— Вы — из триады?

— Уверен, что слышали о «Союзе цветов дракона». Триады — старомодные банды, в которые сбивались от страха лавочники, скопидомы и не совсем понимающие новую роль денег люди. Феодализм давно отошел в прошлое. Эта страна, как и соседи, превратилась в технологического акселерата. Монополия кладет конец национализму, патриотизму, капитализму и социализму. Если хотите, только она в то же время в состоянии дезинформировать «красную звезду», которой чрезмерно подвержены профсоюзы...

— Не забывайте, мистер Цзо, эта страна — моя страна.

— Не будьте наивным. Я позволяю себе резкость, надеюсь, что говорю с проницательным партнером. Вы — с нами, были и остаетесь. Вы исключение из серой массы, предназначение которой — производить блага и удовольствия для избранных, то есть для нас.

Майкл Цзо захватил палочками кусочек черепахи. Желатин выдавился в уголках губ. Клонт, склонившись, доливал «Меконг» в его стакан.

— Во все века избранные состязались за первенство. Князь нападал на князя. Уводил рабов, увозил богатство, присваивал строителей, врачей и артистов. Кто пускал добытое на ветер, кто набивал им подвалы, кто строил дороги и города, занимался благотворительностью — на все была добрая воля избранных. Главное, что путь добычи — один. Разве вы, дорогой мистер Йот, не доказали, что пришли к нам, выполнив договоренность? Но...

Не переставая жевать, он сделал глоток виски. Продолжил:

— ...оставим философское сближение деловых позиций. В отличие от вас, если вспомнили наконец, где мы раньше с вами встречались, я окончил Таммасатский университет. Так что в теории, да и в практике я сильней. Поэтому: да или нет? Учтите, если нет, мы начнем с вашего брата и его семьи. Не побывали еще в гостях! Прелестные у вас племянницы!

— Дайте время на обдумывание.

— Хорошо, даю пять минут.

— Могу я выйти в туалет?

Цзо кивнул. Поворачиваясь, Палавек приметил Абдуллаха, который фарфоровой ложкой жадно уплетал суп, запивая пепси-колой.

В кабинке Палавек прислонился лбом к влажной стене...

«Орешек разгрызается. Но зубки у хозяина поскрипывают, — подумал Абдуллах, исподтишка наблюдая за Майклом Цзо, которому он вот уже десятый год служит верой и правдой. Когда-то его тренер по боксу говорил: на краю поражения следует расслабиться, тогда придут новые силы. Если противник мощно бьет тебе в грудь, отступи! При ударе центр тяжести у противника сместится вперед, и достаточно твоего легкого удара, чтобы повергнуть его. Правда, такой прием достигается, когда руки твои словно железо, обернутое ватой, когда ответный удар нежен, но имеет вес... — Тебе бы, дружок Красный, такой прием сейчас подошел. Но ты не владеешь им, благородный и бескорыстный неудачник!»

А Цзо вспоминал, поглядывая на секундную стрелку часов, того Палавека, которого случай свел с ним в октябре семьдесят третьего года. Чужого всем, подававшего четкие команды в отобранный у него, Майкла, мегафон. Гримасу, исказившую лицо Палавека, когда Цзо от имени студенческого комитета отказал в финансовой поддержке его брату. Интересно, пошел бы тогда Палавек с ним, Майклом, связавшим судьбу с «Союзом цветов дракона», если бы он приветил демобилизованного солдата?

Зрачки между гладкими, без единой складки веками, будто вскрытыми лезвием бритвы, скрылись за ресницами. Давно сузивший свой внутренний мир до некоего подобия прибора, вычисляющего возможную выгоду или предстоящие потери, грозящую опасность или благоприятные условия для нападения, Цзо взвесил характер и жизнь человека, которого ждал. Чутьем понял: каким ни будет ответ, Палавек останется вне интересов «Союза», а может, и стал беспощадным врагом.

Он подал знак Клонту. Направляясь к столику, официант почтительно пропустил Палавека.

Атташе-кейс, остававшийся у ножки стола, кажется, не трогали.

— Клонт, принесите то, что вам передали для меня.

— Ничего не остается, — вздохнул Палавек. — Условия приняты.

— Не сомневался и поэтому отдал распоряжение принести гонорар за уже оказанную услугу и аванс за услуги, которые вы предоставите в будущем. Пишите расписку.

— Это обязательно?

Цзо хохотнул.

