Цзо протянул запотевшую банку с кока-колой. По его кивку матрос, ходивший к холодильнику, влажными холодными пальцами начал массировать голову Палавека. По мере того как боль рассасывалась, прикосновения становились грубее и чаще. Способ назывался «ласка наизнанку», применялся специалистами высокого класса и большой силы в пальцах. В Бангкоке они ценились бизнесменами, задерганными заботами. Челядь у Цзо была на подбор.

— Почтенный мистер Йот уберет в столице человека, которого я назову. Мои люди заняться им не могут. Не доверишь и случаю... Команда «Револьвера» станет... э-э-э, как бы сказать, страховым обеспечением ваших действий. Относительно радиста... Вы верили ему, а обманываясь, обманывали команду. Лицо капитана может спасти смерть предателя, смерть, как я понимаю морские порядки, по вашему прямому приказу. Действуйте! Это входит в условия нашей договоренности.

— Освободите Длинного Боксера...

Цзо кивнул. Со штурмана сняли никелированные наручники. Рубашка липла к телу Длинного Боксера, по нагрудному карману расплывалось ржавое пятно от размокших сигарет. Глаза помутнели, мускулы рук сводила судорога. Подергивалась нога, которой штурман не владел, отсидев скрюченным на пайоле.

— О каком человеке в Бангкоке идет речь? — спросил Палавек.

— Если вопрос — согласие, узнаете перед пересадкой на сампан, который доставит вас на берег. Речь идет не о ваших близких, не о ваших политических друзьях, поскольку все они, во всяком случае из тех, которые остались в живых, находятся среди нас. Полагаю, у вас, мистер Йот, складывается вполне определенное впечатление, что с вами ведут переговоры, а не принуждают...

В обстоятельствах, когда жизнь тех, кто доверился ему, не стоила и бата, условия представлялись приемлемыми. Отряд сохранялся. Наказание предателя очистило бы полностью совесть. Цзо не навязывал последующего сотрудничества. Это, правда, удивляло. Последуют новые требования? В любом случае карты оказались битыми, и приходилось подчиниться.

— Предателю — смерть, Длинный Боксер?

— Как приговорят братья.

Матрос в белой форменке за наручники рывком поднял механика, потом бывшего солдата. Рука механика, сломанная в запястье, вывернулась наружу. Изуродованная кисть символизировала то, во что в течение нескольких минут превратилось «Братство морских удальцов», соприкоснувшись с Майклом Цзо и могуществом денег, которые стоят за ним. Правильным ли был путь?

— Смерть предателю, — сказал механик.

— Смерть предателю, — сказал бывший солдат.

Радист ушел под воду почти без всплеска. Длинный Боксер сжимал и разжимал пальцы левой руки. Он был левшой, и его коронным ударом все еще считался «кошачий коготь».

— Один из учеников Конфуция говаривал: не человек, не земное и не небеса вызывают интерес, а пламя, которое пожирает и человека, и землю, и богов... Все — на «Лунатик»! — распорядился Цзо.

— Я могу проститься со своими? — спросил Палавек.

— С кем-нибудь одним. Можно с механиком.

— Механик, — сказал Палавек. — Ты не горюй, механик.

Именно перед ним хотелось оправдаться, заручиться пониманием. Пониманием чего? И в мыслях не было, что он, если все пройдет удачно в Бангкоке, не вернется к ним.

Цзо, отвернувшись, любовался морем.

— Мы верим тебе. — Черное от ссадин лицо механика искажала боль. — Видно, курс держали не тот. Лучше об этом — потом. Мы будем думать, ожидая тебя. Ты нам верь тоже.

Их увели на «Лунатик» с уже запущенным двигателем...

Потом произошла встреча с «Морским цыганом», на борту которого Абдуллах ждал своего часа и своего хозяина Майкла Цзо.

Едва над сине-желтым мелководьем близ острова Тарутау закудрявились макушки мангровых зарослей, к которым «Морской цыган» подошел через три дня, старый Нюан скомандовал «стоп машине». Под лучами закатного солнца скользнули в прозрачную воду лапы большого якоря. На мачте повисли три голубых шара — сигнал постановки сетей. Седловина на вершине острова курилась легкими облачками.

К ночи в полутораста метрах прошел сторожевик с бортовым обозначением «Полиция». На мостике блеснули линзы прожектора. Прикрыв ладонями бинокль, Палавек различил подсвеченное приборной доской скуластое лицо рулевого, растопыренные локти командира со сдвинутой на затылок фуражкой, расчехленную скоростную пушку. Обойдя «Морского цыгана» с обоих бортов, сторожевик лег на южный курс, к границе.

