну же, Гвен, прошу тебя — пойдем. Разве ты мне не доверяешь?

После всего, что с ними было, он сомневается?

Сомневается. И смотрит отстраненно-холодно.

Она сморгнула.

— Доверяю.

— Тогда докажи!

Она дала себя увести. От такого надежного стола, от мужа с женой, недоуменно наблюдавших эту сцену, но не посмевших советовать и возражать. Подвести к стене с тюльпаном, мягко подтолкнуть, развернуть. В руки ей сунули чудом сохранившееся до весны яблоко — большое, белое, со сморщенной кожей. Гведолин повертела его в пальцах, задумалась: в хорошем погребе без сырости и плесени яблоко вполне может пролежать так долго. Не такое сочное, но есть можно…

Ей что-то сказали. Что?

Положить яблоко на голову. Стоять не шелохнувшись. Почему бы и нет? Действительно, ничего сложного…

— Совершенно ничего сложного, — поморщился Терри. — Так не годится. Нужно завязать глаза. Есть у вас платок?

Жаном, как сомнамбула, протянул белый платок, но Терри, коснувшись его, лишь поморщился: платок пропитался потом артиста, когда он оттирал им лоб после номера.

— Прекрасные леди, кто-нибудь в этом зале одолжит мне платок?

— Я!

— И я!

— Мой, возьмите мой!

Проворнее всех оказалась жена бородача — стянув с шеи алый бант, она протянула его Терри.

Жаном лично завязал ему глаза.

Эль демонстративно отвернулась к противоположной стене.

— Слушайте, да он сумасшедший! — выкрикнул кто-то из гостей.

Зрители, хоть и осоловевшие от сытного ужина и выпивки, только теперь похоже, поняли окончательно, что Терри не шутит. Со всех сторон послышалось:

— Пойдем отсюда!

— Останемся, это же часть номера! Парень знает, что творит. Он — подсадная утка, свой человек из зала!

— Точно! И девка с ними. У-у, одна шайка! Глядите, она ведь ни капли не боится. А что, если парнишка промажет? Убьет ведь, как пить дать!

— Прирежет!

Не боится… Зря они. Она боится. Очень-очень боится. Боится такого Терри — его серьезного тона с металлическими нотками в голосе, когда он просил ее помочь — словно не просьба, а приказ. Боится, что он не попадет в стену. Терри меткий, она видела, как он бросал ножи в дерево. Но ведь с завязанными глазами сложно не попасть в живого человека.

А ведь сейчас он может убить ее. Гведолин вдруг осознала это настолько отчетливо, что ее охватил даже не страх — ужас.

Терри не отступит, он не привык отступать.

А умирать не хотелось.

Ужас свел живот осколками льда, пробежался по позвоночнику, остановился в кончиках пальцев.

Свечи в зале дрогнули. Вспыхнули. Пламя поднялось выше, воск угрожающе зашипел.

Люди заметили. Забеспокоились.

А Терри все стоял, поглаживая рукоятку кинжала. Что же он медлит? Не может решиться?

Нужно успокоиться. Расслабится. Вдохнуть. И выдохнуть. Ведь если Гведолин не сделает этого, огонь вырвется из-под контроля. А она не умеет, не знает, что делать и как с ним совладать… Будет пожар.

Нет, нельзя допустить подобного!

Гведолин судорожно перевела дыхание. Сжала и разжала кулаки. Поморгала. Облизал губы. Оттерла о юбку влажные ладони.

Пламя свечей немного утихло, перестало метаться, словно на ветру.

Уже хорошо.

Медленно, словно во сне, когда кажется, что ты уже должен сделать десять шагов, но делаешь только один, Терри отвел руку с клинком назад. Размахнулся.

Нож сорвался в полет.

Но в то же самое время Гведолин дернули за руку, утаскивая в сторону. Яблоко упало, покатившись по полу.

Нож вонзился в стену. В середину стебля тюльпана. Гведолин отрешенно смотрела на цветок, вскользь подумав, что ее голова была выше. Примерно, на целый шаг.

Зрители взорвались воплями ужаса и восторга.

Терри в бешенстве сорвал повязку, уставился на голую стену с торчащим ножом.

А Гведолин, обернувшись, наткнулась на застывший лед в выцветших глазах Лиера.

— Совсем сдурела, что ли? — зашипел вампир, продолжая выкручивать ей руку и оттаскивая к стойке трактирщика. — Ладно, Фейт — он сейчас не слишком хорошо соображает, но ты, ведьма, с тобой-то что? У тебя голова на плечах есть?

Гведолин кивнула, почувствовав, как вспыхнули уши — кому понравится, когда его отчитывают, словно ребенка?

Лиер положил руки ей на плечи, развернул к себе.

— Это сейчас есть. Еще немного — и не было бы больше. Куда ты полезла? Зачем согласилась?