— Дорогой мистер Йот! Адмирал! Китайцы не произносят ни молитв, ни клятв, ни присяги. Они их пишут. Потом, правда, сжигают. Эту бумагу, однако, не сделаем жертвой традиции! Извольте соблюдать ваш новый этический кодекс... Вот ручка и бумага. Пишите... Я, такой-то, получил от господина Майкла Цзо десять бриллиантов общим весом девять карат для передачи господину Лю Элвину, владельцу ювелирного магазина, члену компании «Объединенные гранильщики», проживающему по адресу: Нью-роуд 1086/16, Бангкок. Подпись...

Нью-роуд, или «Новая дорога», проходила через старейший китайский квартал, застроенный двухэтажками, в которых нижнее помещение, как правило, лавка, а верх — жилье. Грязное и дешевое место, где неизвестно по какой причине среди менял, скорняков, портных, прачек, стекольщиков и знахарей несокрушимыми крепостями стояло несколько ювелирных магазинов. Словно дозорные «Союза цветов дракона», держащие под неусыпным наблюдением подданных — хуацяо.

Клонт подал на подносе замшевый мешочек.

Цзо молча указал на Палавека. Невежливо, будто сбрасывал неотвратимые убытки.

Тот принял мешочек, достал атташе-кейс, открыл его на коленях — оружие оставалось на месте, положил мешочек, снова захлопнул крышку.

— Проводите нас, Клонт, с господином к телефону...

В трубку Цзо сказал на кантонском диалекте:

— Почтенный учитель Лю, говорит Майкл Цзо. Извините великодушно, что звоню в пятницу и так поздно. Я вынужден произвести абсолютно неотложный платеж наличными. Однако банки уже закрыты до понедельника, а требуемой суммы под рукой нет. Я вручил девять карат бриллиантов некоему господину Йоту. Через полчаса прибудет... Почтительная просьба оценить камни и расплатиться с ним. Неоценимо лестно! Всяческого благоденствия!

Старик привратник, сидевший на бамбуковой табуретке при туалете, перестал дергать ногами. Икры вновь ритмично задергались, когда в трубке прозвучал отбой.

Вернувшись в зал, Цзо дал младшим братьям сигнал: свободны. Оба не потрудились, хотя бы приличия ради, повременить. Задвигали стульями, потребовали счет. Старец, едва закончится обед с Палавеком, наверняка получит сообщение, что Красный принял бриллианты. Ну а он, Цзо, в понедельник доложит Самому старшему брату иную легенду.

— Вы не хотите взглянуть на сокровище, которое получили? — спросил он ласково Палавека. Вновь из-под стола появился атташе-кейс. — Как оружие? — поинтересовался после созерцания бриллиантов.

— Спуск мягкий. Бой безупречный. Хватило и двух выстрелов.

— Значит, осталось одиннадцать? Берегите патроны от моего оружия. Вторую обойму, к сожалению, предоставить пока не могу. Марка новая...

«И вовсе не твое, — подумал Палавек, — а Нюана. И не одиннадцать вишен у меня в запасе, а тринадцать. Но знать тебе это ни к чему».

— Мистер Цзо! Теперь, когда между нами полная ясность, я полагаю, что в мои новые служебные обязанности в «Союзе цветов дракона» не входит совместное увеселительное времяпрепровождение. Благоволите освободить меня, сообщив, где и когда я могу вступить на борт «Револьвера» и возобновить операции... под вашим командованием.

— Что ж, «Револьвер» в порту Хуахин. Катер переведен на легальное положение: внесен в филиппинский реестр, имеет портовую приписку. Бортовое название — «Красная стрела». Длинный Боксер, механик и один из бывших солдат — при катере. Других людей на борту нет. Без вас удальцы, которые, кстати, имеют на руках подлинные документы, с места не желают сдвинуться и под автоматами. Это проверено...

— Благодарю. Я ухожу...

— Будьте осторожны. И обязательный совет: ночуйте у брата. Во всем Бангкоке сегодня для вас, дорогой мистер Йот, безопаснее места нет!

Когда дверь «Чокичая» мягко прикрылась за Палавеком, шел девятый час. Огоньки лампочек, вполнакала светивших над лавчонками и забегаловками, и керосиновые камельки лоточниц, сидевших на тротуаре, выписывали дугу, уходящую в ночь. За Чао-Прайя сверкали зарницы. Жара компрессом ложилась на лицо и грудь, намокала рубашка. Но даже надрывный вой «тук-тука», лишившегося глушителя, радовал и казался вестником свободы. Не хотелось думать о будущем.