— Абдуллах! — позвал из кормовой каюты Нюан.

Подбирая шлепанцы, малаец соскочил с крыши надстройки. Приторный аромат марихуаны тянулся от его сигареты.

— Ныряй! Захотелось лангустов, — распорядился старик.

— Жизнь прекрасна! Вы — справедливый человек, хозяин.

Матрос старался напустить на себя вид, будто верит, что старый Нюан простил работу на Майкла Цзо. Звеня пряжкой ремня, на котором висел крис, сбросил полотняные штаны. Ножны глухо стукнули по палубе. Бестолково суетился, разыскивая очки для ныряния, остававшиеся на лбу. Притворство не обманывало даже мокенов. Малаец понимал это, но понимал и то, что никто не решится его и пальцем тронуть. Он разыграл удивление, обнаружив очки, потом боязнь перед водой, не вязавшуюся с сильным и уверенным броском с корзинкой и зажженным фонарем, обернутым пластиковым пакетом.

— Красный! — позвал Нюан.

Палавек размышлял: передаст наблюдение за ним Абдуллах или увяжется на берег?.. Силуэт малайца и зеленое пятно от фонаря метались у борта, будто под толщей воды шла драка фантастических рыб.

— Возьми этот взамен того, который в атташе-кейсе. Цзо будет считать твои пульки до тринадцати, а здесь их пятнадцать.

Старик развернул кусок махровой ткани с масляными пятнами. Там лежал браунинг с более удлиненной рукояткой.

Огромный лангуст влетел на палубу. Под светом керосиновой лампы усики-антенны и тонкие ножки, выгибавшийся суставчатый хвост отбрасывали причудливую тень. Пахнуло водорослями. Абдуллах с фырканьем успокаивал дыхание. Ухватив якорный канат, отдыхал в коричневой воде. Потом, изогнувшись, затылком ушел под воду.

— Откуда такой? — спросил Палавек, разглядывая браунинг.

Владелец «Морского цыгана» поднял гладкие, будто подрезанные веки. Вопрос почти что невежливый — в море не интересовались: у кого, что, откуда?

— Усовершенствованная модель. Просто на два патрона в обойме больше. Тебе следовало бы, Красный, отдохнуть...

Новая добыча упала на палубу. Они посмотрели на сероватого лангуста, который скребся шипами по доскам.

— Быстро ты! — крикнул Нюан за борт. — Еще пару, и пусть твой бог воздаст тебе!

С кряхтением переползая на коленях, старик поддел лангустов пластмассовым тазом. Прислушался: под водой ли Абдуллах? Добавил:

— У Цзо большие деньги, многие заботы и крупная игра. Для него ты не партнер. Только орудие. Самураи говорят: не доверяешь повелителю — скажи на приказ «да», а поступи по-своему. Цзо друг всем, потому что дружба для него вроде моторного масла. Он мажет ею механизм, делающий его деньги и создающий его власть. Или спасающий его лицо... А лицо его спасает обычно только смерть других.

Третий лангуст упал, за ним — четвертый.

— Когда-то я здорово зарабатывал в этих краях сбором ласточкиных гнезд, — сказал Абдуллах, подтянувшись рывком на палубу. Широкая грудь вздымалась, поднимая плечи. Он тряс головой, выгоняя воду из ушей, отплевывался и сморкался. — Мы лазали по кручам, собирая их. Мой хозяин и друг Цзо тогда занимался производством снадобья из смеси помета и женьшеня. Оно, как говорили врачи, помогало в девяти из десяти болезней. Даже знаменитая тигровая мазь потеснилась в аптеках. Жаль было расставаться с этим бизнесом. Мой хозяин и друг забросил его...

— Ни с того ни с сего, а? — спросил Нюан.

— Он получил крупную сумму отступного. Мой хозяин и друг сказал тогда: «Абдуллах, ты был хорошим менеджером у шайки сборщиков ласточкиных гнезд. Теперь освой новый бизнес». И я пришел к тебе, хозяин Нюан... Лучше тебе ладить с господином Цзо. У господина и моего друга Цзо есть еще более могущественный хозяин и друг. Он, я думаю, верит, что господин Цзо возьмет под опеку ваши дикие сампаны, варварские лодки мокенов и даже твой бизнес, Красный.